Женская линия семейные истории

О маме

Моя мама, Клавдия Фёдоровна Бегун (Стрижак), родилась 8 марта 1941 года. Дитя войны. Железная леди и мечтательный романтик. Руководитель крупного предприятия и заботливая жена и мама. Хрупкая и нежная, сама желающая поддержки и опоры, но всегда лидер, берущая на себя ответственность за дело и коллектив, вдохновляющая и дающая личный пример для подражания.
В мамином военном детстве был такой инцидент. Клавдии было два года, когда во двор после дождя въехал автомобиль, разбрызгивая грязь. Дитя, которое ещё и на ножках некрепко держалось, схватило комок грязи и бросило прямо в окно машины с возгласом: «Гитлер капут!» Озверевший фашист подскочил и, схватив девчушку за волосы, поднял над землёй, тряся ею изо всей силы. Бабушка кинулась к ним, но тут вышел немецкий офицер и приказал прекратить издевательство. Ребёнка изверг отпустил без клока волос. А она всё кричала: «Гитлер капут!»
С детства упорная и целеустремлённая. Окончила сельскую школу, до которой самостоятельно с первого класса преодолевала два километра пешком в любую погоду по пустынной дороге. Затем – торговая школа, Донецкий институт советской торговли, высшие курсы руководителей, многочисленные повышения квалификации – и вот она директор керченского торгового объединения «Рубин», в её ведении 26 магазинов.
До этого пройдено несколько руководящих должностей, на которые её ставили тогда, когда дело тормозилось и нужен был «прорыв», так как знали незаурядные лидерские качества руководителя.

Мне запомнились поездки на выездную торговлю в сельские местности. Мало кому из продавцов хотелось отбирать, считать и пересчитывать товар, упаковывать его, грузить и ехать с ним в будке грузовика, «глотая пыль» просёлочных дорог. Но мама всегда могла убедить своих девчат, как это здорово, что их ждут на селе с такими нужными там вещами, и они их доставят. И могла организовать поездку так, что она превращалась в увлекательное приключение. Возвращались поздно ночью, чумазые от пыли, голодные, но радостные и весёлые от полученных благодарностей сельчан и сознания полезности совершённого дела.
На моих глазах в Эльтигене строился и облагораживался пансионат «Дружба», принадлежащий керченскому горпромторгу. И здесь мама – активный участник и вдохновитель. Строили его своими руками. Но в памяти больше осталось, как ровняли песок. (А почему его надо было ровнять, тогда не поинтересовалась.) Это было нелегко: длинную доску надо было тащить за привязанную к концам верёвку, такой себе живой бульдозер. Мама придумала, что мы бурлаки и тащим корабль. Всем стало интересно попробовать себя в роли бурлака, и дело пошло.
А в 70-х в городе появились прекрасные новые здания – двухэтажные кафе «Пингвин» и универмаг «Детский мир «Дельфин». Мама стала директором в «Детском мире». В универмаге установили полностью стеклянные двери – невидаль по тем временам и гордость. Но закрывать их и сдавать на автоматическую сигнализацию было сущей проблемой – не всегда автоматика срабатывала. Поэтому не раз персоналу во главе с мамой приходилось оставаться в универмаге на ночь – сторожить двери, у которых тут же и устраивалось лежбище. Потом даже дежурства пришлось устанавливать на случай следующего такого аврала. А мы с папой готовили ужин на всех и относили уже поздно вечером для подкрепления сил доблестных охранников.
Я ревновала свою маму к своим же подружкам, которые секретничали с ней наедине, доверяя все свои девчачьи тайны. Бегали к ней за советом и получали его. Да, советчик она была замечательный. Она ни в чём не видела проблем, решение любой трудности было только делом времени, часто очень скорого. С ней было не страшно.
Сейчас мало кого встретишь из маминых сотрудников и подруг, но встречая, неизменно слышу: «Твоя мама была необыкновенная и очень красивая». Спрашиваю: почему необыкновенная? Как это? Ответ не менее странный: «Вот все обыкновенные, а она – необыкновенная!»

О бабушке

Бабушка была модисткой – шила на заказ, а дедушка работал камнерезом в Аджимушкайских каменоломнях, таких каменотёсов называли «скаляне».
Поженились они по большой любви, иначе браку бы не состояться: Евдокия – потомственная кубанская козачка, а Флор – с Одесчины, на Кубани же принято семьи создавать козачьи, из своих. Но Флор тоже считал себя козаком, потому что он им и был. Однако козак козаку рознь, если козак «не тутэшний» – так считалось у кубанцов. Часто моему деду приходилось отстаивать свое звание козака, и это неизменно заканчивалось дракой, часто кровопролитной. Одолеть Флора не удавалось – могучий молодец. Но однажды силы были неравные, и Евдокия также вступила в драку со сковородкой в руках. Деда повалили на стол и стали душить (обычное дело!), тут Дуся и применила холодное оружие, огрев одного сковородой по голове, отчего тот отскочил от Флора. Другой же не отступал, и бабушка, схватив его за уши, стала оттаскивать от деда. Одно ухо осталось в руке – оторвала напрочь. Драке конец, а дед кинулся спасать противника, друг всё-таки ему был. Ухо – в полотенце, безухого – на велосипед, и помчался в больницу. (Старотитаровская станица – и сейчас велосипедная столица!) Ухо пришили. И что интересно, оно приросло.
Бабушка решила этим разборкам положить конец, поэтому с Кубани они переехали в Керчь.
Жили в городе возле консервного завода, снимали пристройку у пожилой четы.
Здесь у них родилась дочь Клавдия – моя мама. Осенью подошли немцы, дед рвался на фронт, записали его в стрелковую дивизию. Пришёл домой попрощаться. Жене сказал: «Отдай скалянам всё добро и беги на Кубань к родителям, пока можно пробраться». Бабушка ответила, что будет дожидаться его в Керчи. Зашила ему в гимнастёрку молитву и проводила до пункта сбора. Всю дорогу дед сам нёс свою дочурку.
Евдокии в 1941-м было всего 20 лет, когда она, солдатка, осталась одна с младенцем на руках. Шила, помогала вести хозяйство старикам, у которых они с дедушкой снимали жильё. Но однажды во время бомбёжки в их дом попала бомба, крыша упала, стены завалились. Пристройка чудом не рухнула. Когда «мессеры» улетели, бабушка и соседи кинулись разбирать завал, чтобы вытащить стариков, но они не выжили. Вытаскивали их из-под железной кровати, под которую они спрятались от бомбёжки.
Скоро за бабушкой приехал её папа, мой прадед Пётр Степанович, и забрал их в станицу, в отчий дом. Позже станицу оккупировали немцы с румынами. В плавнях во время оккупации прятались партизаны, совершая свои диверсионные вылазки. Прадед собирал кошёлки с провиантом и вручал бабушке, она должна была относить их в условленное место. Бабушка шла на задание с ребёнком, чтобы не так подозрительно было.

Четыре раза через Керчь проходила линия фронта, город освобождали дважды. И каждый раз сразу после освобождения бабушка со своей сестрой Валентиной добиралась до Керчи с продуктами для знакомых, которые голодали, оставаясь в городе. В пригородах иногда удавалось раздобыть рыбы у рыбаков, которые тут же возобновляли промысел для горожан и Красной армии.
Однажды при нас, детях и внуках, страшными воспоминаниями делились между собой сёстры Евдокия, Мария и Валентина. Мы плакали, слушая, как в родном городе текла красная от крови вода в нашей речке Мелек-Чесме. Сколько трупов было везде разбросано, и не только трупов, но и частей тела. Этим была забросана и речка, по которой плыли даже человеческие внутренности. Не поднимается рука описывать те подробности, что мы тогда услышали…
Дедушка прошёл всю войну, вернулся только в 1946-м – восстанавливал Вену. Руки у него золотые – строитель, плотник, бондарь. Получил орден Славы.
Бабушка его верно ждала, читая и перечитывая редкие письма-треугольнички.
Дед вернулся, построил дом для своей семьи по ул. Коммунистической, 3. И ещё много домов в станице построил, до сих пор стоят.
Евдокия Петровна и Флор Наумович Затяжчуки воспитали и меня.
Но разговоры про войну в семье – табу. Никто не любил вспоминать те грозные годы. Я часто спрашивала у своего дедушки-фронтовика о войне, но дед ничего не рассказывал, отделываясь общей фразой: «Деточка, ничего там хорошего не было, не стоит ворошить». И это несмотря на то, что дошёл до Берлина и рассказать было о чём.
А однажды на базаре бабушку встретил один из тех партизан, которым в плавни она еду носила. Встрече обрадовались. На другой день он пришёл к ним домой с корреспондентом районной газеты. Но бабушка от интервью отказалась и только повторяла, что стыдно будет, если про неё напишут в газете, а она ведь ничего особенного и не сделала.

Бабушка Евдокия Петровна Затяжчук (Бордюг), добрая и мудрая, широкой души, учила меня шить, читать и путешествовать.
С бабушкой я с самого раннего детства путешествовала по Кубани, Кавказу и Крыму, летала на самолёте-кукурузнике с аэродрома станицы Старотитаровской в аэропорт Керчи, первая моя переправа на пароме через Керченский пролив тоже была с бабушкой Дусей, я ездила с ней на настоящем паровозе и даже в теплушке. А на ночь она читала мне стихи Тараса Григорьевича Шевченко из «Кобзаря» и сказки Александра Сергеевича Пушкина, которых знала множество наизусть.

О прабабушке

Прабабушка Наталия Спиридоновна Бордюг – настоящий образец всепрощения, доброты и безропотной терпимости перед всеми превратностями судьбы. Её семейная жизнь с прадедушкой Петром Степановичем для всех была образцом для подражания: взаимоуважение, забота, поддержка друг друга во всём.
Прадедушку я не знала, а прабабушка Наташа запомнилась тихой, гостеприимной, трудолюбивой до глубокой старости. Когда бы ни приехала к ней, она на огороде, то что-то сажает, то урожай собирает. Для гостя в кованом сундуке всегда найдётся гостинец – конфетки, шоколадка или совсем уж экзотика – мандарин!
Прабабушка – человек из XIX века, несовременная по нашим детско-юношеским понятиям, и всё нам казалось смешным: и эти ситцевые длинные юбки, и обязательный платок на голове, который почему-то называли «печальник». И то, как бабушка, послюнявив пальчик, поправляла бровки, когда кто-нибудь звал её у калитки.
Бабушка легко позволяла нам подтрунивать над собой, да ещё, бывало, и сама расскажет что-нибудь смешное о себе. Например, как поехали они с подругой проведать своих мужей, служивших в козачьих войсках на персидской границе. Добирались долго, на перекладных. Когда совсем уже почти добрались до цели, надо было преодолеть небольшое расстояние на теплушке. Ехали они на ней три дня и всё удивлялись, что на стоянках через определённое время один и тот же человек мусульманского вида продавал пирожки. «Наверное, он с нами в этом поезде едет», – решили подружки. А потом выяснилось, что уже третий день они по кругу ездят – маршрут у поезда был кольцевой, а пирожник продавал свои пироги на одной и той же станции. «Ох, и тёмные же мы были», – качала головой бабуля.
До сих пор в нашей семье вспоминаем курьёзный случай, когда в станицу пришло электричество во второй половине 60-х. Дом прабабушки Наташи стоял на одной из центральных улиц, поэтому и электричество провели к нему одному из первых. Электромонтёр на стены прибил на равных расстояниях фарфоровые изоляторы-катушки, похожие на шахматные пешки. На них укрепил витые провода, которые довёл до середины потолка, а дальше с полметра оставил свободно свисающими, на конце прикрепил патрон для лампочки. И всё, никаких выключателей и розеток. В розетку всё равно вставлять нечего: пылесосов и фенов нет, а утюг – чугунный для разогрева на печи. Выключатели в те времена считались излишеством, да и не было их.
Мы пришли к бабушке ранним вечером, чтобы успеть увидеть электросвет, зная, что спать она ложится рано – «с курами», ведь подъём всегда до рассвета, да и керосин лишний жечь незачем. В общем, видим ярко освещённые окна, заходим, а бабуля стоит на табуретке посреди комнаты и изо всей силы дует на лампочку, потушить старается. Мы с братом, что называется, упали со смеху и долго не могли остановиться. Недоумевающей бабуле было невдомёк, что лампочку надо было чуть выкрутить из патрона, никто не сказал. Дальше смеялись все вместе.
Такие вот вспомнились женские семейные истории.

Людмила ШИШЛО (СТРИЖАК)