Царь зверей

Михаил Белоусов
Михаил Белоусов

Итак, поехали, ребята! Пред нами Воронежская область, 2007 год и полная августовская благодать, когда зной и духота царствуют в дневное время, а бодрящая прохлада заступает на пост с приходом тьмы.

Август, любимый месяц охотников. Они ждут его. Готовятся. Правда, самая крупная и сытая птица в августе ещё не летит с севера в тёплые края, потому как ей рано. Зато есть местная, родная. Пусть и мелкая, но своя. И эта своя, не стесняясь, дерзко дразнит охотников окорочками, крылышками и прочими прелестями. Напоминает им про барона Мюнгхаузена, который мог подстрелить по семь уток разом. В общем, август – это время охоты на полевую и болотную дичь с подружейными собаками. Так-то!
Сама охота начинается с утренней зари. Соответственно, подготовка к охоте начинается с предшествующей вечерней зари. И эта предшествующая часть в виде костра, шашлыка, фронтовых ста граммов со стрельбой по бутылкам и охотничьих баек гораздо главнее субботней, когда с трёх утра вы лезете в ледяное болото, ставите на грань обморожения первичные и вторичные человеческие признаки и, может быть, один раз увидите утку. Поэтому приличные люди выезжают к заветным местам ещё с обеда пятницы.
И вот такие приличные люди, охотники, которые уже перестали ходить по улицам в спортивном трико и кроссовках «Адидас», которые сняли с шей цепи, а с плеч малиновые пиджаки, променяв их на удостоверения «слуг народа», собрались заблаговременно выехать на мощной внедорожной технике к воронежским лесам и болотам. Даже не столько с целью нанести ущерб живой природе в части водоплавающих птиц, а больше с целью пообщаться в своём кругу, попить водочки и вискарика да вспомнить «дни золотые» и лихую юность. Вспомнить приличным охотникам, поверьте мне на слово, было что.
Но их воспоминания – это частное гражданское дело, а нам надо отметить, что выдвинулись они из Воронежа ближе к трём часам дня, когда радио привычно сообщило, что на Камчатке полночь. Ехали парни по трассе длинным кортежем, ехали не балуясь, по-взрослому, людей не пугая, стволы автоматов из окон не демонстрируя. Потому было им немного скучновато. А нутро, почуяв свободу, старательно искало праздника, веселья, при этом задницы – так те вообще требовали приключений.
Свернули на заправку. Стали в очередь небольшую. Двух девушек на «пежо» никак не обозвали и даже подсказали, что перед тем как уехать с заправки, заправочный пистолет лучше из бензобака вынуть. От греха подальше. Потом сами заливали топливо под завязку. Потом первые ждали последних. И пока эти последние из кортежа (а по-охотничьему – крайние) ещё дозаправлялись, первые, отъехав, радостно столпились у фур, по бортам которых были нарисованы весёлые клоуны, гимнастки и прыгающий сквозь горящее кольцо лев. Витиеватые буквы сообщали, что это цирк Ивана Коробко. Быстро познакомились с небольшой труппой. Те рассказали пару весёлых анекдотов и показали фокус с картами.
У оптимистов мгновенно родилась идея – а неплохо бы весь цирк взять с собой на охоту. Их доводы парировали пессимисты, мол, когда выпьем, у нас и своего цирка хватит с лихвой. Но парировали как-то слабо. Поэтому циркачи, почуяв, к чему тут «слуги народа» клонят, дружно пошли в отказ. Нет и нет! Гастрольный график рвать нельзя, нас ждут в Урюпинске. Там дети, пенсионеры. Нет, ни за какие деньги на болота к водоплавающей птице мы не поедем. Но «слуги народа», они тоже не лыком шиты, они такие огни и воды прошли, что никаким Рэмбо не снилось, они просто спросили: «А за большие деньги поедете?»
Из труднейшего замешательства цирковую труппу вывел внезапный громовой рык льва. Рык был такой мощи, что на мгновенье показалось, что рядом находится космодром Байконур и с него стартуют сразу несколько ракет к самым далёким планетам, или же проснулся вулкан Везувий с целью засыпать пеплом Помпеи. Колени у людей подогнулись. Очередь в туалет и в кустики быстро выросла. Бензиновые автоматы и те со страху вместо трёх по пять литров недолили. В общем, жуть страшная.
– Цезарь! – хором ласково произнесла привычная к такому рыку труппа. – Правда, старый, зараза, уже, ослаб. На утилизацию отдаём…
– Оба-на! – заинтересовались этим фактом приличные охотники. – Так, куда вы его там пристраиваете?!
– На утилизацию… ну там… заплатим в ветслужбу, а они усыпят…
– Мужики, а продайте его нам! Мы его, так сказать, сами утилизируем. На охоте. Сафари будет. Да ёпрст, ещё сфотографируемся! Ё, со львом-то! Атас!
Циркачи зачесали репу. Глазёнками завращали. Видно было, как и денежку назвать хочется, и продешевить страшно:
– Так мы… он ме-е-е… на балансе… э-э-э… учёт…
– Хорош мекать! – рявкнули охотники. – Пятьсот баксов, и зверь наш!
– Да!!! – дружным хором взвизгнули циркачи, шалея от внезапного счастья и от того, что вовремя сдержались да гораздо меньшую сумму не вякнули.
– Ой, блин, а везти-то его как?! Укротитель же нужен! – тут же озадачились охотники.
– А очень просто везти, – заверещали циркачи, боясь расторжения сделки. – Он добрый! Он пугливый! Он всегда в клетке, он в ней и родился! Он воли не видел! Мы один раз ему для хохмы живого кролика сунули вместо мяса, так он в угол клетки забился и боялся на ушастого даже глянуть. Да! А один раз рядом сварка сверкнула, так он в обморок упал! Царь зверей, мать его! Еле-еле врачиха откачала. Успокоительное колола! Во! Вы его на верёвочку – и всё!
– Так! – резюмировали охотники. – Вы сами его на верёвочку сажайте и выводите.
И вон в ту «тойоту» с кузовочком. Там и привязывайте. А уж дальше мы разберёмся!
Ударили по рукам. Льва, бедного и несчастного, с выступающими рёбрами, загнали в кузовок. Зверь затравленно осмотрел бензозаправку, скопление машин, прищурился от яркого августовского солнца и покорно, без эмоций, дал себя привязать. Люди рассчитались. Разъехались. Цирк отправился циркачить. Охотники двинулись теперь уже на львиную охоту. Их души и задницы ликовали.
Итак, трасса М4 «Дон». Поток машин и на юг, и с юга. У некоторых в машинах есть собачки, у некоторых в кузовах овцы, и только в одной машине стоит живой лев. Вернее, он стоял какое-то время, но когда встречный ветер заставил глаза слезиться, хищник лёг. Те, кому удалось рассмотреть животное, терялись в догадках. Это что? Это правда живой? Не собака? Блин, а где таких продают? Ну и, как у Высоцкого в песне: «Я, Вань, такого же хочу!» Однако «таких» больше не было ни у кого.
Охотники по трассе проскочили мимо Лисок, не доезжая до Павловска, ушли налево. Потряслись по просёлкам и вскорости въехали в Шипов лес, который ещё Петром Первым за свои знаменитые дубы был объявлен корабельным и заповедным. Въехали во тьму. Дубы, сомкнув свои огромные кроны, света к земле почти не пропускали, небо пропало, и если даже охотникам стало слегка жутковато, то льву и подавно всё казалось неведомым, огромным, пугающим… Короче, лев со страха в первую минуту опустошил весь свой кишечник в кузов. На колдобинах хищная зверюга ещё некстати поскользнулась, упала и в довершение растёрла извергнутое почти по всей отведённой территории.
Но вот двадцать вёрст блужданий по Шипову лесу завершаются. Машины выкатываются на берег небольшой речушки Осередь. Замирают. Уфф! Приехали! Народ весело выпрыгивает на травку. Сразу ко льву. Тот на месте. Стоит, виновато опустив голову. Людям в глаза не смотрит. Весь кузов, так сказать, в отходах. Они вперемешку с мочой и воняют. Воняют достаточно мерзко. Все, кроме хозяина, ржут. Тот бросается за ружьём с целью лишить животное возможности увидеть последний закат в своей жизни. Остальные активно возражают, просят не горячиться. Самый смелый предлагает плеснуть водой, смыть царский позор.
– Ну так смывай! – орут ему. – Не чешись! Мы хозяина придержим.
Следует рывок за ведром, потом к реке – черпануть – и обратно. Взмах рук. Лев руки видит, реагирует на взмах, решает, что он в цирке, и, как учили, издаёт громоподобный рык. С дубов водопадом осыпаются листья, рыба ныряет в тёмные глубины, а слышавшие этот рык местные звери понимают – в лесу грядут перемены, и именно те, которые от демократии и общеевропейских ценностей камня на камне не оставят. Это понимают и потерявшие дар речи охотники. Львиный рык слышит всё живое и неживое в радиусе восьми километров. А кто, по счастью, был в непосредственной близости, так те потом две минуты вообще ничего не слышат.
– Блин, он же лев! Настоящий! Он же сожрать может! Блин, когти, клыки.
Сразу на военном совете определяют, что утро вечера мудренее. Что льву надо дать мясца, а самим разжечь костёр. При этом ставить палатки никто не хочет, все хотят спать в машинах. Мол, в тесноте, да не в обиде. И ничего, что по три мужика будут прижиматься друг к другу. Если кто по этому поводу хихикнет, тому не поздоровится!
Вот так! Решения приняты. Ото льва ушли подальше. Пару кило нарезанного кусочками мяса ему бросили. Костёр разожгли. Столики поставили. Налили по стопочке. Хряпнули. Закусили. После четвёртой стопочки страх понемногу начал отступать. Щёки зарозовели. Глаза заблестели. Анекдоты пошли. Истории. А там и черёд пустых бутылок наступил. Весело всем. Музон орёт. Лепс про рюмку водки на столе надрывается. Бутылки выстраиваются по берегу речки. Подогнанный джипарь освещает фарами действо.
Ошалевший от происходящего лев, который к музыке ещё как-то был приучен, но с фарами и со стрельбой картечью вообще никогда не пересекался, занервничал, заметался по кузову. Поскользнулся. Ещё больше занервничал. И тут охотники решили сделать одновременный залп из пяти ружей. Стали в линеечку, прицелились… Пли! Грохот жуткий, оранжевое пламя рвёт ночь, звон стекла разносится на всю степь, ещё собаки залились где-то сердитым лаем. Сердце льва ёкнуло, дёрнулось сильно, и понял он, что это, похоже, смерть идёт к нему широкими шагами, а спасения никакого нет. Потому, собрав по сусекам оставшуюся храбрость, зажмурившись покрепче, прыгнул зверь из кузова прямо в пугающую темноту. Была не была! Но далеко не улетел. Верёвка рванула ошейник, тот впился в горло, и хрипящая зверюга, мотнувшись назад, больно стукнулась головой о борт машины. Понимая, что в довесок к стрельбе и фарам его ещё и душат, лев начал биться, как в предсмертной агонии.
Теперь о том, что такое лев. Во-первых, лев в неволе массивнее диких собратьев и весит под триста кило, а во-вторых, это когти и клыки по восемь сантиметров длиной. Блин, это машина для убийства, и она в истерике. Это груда хоть и старых, но мощных мышц. Эти мышцы бьются в страхе, в борьбе за жизнь. Жить всем хочется! Поэтому лапы, клыки и когти оставляют страшно глубокие борозды на мягком металле джипа, понемногу превращая его в менее дорогой товар, чем он был с утра. Вот вы вообще попробуйте загнать в угол даже крысу, и крыса бросится на вас. И вырвется. При этом веса в ней полкило от силы. Смекнули? А тут лев, который ударом лапы буйвола убивает. То-то!
И спасся лев, не помер. Не задохнулся. Верёвка, на его счастье, развязалась. Воздух сладкий в лёгкие пошёл. Жизнь вернулась. Зрение восстановилось. Но страх не улетучился. Понял хищник только одно – мотать нужно подальше от машин, от реки, от выстрелов. Хоть и не жил он в жаркой Африке, не охотился в саванне, а инстинкты подсказали – беги, лёва, беги!
Ночью лев видит в шесть раз лучше человека. По-простонародному, он вообще ночью видит как днём. Ему убегать через лес – раз плюнуть. Он и убегает. Неспешной рысцой, мягко ступая широкими лапами, лев углубляется в чащу, где окунается в мир новых звуков и запахов. В совершенно иной, ему неведомый мир. Правда, никакие совы с жёлтыми глазами, как в мультиках, на льва не пикируют, никакие серые волки его не окружают. Ёжики под ноги не выкатываются. Даже наоборот, местные звери сразу как бы вымерли. Пропали. Потому как встретиться со львом и спросить у него регистрацию по месту жительства желающих нет. Из леса лев выбирается на лужок, там, прибавив хода, бежит по мягкой, суховатой траве, ещё не остывшей от дневного зноя и не вымокшей от росы. Легко бежит.
Пропажу зверя обнаружили спустя час или что-то около этого. Шашлычком пошли угостить. По-доброму! По-человечьи! Как же – вдруг ему одиноко?! Фонариком светанули. А там… Ой ты, мама моя! Ой ты, мама моя! Там кузов, истерзанный так, что Голливуд отдыхает. Там словно «Парк юрского периода» снимали. Сцена встречи джипа с тираннозавром. Словами это не передать. У онемевшего хозяина авто поначалу выступают скупые мужские слезы. Позже он срывается в мат-перемат. Потом хватает ружьё и со словами «Да что ж ты, тварь, наделала!» в оба ствола загоняет патроны со свинцовыми пулями.
– Где эта сволочь?! – разрывает ночь возмущённый голос. – Убью!
Но эхо в ответ ничего не сообщает. Ночь тиха, а лес молчалив. В общем, льва нет. Есть только верёвки кусок да дерьмо в остатках кузова. Убёг! Зараза!
– Прочешем, найдём! Не сбежит! – следует предложение одних.
– Угу, найдём и сразу нарвёмся! Машина-то железная, а мы из мяса! – резюмируют другие. – На машинах надо! По глазам светящимся искать!
Моторы рявкают с пол-оборота. Десяток фар отнимает у ночи изрядное пространство. Сначала джипы следуют гуськом друг за другом, затем рассредоточиваются. Потом съезжаются вместе. Пять машин в огромном лесном массиве – это как иголка в стоге сена. Прикинув, что трусливый лев по лесу, скорее всего, не побежит, а уйдёт в поля, решили осмотреть и их. Час катания не дал ничего. Моторы ревели, колёса уминали стерню, лучи фар мотались из стороны в сторону, освещая сотни метров пространства, но никаких глаз во тьме не обозначилось. Вернулись. Чуть протрезвели. Задумались. Блин, завтра охота открывается, люди кругом, а лев на свободе – ЧП.
Набрали по мобиле увэдэшное начальство. Те тоже на охоте. Тоже шашлык и всяческие дополнения под шашлычок. У них отдых, расслабленная ночь, а тут звонок, тут лев какой-то. Идиотизм. Дурнее истории не придумать. Поэтому охотников увэдэшники ласково просят отвалить и больше эти номера не набирать. Второй раз по звериному вопросу тревожить отдыхающую полицию никто не решается. Выпивают без куража, доедают без вкуса. Стелются в машинах. Машины запирают изнутри. Стёкла не опускают. Ночью даже по малой нужде никто из машин не выходит. Все люди с понятием. Нужду терпят.
Наступает утро. Солнышко нежным светом будит наших героев. Вдалеке за рекой виднеется бескрайнее болото. Над ним туман и пороховая дымка. Там побоище. Там палят из всех стволов десятки охотников. Гильзы сыплются под ноги горами. Две несчастные утки мечутся над болотом, ища спасения. Собачий лай только усиливает эффект масштабности события. Для схожести с бородинским полем не хватает французской кавалерии. Но есть «совет в Филях». И он заседает. Звучит извечный российский вопрос: что делать?!
Есть варианты ответов: а) снова искать; б) снова звонить в полицию; в) самим оповестить охотников на болоте; г) самим поохо­титься; д) просто выпить, а там рассосётся. Без голосования утверждается последнее. Выпивают. Закусывают. На душе теплеет. Включается радиоаппаратура. Фильтруется эфир. На увэдэшных частотах сквозь треск и хрип сообщается об аварии на трассе под Лисками. «Авторадио» помешано на именинниках. «Русское радио» думает глобально, сразу обо всей России. Про льва нигде, ни мур-мур. К обеду проехались по соседям. Те рассказывают, как с утра в болоте бах-бах-бах, уток немеряно. Настреляли гору. Правда, жарят свинину и к осмотру ни одной птичьей тушки не предъявляют. На вопрос, было ли что странное, жмут плечами – вроде нет. Так, «клоун» один в болоте каучуковые сапоги за штуку баксов утопил, вот и всё.
Приходит воскресенье. Тишина. Покой. Ничто про пятницу не напоминает. Никакое радио про льва не сообщает, у соседей тоже тихо. Разве что порванное в клочья крыло джипаря да верёвка развязавшаяся навевают грусть. «Куда ж он делся, скотина?! Ну куда?! Сдох, что ли, в лесу от страха? Утонул в болоте? Может, замёрз ночью в поле или побежал к бабушке в Африку? Может, цирк свой ищет? Да! – вспомнив про циркачей, взбадривается народ. – Вот бы их найти и навешать люлей для порядка да деньги вернуть!»
Лев же не пропал. Он самостоятельно обнаружился в понедельник, в тот момент, когда весёлый школьный автобус жёлтого цвета, свернув с утверждённого маршрута движения на фестиваль загородных лагерей, срезал путь по просёлку через цветущее, фантастически красивое жёлто-зелёное поле подсолнечника. Водитель сразу отметил, что вдалеке из ниоткуда появилась на дороге огромная собака, явно с целью перейти проезжую часть в неположенном месте. Но не перешла почему-то, а разлеглась на этой части, создав помехи движущемуся транспорту. И чем ближе водитель подъезжал к собаке, тем меньше у него было уверенности в своей правоте. Из рыжеватой живности подобного размера на ум пришли только телёнок и косуля, но профиль их голов не совпадал с тем, что было впереди. А уж когда стали различимы грива и кисточка на конце хвоста, то в голове водителя остался только один вопрос: «На кой ляд ты свернул на это поле?!»
Почти уткнувшись во льва, автобус встал. У водителя дрожали руки, пот стекал по лицу. Зрачки зафиксировались в одном положении. Дети радостно завизжали, полезли за телефонами. Началась фотосессия. От постоянного перемещения детей автобус начал раскачиваться. Руки и головы стали высовываться в окна. «Двери нам откройте!» – потребовали фотографы. «Нет! – обозначилась молодая учительница. – Никаких дверей!» Она пробралась поближе к водителю, оценила состояние бедолаги и, воткнув ему в загривок хорошо отточенные ногти, ледяным голосом прошептала: «Заводи, урод, объезжай зверя…»
Льва объехали. Несогласные с таким решением педагога дети в знак протеста отдали свои завтраки животному, выбросив их из окон. Завидев, как лев потянулся к свёрткам, дети заверещали: «Ест! Ест! Он голодный! Его кормить надо!»
Дальше по секундам. Райцентр. Зав. районо. Такая фрекен Бок в весовой категории «100 плюс». Сразу крик на учительницу: «Какой лев?! Сбрендила, малолетка! Юбку одёрни, с детьми работаешь!» Потом фото в телефоне. Потом уже завша сама мчит к главе района, снося и давя всё посмевшее встать на её пути. Потом смех главы: «Да утка это охотников! Увэдэшники уже смешили!» Снова фото. Рёв самого главы, которому бы и лев позавидовал: «Всё УВД сюда, мать их! МЧС тоже!»
Льва вторично нашли ближе к обеду в стерне, на сжатом поле. Он дремал, положив большую голову на передние лапы. Над ним пели жаворонки, а в стороне паслось небольшое стадо коров. Коров царь зверей ничем не напрягал, и они к нему были равнодушны. К месту события полицейские прибыли, как положено, в касках, с автоматами, в бронежилетах. Эмчеэсовцы пригнали пожарную машину. Всезнающие дети подглядывали издалека. Полицейские опустили стёкла на касках, передёрнули затворы, замерли.
«Войну ещё тут развяжите, бомбу бросьте!» – ругнулся успевший вовремя подъехать старший охотовед района. Как есть, в брезентовом плаще, кирзовых сапогах, с верёвкой в руках он двинулся к зверюге. Шёл, нутром чётко понимая, что опасности ото льва не исходит, что опасность в касках и автоматах сзади. Что лев не видит в нём добычи, так как никогда не охотился. Поэтому, если с ним по-хорошему… то, наверное, обойдётся.
Солнце припекало, небо было бездонно-синим, а скошенные поля тёмно-жёлтыми. Пахло соломой, полем, деревней. «Живи – не хочу!» – подумал охотовед и обратил внимание, что лев совсем не шевелится, что мухи облепили всю его морду. Что-то неправильно здесь, не так. Будучи опытным человеком, быстро понял: а льва-то с нами уже и нет! Лев, поди, с полчаса как был на свободе. В любимой Африке, наверное, там, где просторная саванна, гора Килиманджаро и великая река Нил.
Убедившись, что животное мертво, охотовед просигнализировал главе: «Опасности нет!» Подъехали машины. Вышли все из них настороженно. Осмотрели боязливо зверя. Попинали его. Мёртвый. Журналисты тут же достали камеру. Им сюжет быстрей. Эмче­эсовцы подтянули брандспойт. Сказали, что так положено. Полиция взялась за протокол, мол, так надо. Глава района в заявлении на камеру успокоил местных жителей, что хищническая опасность в результате спецоперации ликвидирована…

Р.S. Когда спустя три дня заметку про льва в районной газете прочитал главврач местной психиатрической лечебницы, он на некоторое время оказался в замешательстве. «Надо же, – с сомнением пробурчал главный, – лев?! Живой?! У нас?! Странно!» Почесав затылок, он прошёлся по кабинету, подошёл к шкафу, вынул оттуда начатую бутылку коньяка и две рюмки. Налил одну себе, другую – подошедшему заму и попросил того выписать из больницы четверых грибников. Этих бедолаг, которые почти неделю, несмотря на все уколы и таблетки, стоят насмерть и утверждают, что видели в воронежском лесу настоящего африканского льва. Живого! Понятное дело, их изолировали от общества. А как иначе? Больные ведь! Тесты и взятые анализы явно свидетельствовали о наличии мозговых отклонений. Даже нянечки и те смеялись над историей про льва. А тут и вправду он! Живой! И под Воронежем! Странно! Хотя чего только в жизни не бывает.
Так что давайте уже по рюмочке – за льва да за «В мире животных»!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.