Свет души
Отец Александр Никулин родился в 1949 году в г. Лысьва Пермского края, учился на филологическом факультете Пермского университета, окончил режиссёрский факультет ГИТИСа, некоторое время работал в театре. С 1983 года живёт на Урале, в 1988 году принял сан священника, служил в Зауралье, теперь в пос. Новоуткинск Первоуральского благочиния, член Союза писателей по Московскому отделению.
Направление его стихов традиционное, окрашенное духовно-лирическим началом, на поэтический строй во многом повлияли образы родной природы Урала и, конечно, церковная молитвенная жизнь.
Духовные образы глубоких религиозных переживаний соединены с проникновенным осмыслением трагических судеб нашего Отечества в его историческом замысле Святой Руси. Особую личностную интонацию придаёт глубокое почитание святых царственных мучеников, сложившееся у автора с юности и приведшее его под своды храма.
Сколько звёзд на небе, столько и святых, и всех их не счесть, вот и всех поэтов – больших и малых, ярких и едва заметных – великое множество в мире, но остаются те, кто светит в любую погоду. Свет души, что открывается в часы написания стихов, обязательно виден хотя бы одному человеку, и этот человек – автор – непременно им насладится. Так что любое творчество имеет оправдание. Звезда умирает, по слову учёных, а яркий свет от неё доходит до земли. Гении уходят рано: Пушкин, Лермонтов, Есенин, Рубцов… Но они светят всем. Стихи у всех разные, ибо нет у Бога двух одинаковых личностей. Гении, как правило, прозорливы. Таланты – внимательны к природе вещей…
Большинство звёзд мерцает, каждая по своей силе. Вот и я, грешный, часто склоняюсь над тетрадью, когда коснётся вдохновение и не можешь не писать. Иногда это отражение духовное, и свет к тебе идёт от солнца Правды, некое уловляемое прозрение, но чаще открытием является сам мир, данный нам в притчу от Бога. Берёзка как образ России, река – течение времени жизни, царь как икона Царя Небесного и венец Святой Руси – и многое другое.
В детстве и юности стихи подражательные, уж очень хочется быть поэтом, потом это переходит в возвышенное чувство, и если последнее переходит в любовь к Богу и Его творению, встреча с миром восхищает душу и она всё время стремится к слову, то при навыке и усвоении традиции печать вдохновения остаётся на бумаге. Можно поделиться с другими, сначала с пишущими, а потом и со всеми, если импульс, сила слова пронизывает сердца.
Я всегда мучился: «Зачем ты сел писать, если ты священник и твоё дело молиться?» Но дневник духовный оставили для людей множество святых угодников – не перечитать. Опыт вхождения в жизнь церкви, духовную жизнь, и события мира, т. е. Священная история нашего времени, не оставили и меня равнодушным. Навык всё выражать поэтическим словом сделал своё дело. И когда я после трудных для меня обстоятельств переехал в Новую Утку в 2003 году, то пришлось всё начинать сначала – церковь поднимать, приход… Появилась надобность и в стихах. Они разные по глубине содержания и высоте поэтического чувства. Разные и по жанру и стилю.
И вот по просьбе замечательного человека нашего времени, народной артистки России Тамары Ворониной, представляю небольшую подборку стихов, как мне кажется, уместную для вашего журнала.
Протоиерей Александр НИКУЛИН
Берёза
Не видать листвы твоей, берёза,
Той, что светописью в полдень блещет дружно, –
Нынче инеем покрылась от мороза,
Бахромой украсилась жемчужной.
Прежде утром с ветерком невинным
Живописью трепетной повяжет
Все деньки мои, весёлые годины…
Но на землю лист осенний ляжет.
Изочту по кисточкам хрустальным
Жил твоих теченье самых ранних…
И не налюбуюсь в час опальный
Кружевами, что усыплют стланик.
И снега, и хлад колючий клонит
Всё твоё к величию стремленье…
Сколько студный ветер туч прогонит
До смолистой зелени весенней?
Чтобы кончики ветвей опять краснели,
Облизавши голубую дымку,
Чтобы птицы всех мастей воспели
Гимн весенний с солнышком в обнимку.
…Вся закуржевела белая берёза,
Черноточины её едва блистают…
Отдалась строптивому морозу,
Но и он когда-нибудь растает.
Зимний путь
Зимний путь плывёт среди сугробов –
Как забыть лошадки чудный бег?
Недоступна нам с конём хвороба,
Возвеличен тварью человек.
Кружевными чащами проеду,
Смеркнется от инея заря…
Мне ли в этом веке, непоседу,
Испытать движение зазря?
Нынче ж мчусь в железной колеснице –
Мир через стекло уж не широк…
И когда в года мои приснится
Красота заснеженных дорог?..
В путь последний кряду собираясь,
Вздёрну Богом данного коня…
Как предчувствие души моей взыграет!..
Как дорога славна для меня!
***
Настеньке Лузиной
А я ещё туман веслом не трогал,
На берег спрыгнув, ног не замочил,
И в росах спозаранку не продрогнул,
Встречая восходящие лучи.
А солнце просочится сквозь ладони –
И в шёлковом огне вся гладь воды.
Лишь после в сетях плещется и тонет,
Когда грядут тяжёлых бурь валы.
Но к вечеру по сердцу всё милее –
И звёздный строй, и в неводе луна,
И огонёк в окошке дальнем тлеет…
О как неповторимо всё у нас!
Ромашка
Ещё ни облачка, ни одного барашка,
И зёрнышки росы не слепит свет,
Но ты взгляни – во всей красе ромашка
Лучи свои протягивает вслед.
А мы спешим туда, где блеск лампады, –
Но все творения у Бога – образа,
Чтоб изумленью не было преграды,
Чтоб взор наш озарился, как слеза.
Так отчий дом нам дорог в час разлуки,
Так Бог распростирается в любви,
Чтоб снизойти до самой смертной муки,
Да всё худое примет добрый вид.
И первая ромашка нам для притчи:
И всё то счастье – в детскую ладонь…
Не покусись на Божие величье,
Благословение полей моих не тронь.
Какая на земле ещё отрада
Любезнее ромашки на лугу?
С ней несравнимы все цветы из сада,
Не так они меня к себе влекут.
А Божий мир, едва мы на тропинку,
Отдаст в наследие и ширь, и синеву;
И в бриллиантах утра паутинку,
И знак любви – ромашку наяву.
И славится – как есть тебя целует…
Не то чтобы жалеет нас во всём,
Но снимет накипи полоску в сердце злую,
И как ромашка – дух мой невесом.
Памяти матери
Я земляничный угол обобрал
И лес прошёл с облупленным бидонцем,
И догоняет горсточка добра
Косматый гребень скачущего солнца.
Дождь стороною, и дорога вниз,
И мать невольно спросит у порога:
– Ну что ж ты не собрал из ягод кисть,
Чтоб угостить кого-нибудь немного?
И я припомнил трогательный дар –
Тот, материнский, с ягодой обычай,
Но никому его не передал,
Хотя в душе моей он возвеличен.
Порою кажется, вот-вот родимый дом,
Разыдутся все облака и громы…
А я бегу вдоль речки босиком,
Едва завидев ток её знакомый.
И хочется скорее, напрямик,
С обратной стороны – по огороду…
О, вожделенный вечной жизни миг!
…Быть может, спросит мать меня про воду?
– Там ключик был, а ты не почерпнул
И не принёс попробовать водицы?..
И снова вспомню, что ж я не свернул
К теперь уж болью сомкнутой кринице?
И я воздену к небу две руки,
Я наг и пуст – вот всё мое моленье…
И берега закончатся реки,
А земляники не коснётся тленье.
На прогулке
На пути, в блистающем закате,
На мгновенье снидет благодать:
Ничего душе не надо тратить,
Хочется последнее отдать.
Увенчает час мой вид церковный,
Величавой древностью пленит;
Обнимает, как оклад – иконы,
И остаток дней моих хранит.
Вот крылом коснётся дивно дымка,
Весь собор – в окалинах зари…
Не найти молитвеннее снимка,
Невозможно мир сей повторить.
***
Не хотела речка замерзати,
Сизую струю по дну пускати,
С бережком по камушкам играти,
С солнышком в излучинах плясати.
По-весеннему хотелось ей бежати,
Красотой зеркальною блистати,
Лес и дол хранити-величати,
Животинку влагой напояти.
Не хотелось речке унывати,
Льдом пресветлое лицо своё скрывати
И устам на сливах умолчати,
Малою волной не колебати.
А хотелось речке веселиться
И с большой рекою в полдень слиться,
По лесам, меж гор-камней крутиться,
Всякому в любви своей присниться.
Серебро чернеет вод, как тает,
В путь за облачком лихим не успевает…
Не дотянется травы сырой, росинки,
Слепотою обольстят её снежинки.
Станет речка плакать, задыхаться,
Холодом колючим уязвляться,
Грузным льдом тяжёлым покрываться,
С берегами белыми равняться.
А пройдёт охотник, чуть наступит,
Белый снег воде сырой уступит.
Там, под зимней толщею, играет
Речка, что весны блаженной чает.
И не умирает, а играет –
Всю мою судьбу-любовь сличает.
Размышление при виде вечерних облаков
Расходятся под вечер облака –
Как фрески Микеланджело, где связь их
Натянется и рвётся, вся расслабясь,
Как с Господом Адамова рука.
На расставанье призвана душа!..
Весь свет Божественной любви тогда
предстанет –
Отпустит и безмерно манит,
И так живём, едва-едва дыша.
И листопад припомню, как вчера,
И милый взгляд, что быстро так восходит
На небосвод, который нас разводит,
Но веруем – и нам уйти пора.
Пронизывает свет тот облака –
Пред сенью смертной сень скользит земная,
Где вызолотит, где чернит, не зная,
Куда ещё нас выведут века.
Как вытянулся на прощанье лес!..
И край земли сомкнулся с гладким небом…
Подай нам, Боже, благостного хлеба,
Да поживём ещё остаток весь.
Уильям Шекспир. Сонет 66
(Вариант перевода)
Предпочитаю смерть – мне с детства
невдомёк,
И чем взрослей, тем скорбнее урок, –
Как глупость и коварство правят миром,
А дело правое ненужным станет, сирым…
И беззаконие прикроется законом,
И первыми ханжи спешат к иконам,
И девственность объявится пороком,
И не в тюрьме предатели, без срока…
И зависть попирает дарованья,
И мусором считается преданье,
И каждый день, закрыв глаза на зло,
Взирать, как чуждым Бога повезло…
Я задыхаюсь: мир к добру упруг…
Но без тебя я не смогу, земной мой друг.
***
Моя награда – не медали,
Не суждено нам высить грудь,
Награда мне – лесные дали
И люди, с кем прошёл я путь.
И несомненной веры храма
Звенящий голос алтаря,
И взор икон, светящих прямо,
И паче сил – любовь Царя.
Пред ним великие вершины
Опустятся, поклон творя…
И те, кто были неповинны,
И те, кто предали Царя.
И средь стихий людских Урала
Ещё бы мне пребыть не зря…
Чтоб сердце биться перестало
Наградой в битве за Царя.
