Пусть всегда будет чудо!

Евгений ГОЛОДНОВ

Не слишком это я загнул про чудо? А что мелочиться-то, жизнь не вечная.
Я помню, как мне рассказывала мама Люся: она только родилась, а её маме, то есть моей бабушке Маше, врачи сказали, мол, дочка ваша «не жилец». А мама моя, слабенькая, крохотная, рождённая 25 апреля 1932 года, прожила ещё почти девяносто лет. Она рассказывала, что в паспорте у неё записано 25-е, а на самом деле родилась 24-го. Мама с Божьей (не медицинской!) помощью выжила. Поэтому и я на свете живу, и детки мои. И много чего чудесного благодаря тому счастливому апрелю случилось в моей жизни. Пусть всегда будет мама, пусть всегда будет доброе чудо!

Я не сын космонавта

Родился я раньше, чем папу узнал. Он то в армии служил, то учился в Вильнюсе в юридической школе МВД… Брак с мамой оформил, когда мне было уже семь лет и меня начали готовить для поступления в первый класс. А до нынешней фамилии я числился в детском саду как Комаров. Фамилию носил как у известного космонавта. И меня прозвали Комарик Воздушный Шарик.
Был я худеньким и иногда от обиды «пищал». В двухлетнем возрасте однажды от обиды убежал из детского учреждения, да ещё в смену молодой начинающей воспитательницы. Она, рассказывали, очень переживала! А я пошёл к маме в «небельный». Она работала в мебельном магазине, метрах в двухстах от детского сада. По дороге меня перехватила знакомая мамина учительница и привела к маме на работу…
И вот родители официально расписались. И я стал сразу Голодновым. И это случилось в 1968-м, вскоре после гибели Владимира Комарова (1967). И я всё думал, что мой настоящий папа просто погиб. Родня моей мамы жила в городе Петушки Владимирской области, и я лет с двух там бывал. Оказывается, что и у космонавта Комарова там родные корни, юный Володя любил отдыхать в Петушках летом у бабушки и дедушки, а ещё он перед началом Великой Отечественной учился там в местной школе. Вот такие совпадения.
Я пошёл в первый класс уже с новой фамилией. А те ребята, с кем я был в детском саду и потом попал в начальную школу, удивились, что я уже не Комарик Воздушный Шарик.
Вскоре меня повезли в далёкую, глухую рязанскую деревню знакомить с родственниками отца. Так я узнал о своём героическом деде-фронтовике Егоре Петровиче, прошедшем две войны: Великую Отечественную с 1941-го по 1945-й, а ещё – с 1945-го по 1947-й воевал с бандеровцами на Западной Украине, где был тяжело ранен и лечился в киевском госпитале.
Я любил посылать ему письма и открытки чуть ли не ко всем праздникам. К примеру, поздравлял с Днём рыбака! Выбирал специально покрасивее. Дедушка другим внукам ставил меня в пример, а они завидовали. Но я и других родственников не забывал. Мне казалось, что так, с помощью открыток, я их объединяю. Было мне тогда лет двенадцать-тринадцать.
Рязанская деревенская природа вдохновила меня лет в двенадцать на попытку сочинять. И ещё мне понравилось расспрашивать взрослых об их жизни, о далёких предках. И я так нахватался от них всякой информации, что потом они уже сами у меня спрашивали и уточняли: кто, где, когда родился или женился… Ну кто же знал, что в далёком будущем я и ­краеведение полюблю, и буду готовить материалы для местной районной «Правды»?

Как я не стал профессиональным артистом

В школе я активно участвовал в художественной самодеятельности и мечтал о карьере артиста. С раннего детства увлекался пародиями на знаменитостей и не стеснялся выступать перед взрослыми даже в электричках, в шумных компаниях. Подражал голосам Утёсова, Лемешева, Эдиты Пьехи, Кикабидзе, Сличенко, Боярского, Высоцкого, Аркадия Райкина, популярного в былые годы дуэта Авдотьи Никитичны и Вероники Маврикиевны, диктора Юрия Левитана, Ленина, Брежнева, Сталина, имитировал голоса животных и звуки разных музыкальных инструментов… Однажды незнакомая старушка в электричке мне попыталась напророчить: «Парнишка, тебя ждёт театр!»
Родители хоть от души и веселились вместе с другими, когда я выступал, были против моего будущего профессионального актёрства. После десятого класса, не пройдя по конкурсу в театральное училище, я попытался устроиться в Театр сатиры рабочим сцены. Долго ждал своей очереди на аудиенцию с чёрного входа. Видел, как с кем-то беседовал главный режиссёр Плучек, как на него собеседник надевал пальто. И даже рассмотрел на доске объявлений выговор за опоздание на репетицию Андрею Миронову. Вахтёры меня одёрнули, чтобы я не совал свой нос куда не просят. Потом со мной разговаривал начальник театральных монтировщиков. Он спросил: «Родители в курсе? Кем папа работает?» Я сказал, что он работает в уголовном розыске. Тогда он попросил принести письменное разрешение от папы. Я вышел из его кабинета расстроенным. Сел в лифт. Выходя из него, наткнулся на большую группу военных, видимо, гостей театра. Они посмотрели на меня и сказали: «Он – будущее театра!»
Я попробовал устроиться рабочим сцены в другом театре, а там меня спросили: «А вы от кого, записочка есть?»
Поступив в педагогический институт, я пустился во все тяжкие. Стал заниматься одновременно в Школе молодого журналиста при районной газете и в театральной студии, где главным режиссёром был бывший профессиональный артист (но с одним лёгким) Николай Александрович Сысоев. Прошедший войну, немецкий плен и послевоенный ГУЛАГ. Именно к нему попал (ещё до меня!) местный школьник Витя Сухоруков – будущий народный артист России, всенародный «Брат».
Сысоеву и его студии я служил верой и правдой более десяти лет, переиграв в различных новогодних сказках и спектаклях. В конце своей жизни Николай Александрович мне поведал свою историю с пленом и ГУЛАГом. Никто из актёров и режиссёров народного театра об этом не знал… С Божьей помощью удалось найти немецкую семью фермеров в древнем селе Фреклебен. У этих фермеров около трёх лет крестьянствовал пленный Коля Серебрянский. Так они его прозвали. Относились как к сыну. И лечили, когда он повредил себе ногу во время летних работ в поле. В 1980-е стариков-фермеров уже не было в живых, а их дети пригласили моего наставника погостить. В переписке между Сысоевым и немцами помогала мне моя учительница по немецкому Наталья Михайловна. Мы и сейчас с ней на связи. Прекрасный человек!
А Николаю Александровичу не довелось съездить в Германию. Смерть супруги, а потом единственного сына выбили его из жизненной колеи. И он безвременно угас.
Но удалось при его жизни восстановить фронтовые заслуги и права как незаконно репрессированного. Меня в то время избрали народным депутатом горсовета. Я сделал официальные запросы, обратился в нужные инстанции.
А к семидесятилетию мастера-наставника, осенью 1991-го, обратился к тогдашнему председателю Союза театральных деятелей, народному артисту СССР Михаилу Ульянову. Михаил Александрович прислал Сысоеву официальное поздравление. Юбиляр и все в народном театре удивлялись этому. Я, конечно, промолчал, чтобы не уменьшать радость праздника. Получилось, как будто Ульянов сам проявил эту инициативу. Это же было справедливо! Но Сысоев мудро и лукаво на меня посматривал при этом: дескать, Женя, спасибо, но меня не проведёшь! Кстати, почти в это же время М. А. Ульянов помог мне ещё в одном добром деле: в организации вечера памяти легендарного мецената Саввы Морозова во МХАТе имени Чехова 29 февраля 1992 года. Эту инициативу поддержал, конечно, и художественный руководитель театра Олег Николаевич Ефремов… Но это уже другая история.
А Николай Александрович и вправду заслужил высокое внимание. Актёр десятки лет играл в театрах России, всего более ста разноплановых ролей – и комических, и трагических. Как-то я спросил у своего земляка народного артиста России Виктора Ивановича Сухорукова, помнит ли он Сысоева. И он, сразу оживившись, добром помянул учителя.

Это была судьба

В то время, когда я списывался с фермерами из далёкой Германии, в том самом селе Фреклебен жил простой инженер Конрад Гарниш. Он на какое-то время оказался тоже связующим звеном между мной и знакомыми фермерами Николая Александровича.
Из переписки с Конрадом я узнал и его историю. Оказывается, Гарниш побывал у нас в плену на территории Украины, в какой-то «Голубовке», был ранен, содержался в спецлазарете. Десятки лет ему не давала покоя мысль встретить врача Нину, которая его выходила. Сколько таких Нин по России, где ж её отыскать? Пришлось обращаться в архивы, в ФСК (Федеральную службу контрразведки), к коллегам-журналистам на Украине… Семидесятилетняя врач Нина Агеева нашлась в городе Кировске Луганской области (преобразован в город в 1962-м из Голубовского района). К слову, после войны в состав города вошёл рабочий посёлок Рудник Голубовский. А соседнее село Голубовка по-прежнему существует самостоятельно. Вот и путался много лет в названиях местных «Голубовок» немец Гарниш, посылая обращения на территорию Украинской ССР в поисках «любимого врача».
Короче, после переписки с Конрадом встретились они на её родине. Через московскую племянницу врача я потом узнал, что вдовый Конрад приглашал врача Агееву к себе домой, предлагал руку и сердце… Дальше не знаю.
А со мной другое случилось. После окончания школы я не только в любительскую сцену погрузился, но и с головой в общественную работу. Тогда этим никого было не удивить. То в комсомоле, то в краеведении, то депутатом местным работал. На радиовещании – корреспондентом, потом – в многотиражке текстильного комбината и производственного объединения «Ореховоторф». В лихие девяностые стал свободным художником. Друзья затянули. Убедили: что в многотиражке сидеть, давай в бизнес! Попробовал. На рынках торговали. Челночили в Польшу, привозили музыкальную аппаратуру. В это время мой друг-одноклассник, работавший в оборонке, из-за долгой задержки зарплаты не мог собрать деньги на памятник отцу, бывшему заместителю главного конструктора известного в городе оборонного предприятия. Я и друга с собой брал на рынок, где он тоже смог заработать, сколько хотел…
Дел у меня всегда хватало. Успел и в местных администрациях поработать, в пресс-службе (правда, недолго), в системе образования. Не было только времени на личную жизнь.
В душе однажды ёкнуло. Родители стареют. Я тоже всё ближе и ближе к полтиннику.
Пошёл к духовному отцу в православный старообрядческий храм. Говорю: батюшка, так, мол, и так. Устал я от мирской жизни, личная не получается. Благослови в монастырь. Духовный отец объяснил: монастырь – это не церковь. Захотел – пришёл, захотел – ушёл. Не благословил!
Я в сорок восемь решил: пора, мой друг, бежать вслед уходящему поезду! Вдруг успею заскочить в последний вагон? Ушёл из администрации в свободное плаванье, дали мне хорошее пособие, позволившее полгода жить-поживать безбедно.
Стал я больше заниматься творчеством, зарегистрировался на сайте «Стихи.ру».
В новой поэтической стихии появились новые друзья и знакомые. Среди них – двадцатилетняя поэтесса с Донбасса Екатерина. Больше года переписывались, обменивались впечатлениями, стихами, прозой, созванивались… А потом решили очно познакомиться. Было это жарким летом 2010 года. Я поехал со старшим другом (ныне покойным), замечательным поэтом, уроженцем города Дзержинска Горьковской области (его детство прошло в пушкинских местах, в селе Итманово Лукояновского района Нижегородской губернии), бывшим капитаном Вооружённых сил СССР и военным корреспондентом Семёном Булаткиным в Донецкую область. Свататься! Получилось! Судьба!
С тех пор живём с Екатериной вместе. Кстати, тем же летом 2010 года и обвенчались. Взял на себя эту миссию мой духовный отец иерей Леонтий Пименов, знавший меня до этого почти четверть века (с 1986-го). А официально расписались мы только осенью (обычно бывает наоборот). В загс, как известно, тоже очередь.
Живём – хлеб жуём. В пятьдесят с Божьей помощью впервые стал отцом. Второй сын у меня родился в день моего ангела, 26 декабря 2019 года, когда мне уже исполнилось пятьдесят восемь.
У нас с супругой два сына: Арсений (десять лет) и Артемий (три года). До сих пор с Екатериной не бросаем творчество – пишем стихи, прозу, занимаемся краеведением (Катя тоже полюбила это дело). Родители супруги успели перед известными событиями 2014 года переехать из Донбасса в Россию…
Да, забыл сказать. Мы с супругой ещё в 2011 году смогли побывать на Луганщине на могилке того самого врача Нины Николаевны Агеевой, выходившей пленного немца Конрада Гарниша и ещё десятки таких, как он. Выходит, в Германию она не поехала. Решила остаться у себя на родине. Что ж, это была её воля.
А у меня своя судьба.
В своё время бабушка Мария Николаевна, мама моей мамы, долгие годы дружила с тётей Галей из Украины, та часто приезжала к нам в Орехово-Зуево. Но в те годы и гораздо позже я и вообразить не мог, что моей законной супругой будет украинка с Донбасса с корнями из донского казачества. Хотя и мои прапрадеды-староверы, «раскольники», как удалось узнать, тоже были казаками и ходили под знамёнами Степана Разина и Кондратия Булавина…
Вот такая она, Земля, круглая. Всё возвращается на круги своя. И добро, и зло.
15 декабря 2020 года. Первый мой день рождения без мамы.
После долгих дней бесснежья выпал белый очаровательный снег. Это подарок от неё! Она всегда мне с уверенностью говорила: «Сыночек, на твой день рождения будет снег». Шёл он и 15 декабря 1961 года, когда моя мама со своей мамой, моей бабушкой Машей, шли пешком в родильный дом по центральной улице города. Кружился невесомый вестник моей будущей жизни.
За добрую судьбу благодарю Господа Бога и родителей. Царствие им Небесное!