Розыск «героя нашего времени»

Валерий Румянцев

До начала грандиозного литературного мероприятия оставалось два дня.
В одной из больших комнат Администрации Президента России за круглым столом собрались литературные критики и литературоведы: Николай Александрович Добролюбов, Вячеслав Дмитриевич Лютый, Виктор Леонидович Топоров, Юрий Михайлович Лотман, Вадим Валерианович Кожинов. Были и две представительницы прекрасного пола: Светлана Замлелова и Виктория Лерманская.
Совещание открыл сотрудник администрации президента, который уже много лет пытался написать эпохальный роман, но у него это плохо получалось. С учётом того, что его имя читателям неизвестно, назовём его просто Иваном Ивановичем Ивановым.
Иван Иванович был в хорошем расположении духа и беседу начал словами:
– Всем здравствуйте! Искренне рад видеть вас. Спасибо, что откликнулись на нашу просьбу и пришли для серьёзного разговора. Громадное спасибо Николаю Александровичу, – он повернул голову в сторону Добролюбова, – для нас ваше присутствие – это особая честь.
Тему нашего разговора все вы знаете: нам необходимо найти «героя нашего времени» в современной русской литературе, то есть в литературе новой России. Мы должны выработать единое мнение, чтобы, опираясь на него, Вячеслав Дмитриевич Лютый подготовил коротенький доклад, с которым он и выступит на предстоящем мероприятии. Он согласился, спасибо ему.
– У меня вопрос, – сказал Юрий Лотман и поправил пышные усы. – Как известно, в нашей литературе подобные герои традиционно существовали в двух ипостасях. Первые – это те, кто соответствовал лексическому значению слова «герой», то есть человек, совершающий акт самопожертвования ради общего блага. Вторая категория «героев нашего времени» – это литературный образ, вобравший в себя типичные черты эпохи, отобразивший дух времени, что совершенно не обязательно должно быть связано с героизмом, благородством и бескорыстием. Я так понимаю: нам надо найти героев из первой категории?
– Да, да, безусловно, – согласился Иван Иванович.
– Но предварительно, – вступил в разговор Виктор Топоров, – зададим себе вопрос: кто может сегодня стать прототипом такого «героя нашего времени»?
– Действительно, кто же? – переспросил Добролюбов. – Подавляющее большинство молодёжи, да и взрослых людей тоже, уже получивших воспитание на образах «лолит» и «интердевочек», не задумываются над содержанием той эпохи, в которой они живут; им просто неинтересно. И это неудивительно: дикий капитализм в нашей стране, в общем понятии, послужил нравственному обнищанию как молодёжи, так и представителей старшего поколения.
– При этом появилось стойкое нежелание человека вникать в прекрасные чертоги литературного разума, – поддержала Виктория Лерманская тезис Добролюбова и добавила: – мыслить в размерах вечности, развиваться духовно.
– Действительно, кто же сегодня может быть прототипом «героя нашего времени»? – повторила уже прозвучавший вопрос Светлана Замлелова. – Олигарх Прохоров? Навальный? Стрелков? Рядовой боец донецкого фронта?
– А может, активист коммунистического подполья? – задался вопросом Добролюбов и отметил: – Из нашей литературы в последние десятилетия выветрились даже попытки создать «героя нашего времени».
– Да, поиск подлинных «героев нашего времени» в современной русской литературе – дело непростое, но необходимое, – выразил своё мнение Иван Иванович. – Именно для этого мы с вами здесь и собрались. Давайте вести поиск через, если можно так выразиться, призму нашей национальной идеи. Я бы даже сказал так, «герой нашего времени» – это человек, который борется и, может, даже отдаёт свою жизнь за реализацию национальной идеи.
– Сегодня в России национальная идея – православие и антисоветизм…
– Ну-ну, – Иванов перебил Добролюбова, – Николай Александрович, не надо так.
– Я долго изучал творчество Александра Сергеевича Пушкина, – решил сгладить остроту момента Юрий Лотман, – и сделал вывод, что для него национальной идеей было величие России, которого можно было достичь лишь путём свержения самодержавия, отменой крепостного права и внедрением политических свобод для граждан. Может, и будем искать такого литературного героя, который способствует величию России?
– А Гоголь своё понимание национальной идеи сформулировал в «Выбранных местах из переписки с друзьями», – напомнил присутствующим Добролюбов. – Он был убеждён, что единственным условием духовного возрождения России является воцерковление русской жизни. Но вы же все знаете, какова на это была реакция Белинского: «В словах «бог» и «религия» вижу тьму, мрак, цепи и кнут».
– Но православие, – оживился Иван Иванович, – это действительно национальная идея государствообразующего народа Российской Федерации.
– Ни одна религия, в том числе православие, никогда не отстаивала интересы эксплуатируемых, а всегда была, есть и будет на стороне эксплуататоров, – не сдавался Добролюбов. – Лишний раз этот вывод подтверждает сегодняшняя жизнь в России. У патриарха Кирилла всегда хорошее настроение: по одним данным, его состояние оценивается в три, по другим – в четыре миллиарда долларов. Настоятели церквей в Москве по сравнению с Кириллом просто нищие: зарплата у них от 200 тысяч до миллиона рублей.
Добролюбова активно поддержал Кожинов. Он воскликнул:
– Как тут не вспомнить сонет Рембо! – и продекламировал:

Пока над головой свистят плевки картечи,
Окрашивая синь кровавою слюной,
И, сотни тысяч тел сжигая и калеча,
Злорадный властелин полки бросает в бой;

Пока скрежещет сталь, сводя с ума бегущих,
И грудою парной растёт в полях зола –
Бедняги мертвецы! В твоих, природа, кущах!
Зачем же ты людей так свято создала? –

В то время бог, смеясь и глядя на узоры
Покровов, алтарей, на блеск тяжёлых чаш,
Успев сто раз на дню уснуть под «Отче наш»,

Проснётся, ощутив тоскующие взоры
Скорбящих матерей: они пришли – и что ж? –
Он с жадностью глядит на их последний грош.

– Вадим Валерианович, не надо, не надо так, – начал возмущаться Иван Иванович. – Среди присутствующих, скорее всего, есть православные. Не надо оскорблять чувства верующих.
На замечание Кожинов ничего не ответил и замолчал.
– Сегодня в России всё чаще говорят о национальной идее и при этом нередко формулируют её в виде различных лозунгов, – решил донести до присутствующих свою мысль Добролюбов. – Однако национальная идея – это не столько лозунг, сколько совокупность конкретных принципов, которыми руководствуется государство в политике, экономике и других сферах жизни для реализации того или иного лозунга.
– Я вспомнил, – опять вмешался Кожинов, – в 2004 году Владимир Путин на встрече со своими доверенными лицами заявил, что национальной идеей России является конкурентоспособность. А в 2011 году в интервью какому-то журналу он назвал национальной идеей «сбережение народа», процитировав Солженицына. Результаты этого «сбережения», как вы знаете, весьма плачевны: по данным Росстата, за последние 18 лет число русских людей в РФ уменьшилось на семь миллионов человек. Впрочем, это неудивительно. В своё время Егор Гайдар публично заявил: «Россия как государство русских не имеет исторической перспективы». А какую новую национальную идею мы услышим от нашего лидера через годик-другой, никому не известно.
– Ну, знаете, – возмутился Иванов, – критиковать президента в его администрации… Побойтесь Бога!
– Хочу ещё вот что добавить, – сказал Добролюбов. – Взяв на вооружение марксизм-ленинизм, народы СССР получили то, чего не имели при царизме, – поэтому идею социалистического строительства поддержало подавляющее большинство граждан. Это и стало национальной идеей. Несмотря на многочисленные ошибки, враждебное окружение и борьбу антисоциалистических сил внутри страны, Россия сделала фантастический рывок в своём развитии во всех сферах жизни и одержала победу в ходе Великой Отечественной войны. Даже такой ярый диссидент, как Александр Зиновьев, признал: «Советский период – вершина российской истории».
– Господа, товарищи! Я вас ещё раз прошу, – взмолился Иван Иванович, – давайте заниматься делом. Нам надо искать «героя нашего времени», а мы… – И говорящий развёл руками.
Возникла короткая пауза, которую прервал Юрий Лотман:
– Мне представляется, что современные российские писатели пока находятся лишь на подступах к созданию образа «героя нашего времени», только-только «нащупывают» контуры этого героя. Для создания полноценного эталона им не хватает писательского мастерства, сравнимого с нашими литературными классиками.
– Я, с вашего позволения, добавлю, – сказала Виктория Лерманская. – Современная литература создаётся на примитивном бытовом уровне, обожествляя порой аморальное, все темы затронуты поверхностно, герои и их характеристики проработаны лишь частично, что отдаёт их на растерзание воображению читателей…
– Но кого-то же из современных писателей запишут в классики? – спросил Иван Иванович, обращаясь к присутствующим.
– Безусловно, что-то из современной литературы назовут классикой, – согласилась Виктория. – Но станет ли она такой же величественной, будут ли помнить её и почитать, будет ли она способна через столетия возрож­дать и трогать сердца читателей?
– Героем нашего времени можно смело назвать Иуду! – неожиданно заявила Светлана Замлелова. – Образ его становится понятен через совершённый им выбор. Посему важно разобраться не в том, почему и зачем он предал, а в том, что именно он выбрал. Иуда оказался прообразом «общества потребления», для которого, так же как и для Иуды, невозможно, оставаясь собой, сохранить верность высоким идеалам. Героического в современной литературе действительно немного. Но это именно потому, что героическое перестало быть типичным. Власти некого предложить в герои, а обществу – некого выдвинуть. Именно поэтому в последние десятилетия из нашей литературы выветрились даже попытки создать «героя нашего времени».
– Давайте свернём рассуждения и перей­дём к решению нашей задачи путём рассмотрения конкретных произведений, – предложил Вячеслав Лютый. – Но перед этим буквально два слова о той картине, которая мне видится. После распада Советского Союза все самые худшие черты старого русского прошлого и западного настоящего, словно ночной убийца, проникли на территорию России и заявили о своих хозяйских правах. Сегодня нувориш и продажный суд, вязкая бюрократия и презрение к простому человеку вновь превратились в нашей стране в обыденность. Так вот, имея в виду эти самые общие черты минувшего и сиюминутного, мы должны определить «героя нашего времени».
Иван Иванович решил взять под свой жёсткий контроль ход дальнейшей беседы и с начальственной интонацией обратился к участникам совещания:
– Давайте называть конкретного автора и искать у него «героя нашего времени». Вот, скажем, наш классик Александр Исаевич Солженицын. Неужели у него нельзя найти нужного нам героя?
– 80 лет – тот возраст, в котором и литературной знаменитости хочется напомнить о себе, – прозвучал голос Виктора Топорова, – если уж не взрывом, то взвизгом. И вот восьмидесятилетний нобелевский лауреат затевает двухтомное издание «Двести лет вместе» – и впервые с тех пор, как рухнул Советский Союз, становится хоть кому-то, пусть и ненадолго, со своими утомительно-надсадными писаниями интересен. Я не вижу у него нужного нам героя.
– Уж как-то вы, Виктор Леонидович, неуважительно… – начал Иванов и, уловив, что защитников Солженицына не нашлось, продолжил: – А вот Виктор Пелевин. Тиражи у него ого-го.
– У каждого писателя есть срок годности. У Пелевина он истёк лет двадцать назад, – отчеканил Топоров.
– Могут ли такие персонажи Пелевина, как Пётр Пустота из романа «Чапаев и Пустота» или Вавилен Татарский из романа «Generation «П»» быть «героями нашего времени»? – задал вопрос Вадим Кожинов и сам ответил: – Применительно к названным текстам этот вопрос задавать как-то неприлично.
Иван Иванович увидел унылые лица литераторов и констатировал:
– Мнение присутствующих понятно. А вот, Виктор Леонидович, может быть, у Василия Аксёнова можно кого-то найти?
– Читать его прозу, разумеется, невозможно, в том числе и просто физически: читателя попеременно одолевают тошнота и зевота. Бывает, накатывают и вместе.
– Виктор Леонидович применил в данном случае, конечно, избыточную дозу гротеска, но по сути правильно сказал, – отозвался Юрий Лотман. – Нужного нам героя мы в постсоветской прозе Аксёнова не найдём.
– А что если поискать у Акунина, у него ведь есть такие зажигательные герои? – предложил Иван Иванович.
Первым на эту реплику опять откликнулся Виктор Топоров:
– Борис Акунин разучился писать буквально в тот же день и час, когда, возможно несколько опрометчиво, признался в том, что его на самом деле зовут Григорием Чхартишвили.
Вадим Кожинов усмехнулся, одобряюще махнул рукой и согласился:
– Правильно.
– А вот Дмитрий Быков у нас в последние годы всё премии получает, – продолжал Иван Иванович. – Я, честно говоря, многое не успеваю прочитывать. Как там у него? Светлана Георгиевна, может, вы что скажете?
– Я думаю, лучше Виктора Леонидовича насчёт Быкова никто не скажет, – с улыбкой ответила Замлелова.
Все присутствующие взглянули на Топорова, и тот с удовольствием высказался:
– Недавно, бичуя нынешнюю литературу, Дмитрий Быков завершил свою речь на не­ожиданно оптимистической ноте. Мол, остаётся надеяться на то, что не за горами свой «Обломов», свои «Отцы и дети», а там, чем чёрт не шутит, и «Война и мир». Да, конечно, это именно он, Быков, по-гончаровски умрёт от ожирения сердца, но и по-тургеневски порвёт связи с Родиной тоже он. Быков – наше всё, если не в объективной реальности, то в самооценке.
– А вот Роман Сенчин, Сергей Шаргунов, Захар Прилепин. Николай Александрович, – Иванов обратился к Добролюбову, – как вы оцениваете, в их произведениях присутствует «герой нашего времени»?
Добролюбов тяжело вздохнул, откашлялся и начал свой монолог:
– Лучшим произведением Романа Сенчина литературными критиками и читателями признан роман «Елтышевы», в котором пронзительно сквозит горькая правда о современной отвратительной русской жизни. Все члены семьи Елтышевых при активном содействии новой буржуазной России терпят в жизни фиаско по всем позициям. Читатель задыхается от переизбытка красок пессимизма в ткани произведения. Автор утверждает, что будущего у наших граждан нет, а значит, делают вывод читатели, нет будущего и у России. Может ли хоть один из персонажей этого повествования претендовать на роль «героя нашего времени»? Нет, конечно, – разочарованно сказал Николай Александрович и продолжил: – Посмотрим, как в этом смысле «чувствует себя» Сергей Шаргунов со своим романом «1993», в котором он пишет о событиях в Москве, когда схлестнулись сторонники Ельцина и Верховного Совета, президентом разогнанного и расстрелянного. Главный герой Виктор Брянцев, испытывающий ненависть к новой власти, становится на защиту Белого дома и погибает там, но не от пули, а в результате инсульта. Жизнь – это прежде всего мысли и чувства, остальное – бутафория. И этой «бутафории» Сергей Шаргунов уделяет в романе, на мой взгляд, избыточно много внимания.
И ещё в романе подспудно присутствует вопрос, который волнует многих читателей: будет ли в России новая революция или она всё-таки не случится?
И этот вопрос с каждым годом, когда трудящиеся стремительно беднеют, а богатые баснословно богатеют, становится всё актуальнее. Прочитывая роман через призму именно этого вопроса, Виктора Брянцева, видимо, можно считать «героем нашего времени» в русской литературе.
Скорее всего, немалая часть молодых читателей увидит «героя нашего времени» в образе Александра Тишина из романа Захара Прилепина «Санькя». Это произведение вполне заслуженно вызвало у нас живой интерес по той причине, что в нём автор ребром поставил вопрос: доколе мы будем терпеть от президента и правительства такое варварское отношение к народу? Захар Прилепин прекрасно понимает, что рабство меняет формы, но не содержание.
Александр Тишин порождает симпатии в связи с тем, что он занимает активную жизненную позицию и борется за социальную справедливость так, как подсказывает ему совесть. Одни читатели посчитают, что Санькя поступил глупо. Другие – будут оправдывать героя: мол, лучше действовать таким образом, чем заниматься нытьём и сидеть сложа руки. Правильно ли литературный герой выбрал дорогу или «мы пойдём другим путём» – это уже вопрос второй. При всех издержках, которые присутствуют в романе, образ Тишина вполне может претендовать на «героя нашего времени».
Добролюбов закончил свой длинный монолог. Сидящие за столом молча обдумывали услышанное.
Тишину прервал Вадим Кожинов:
– Николай Александрович, здесь сразу же возникает другой вопрос: в течение какого времени этого персонажа можно считать «героем»? В течение пяти, десяти лет? Мы помним, как в недавнем прошлом тиражировались казавшиеся тогда яркими романы и повести. К примеру, «ЧП районного масштаба» Юрия Полякова. Но прошёл всего десяток лет – и те «герои нашего времени» померкли, как цветы в конце осени. А нам, согласитесь, нужны не «сезонные» «герои нашего времени», а подлинные.
– У каждого времени свои герои, – ответил Добролюбов. – Другое дело – масштаб личности этого героя и его воздействие на читателей.
– Спасибо, Николай Александрович, за очень интересный анализ, – Иван Иванович спешил уйти от всех этих героев-революционеров. – У кого ещё какие будут предложения?
– На мой взгляд, – продолжил обсуждение Вячеслав Лютый, – можно считать героем переломной эпохи умного, принципиального и честного журналиста Ивана Базанова из романа Петра Краснова «Заполье». Этот трагический образ остаётся в памяти надолго, он неразрывно соединён со временем, в котором раскрывается его судьба.
– Мы что-то забыли про литературные журналы, – встрепенулся Иван Иванович и спросил: – А может, тот, кого мы ищем, «прячется» в литературных журналах? Там же каждый год публикуется немало и романов, и повестей.
Виктор Топоров погладил свою могучую бороду и сказал:
– Сталин говорил: дело первостепенной важности нельзя поручать третьестепенным людям. В традиционных толстых журналах работают (а главное, задают тон) третьестепенные люди с пятистепенными вкусами. Твардовский, Кочетов, Катаев были прежде всего яркими личностями – а нынче что? Причём служивая серость сидит в журналах долгими десятилетиями и не забывает воспитать себе точно такую же смену.
– Вот это не в бровь, а в глаз, – согласился Добролюбов.
Литераторы ещё долго сидели за столом и занимались розыском «героя нашего времени» не только в прозе, но и в поэзии и драматургии. Попутно обсуждали и другие вопросы, связанные с литературой: влияние постмодернизма на современных авторов, массовый «падёж» читателей, отношение государства к писателям, кому и как дают литературные премии, состояние современной литературной критики, новая школьная программа по литературе…
Иван Иванович уже изрядно утомился, ему нестерпимо хотелось покурить, и он жаждал быстрее закончить этот бесконечный разговор.
Он попросил Вячеслава Лютого быстренько набросать черновик резолюции круглого стола. Когда литературный критик поставил последнюю точку и протянул листок бумаги Иванову, тот не стал брать его в руки и предложил:
– Вы, Вячеслав Дмитриевич, сами и прочитайте.
Лютый огласил проект резолюции. На листке было написано следующее:
«Круглый стол писателей, поэтов и филологов на тему «Герой нашего времени в современной российской литературе» выявил широкую панораму мнений творческого литературного сообщества в поле взаимодействия современной русской литературы и современной русской жизни. Необходимость положительного, собственно героического начала в нашей литературе – требование настоящего дня. Именно так можно преобразовать нынешнее российское общество, у которого множество пороков и недостатков, в завтрашнюю Россию, когда слова «Родина» и «государство» не будут антагонистами».
Когда Вячеслав Дмитриевич закончил читать, Иван Иванович слегка сморщился и с ноткой недовольства сказал:
– А вот заключительная часть как-то режет ухо…
– Если присутствующие проголосуют против, уберём, – спокойно отреагировал Лютый.
За резолюцию проголосовали единогласно.
Покидая помещение, Иван Иванович подумал: «Как-то всё комом прошло. Ну да ладно, галочку поставили», – и полез в карман за сигаретами.