Тополя
Виктор ГНЕДАШЕВ
с. Радивоновка, Запорожская обл.
Деревья-символы. Сколько их в наших приазовских краях? Известна калина. Не менее известна ива. Символичны берёза и дуб. Многие из названных растений – национальные символы, но в отличие от человека природа растений не имеет понятия «национализм».
И слава Богу!
Ещё в школьные годы на уроках детям поясняют, что деревья, как и люди, рождаются, живут и умирают. Рождается дерево из маленького и незаметного семечка. И коль родилось дерево, оно живёт красивой и бурной жизнью. Только бы жить ему не мешали засухи да суховеи. А умирают деревья тихо и незаметно. Иногда мы можем услышать жалобный предсмертный стон ломающегося могучего ствола. Он с грохотом припадает к родной земле, чтобы в последний раз возблагодарить её за жизнь.
Всё как у людей.
…Некогда в нашем селе, неподалёку от широкой балки около ставка, росли могучие, стройные белокорые тополя. Своими раскидистыми ветвями они защищали землю от летнего зноя. Так, наверное, благодарят дети вскормившую их мать. Дарили тополя свою тень и людям, решившим отдохнуть на берегу рукотворного степного озера.
Давно в селе повелось, что парни под ветвями тополей лунными ночами назначали своим девчатам свидания. Стволы тогда ещё молодых деревьев долго хранили тепло ладоней влюблённых пар, ощущая волнующие биения молодых сердец. Проходили годы, но тополя помнили минуты волнительной радости и жгучие слёзы расставаний.
Почему, собственно говоря, помнили?
Да потому, что сегодня об этих тополях в нашем селе уже вспоминают далеко не все. Нет больше тополей. И не руки человеческие вмешались в их судьбу. Усталостью старческой и неумолимым временем свалены были некогда крепкие деревья.
Долго, очень долго на своей белой коре тополя хранили истории любви. Через многие годы несли к нам память о ребятах, которые в 1941‑м ушли на фронт защищать свою землю, свою родину, свой дом от коричневой чумы фашизма. Эти тополя хранили имена и тех ребят, которые ушли осенью 1943‑го и остались на полях смерти под Лепетихой. Остались навечно. Их безжизненные тела тогда прикрыли нежным белым саваном первые несмелые лёгкие, ажурные снежинки.
…Уходили ребята в вечность. Таяли вдалеке за селом платки матерей и любимых. Застревал комок в горле новобранцев от расставаний. Не ведая, сколько будет длиться война и кому выпадет счастливая судьба снова встретиться…
Таяли образы родных и любимых людей, уходящих за горизонт. Но долго ещё виднелись взмахи тянувшихся ввысь тополиных ветвей, а переливающаяся на солнце их серебристо-белая листва напоминала белые платки матерей, жён, невест, окроплённые горькою слезою. И оглядываясь, покидая родное село, парни видели тополя. Они врезались в память, словно возносились над землёю матери и продолжали махать своим сыновьям, словно поднимались ввысь жёны, словно прощались невесты со своими сужеными…
Приходили к белокорым тополиным стволам женщины, прибегала шумная гурьба детворы. Читали имена молодых парней, даты их последних свиданий с невестами. Здесь, под раскидистыми тополями, в мягком шёпоте листвы всё ещё слышался нежный шёпот влюблённых. Они сливались воедино, растворяясь друг в друге, напоминая о минутах расставания… Для многих – навсегда…
Долго сквозь неумолимое время несли тополя к нам память о любви и разлуке. Несли… Но всё тише становился шёпот листвы. Отмирали тополиные ветви и с шумом падали на землю. Они умирали вместе с теми, кто не возвратился домой, в родное село. Кто больше никогда лунными ночами не будет сидеть под раскидистыми тополями. Кто уже никогда не сможет, нежно обнимаясь, перешёптываться под шелест листвы со своими любимыми.
…Кому‑то улыбнулась судьба, и они возвратились с войны в родное село. И часто приходили лунными вечерами к тополям пары, обнимали их тёплые и гладкие стволы, а потом жарко целовались. Словно до войны… Сквозь тишину летних вечеров под сенью тополей слышался наполненный грустью разговор человека и дерева. Вместе они вспоминали о нерастраченной любви, горевали о погибших друзьях. Даже по мужским щекам текли большие горькие слёзы. Никому не понять этих слёз. Но тополя, будто понимая человека, шептали в ответ: «Живы мы… Живы мы…»
Долго ещё ходили девчата к белым могучим тополям-шептунам. Здесь, казалось, самой природой была заложена встреча с любимыми. И верилось, что вот сейчас из-за белого ствола выглянет он, вернувшийся с фронта солдат. Закрывали глаза в ожидании чуда. Вот сейчас нежные ладони коснутся глаз и счастье неожиданно-ожидаемой встречи ворвётся в сердца обоих нескончаемой радостью. Но правда войны жестока…
Белокорые тополя своей серебристой листвой уверенно шептали в ответ девчатам: «Живы мы… Живы мы…»
Шли годы. Взрослели дети. А тополя под сенью своих ветвей встречали гостей, шёпотом своей серебристой листвы провожали сельскую молодёжь в города. И продолжали в селе верить, что, пока стоят тополя, пока шумит их листва, живы солдаты. А значит, когда‑то вернутся с той жестокой и кровавой войны.
Пришло время, и упали со скрежетом и стонами сломленные возрастом деревья. Падали, как срезанные пулями солдаты. С печалью забирали из балки ветви и стволы тополей сельчане, чтобы в последний раз ощутить тепло огня своих родных и любимых…
И умер последний тополь. Печально и медленно умер. С тихим стоном упал он, ударившись о землю. Даже несколько раз подпрыгнул, будто пытаясь встать.
Так медленно и тихо умирает память в селе о тех далёких событиях…
Но не хочется в это верить! Если уж нет давно тополей, а люди о них всё ещё помнят, значит, жива память, а значит, живы и любимые парни, живы сыновья, живы мужья и отцы. Просто они вышли… Ненадолго… Значит, живы и наши тополя.
И будут они жить в веках, ибо сама жизнь, как и память людская, бессмертна.
…Степной ветер, проносясь по широкой опустевшей балке над простором небольшого ставка, уже из далёкого далека принесёт в село долгожданную весточку: «…Живы мы… Живы мы… Только помните о нас…»
