Храм-усыпальница во имя святого Олега Брянского
ИСТОРИЯ СТРОИТЕЛЬСТВА
120-летию со дня рождения
князя крови императорской
Олега Константиновича Романова
посвящается
Моё обращение к исследованию истории строительства храма-усыпальницы во имя святого Олега Брянского в Осташёво обусловлено интересом к жизни алапаевских мучеников – князей императорской крови Константина и Игоря Константиновичей.
Именно они, и прежде всего Игорь, руководили строительными работами по возведению этого храма, в котором должны были обрести покой останки их брата, князя Олега Константиновича, смертельно раненного в бою под Владиславовом 27 января 1914 года и скончавшегося от ран два дня спустя в госпитале в Вильно.
Его, согласно его желанию, которое он высказал ещё 12-летним мальчиком, похоронили в Осташёво, в подмосковном имении Константиновичей, где прошли его детство и юность.
Осташёво расположено на левом берегу реки Рузы, ныне Рузского водохранилища. Его возникновение относят к самому концу XVIII века, когда князь А. В. Урусов, владевший расположенным на правом берегу Рузы имением Петровское-Чередово, решил перенести свою резиденцию на противоположный берег. И в 1790-х годах здесь был выстроен великолепный усадебный ансамбль, в разработке проекта строительства которого, возможно, принимал участие знаменитый архитектор Р. Р. Казаков. Во всяком случае, на эту мысль наводят и чёткий план усадьбы, и взаимодействие построек, основанное на гармоничном сочетании башен различной величины и формы, и, наконец, тот факт, что именно Казаков в эти же годы строил дом Урусова в Москве.
Великий князь Константин Константинович стал владельцем Осташёво в 1903 году. И, наверное, во время его первого приезда в имение, его, как и всех, кто приезжает сюда сегодня, встретила липовая аллея, ведущая в просторный парадный двор, ограниченный въездными башнями и флигелями по углам. В глубине двора некогда стоял двухэтажный дом с бельведером и четырёхколонным портиком на аркаде – в 1950-х годах его снесли, теперь там построено новое здание. К центральному двору примыкали два боковых двора с флигелями, которые ныне утрачены, как и весь комплекс хозяйственных построек, от которого сохранилось только здание конного двора. При усадьбе был большой парк – ныне его нижняя часть затоплена, восточная половина заросла и превратилась в лес, и только западная его часть, то есть именно та, где на холме возвышается церковь-усыпальница святого Олега Брянского, должно быть, по промыслу Божьему, дошла до нас почти в неизменном виде.
Судьба этой церкви удивительна. Она была заложена в самый тяжёлый для России год Первой мировой войны – 1915-й. Она так и не была достроена, не была освящена – этому помешала начавшаяся революция, вскоре обернувшаяся братоубийственной гражданской войной. И ей так и не суждено было стать родовой усыпальницей младшего поколения князей Константиновичей. Но зато ей было суждено пройти через безбожные советские десятилетия и стать одной из тех нитей, которые связывают Россию, в которой мы живем сегодня, с той Россией, которую мы потеряли.
Её внешний облик строг: кубический четырёхстолпный одноглавый храм, у западного входа – крыльцо на кувшинообразных столбах, у юго-восточного угла – двухпролётная звонница. Многолопастные арки в верхней части стен срезаны четырёхскатной кровлей. Наружное декоративное убранство храма сдержанно – декоративные пояса с бегунцом, поребриком, впадинами, и лишь в карнизе барабана – аркатура.
Предельно скупо на украшения и оформление интерьера – стены оштукатурены и побелены, росписи отсутствуют, вдоль стен помещены саркофаги, над которыми в кладку были вмурованы надгробные доски, ныне утраченные.
И нет ничего, что могло бы смутить царящий здесь вечный покой скорби.
Решение о строительстве храма-усыпальницы над могилой князя Олега было принято в скорбные дни вскоре после его похорон – об этом свидетельствует запись в дневнике великого князя Константина Константиновича от 5 октября 1914 года, где говорится, что он и приехавшие на похороны с фронта князья Константиновичи, Иоанн, Гавриил, Константин и Игорь, решили «согласно желанию Олега выстроить над его могилою церквушку во имя преподобных князя Олега Брянского и Серафима Саровского».
Но смерть сына подорвала жизненные силы великого князя Константина Константиновича. 13 октября 1914 года императрица Мария Фёдоровна пишет великому князю Николаю Михайловичу: «Конечно, для него (князя Олега. – Прим. автора) была прекрасная смерть, но для несчастных родителей горе остаётся горем. Особенно бедный Костя (великий князь Константин Константинович. – Прим. автора) глубоко опечален. Ольга говорит, что Олег был его любимый сын, самый близкий его сердцу, самый даровитый и такой добрый и прекрасный мальчик».
В последних строках нет никакого преувеличения. «Светлым князем» называли Олега не только родные и близкие, но и все, кто его знал. Он был одарён многими талантами и не так уж мало успел сделать за свою короткую жизнь.
Единственный из братьев Константиновичей он унаследовал литературный талант своего отца, великого князя Константина Константиновича, который был известен в России и как поэт К. Р. Юношеские стихи и рассказы князя Олега свидетельствуют о его несомненном литературном таланте и поэтическом даре. В поэзии, в литературе он видел своё жизненное призвание, во всяком случае, именно об этом он пишет в дневнике: «Быть писателем – это моя самая большая мечта, и я уверен, убежден, что я никогда не потеряю желания писать». В 1914 году несколько его стихотворений и рассказ «Ковылин» были опубликованы в «Ниве» – одном из самых читаемых в России журналов.
Он первым из князей Романовых решил получить высшее образование – после окончания Полоцкого кадетского корпуса поступил в Александровский императорский лицей, который окончил с серебряной медалью, а за выпускное сочинение «Феофан Прокопович как юрист» получил Пушкинскую медаль, которой отмечались сочинения, имеющие не только научное значение, но и литературные достоинства.
С именем князя Олега Константиновича связано и первое факсимильное издание рукописей Пушкина – во многом благодаря ему в 1912 году был осуществлён их первый выпуск, который известный пушкинист П. Е. Щёголев оценил как «на редкость тщательно выполненное издание», которое «потребовало от издателя самого напряжённого и пристального внимания: с величайшей заботливостью он следил за неуклонной верностью воспроизведений подлинникам. Казалось бы, цинкографическое воспроизведение рукописей не требует особенного присмотра в силу своего автоматизма, но князь Олег Константинович правил корректуры оттисков с клише и внёс немало поправок: оказалось, фотография не везде принимала точки и чёрточки пожелтевших от времени рукописей – и князь с изощрённым вниманием отмечал эти отступления».
После окончания лицея князь Олег собирался всерьёз заняться юриспруденцией, но прежде, как отпрыск княжеского рода, должен был исполнить свой воинский долг, чтобы, как запишет он в своём дневнике, «оправдать в глазах народа наше происхождение». Однако воинская служба продолжалась недолго – корнет Олег Романов тяжело заболел и был отправлен для излечения в Италию, где принял самое активное участие в строительстве русского храма во имя святителя Николая в Бари.
А потом началась война. И князь Олег, несмотря на болезнь, отправляется в действующую армию. 6 августа 1914-го он в составе лейб-гвардии Гусарского полка принимает участие в одном из самых тяжёлых сражений во время наступления русской армии в Восточной Пруссии – в сражении под Куашеном. А два месяца спустя получает смертельное ранение в бою под Владиславовом. О том, как это случилось, мы можем узнать из воспоминаний генерала Н. Н. Ермолинского: «Князь Олег, давно стремившийся в дело, стал проситься у эскадронного командира, графа Игнатьева, чтобы ему позволили с его взводом захватить зарвавшихся немцев. Эскадронный командир долго не соглашался его отпустить, но наконец уступил.
Все остальное произошло очень быстро. Преследуя отступающий неприятельский разъезд, князь Олег вынесся далеко вперед на своей кровной кобыле Диане… Вот они настигают отстреливающегося противника… Пятеро немцев валятся, прочие сдаются… Но в это время в князя Олега целится с земли раненый всадник… Выстрел. И князь Олег падает с лошади…
Первыми подскакали к раненому князю вольноопределяющийся граф Бобринский и унтер-офицеры Василевский и Потапов. Первые два принялись перевязывать рану, а Потапов был услан за фельдшером и с докладом эскадронному командиру.
На вопрос, не больно ли ему, князь Олег ответил отрицательно. Общими усилиями раненого перенесли в близкий хутор, где фельдшер Путь сделал ему первую настоящую перевязку.
Увидав прискакавших на хутор братьев, раненый обратился к князю Гавриилу Константиновичу со словами: “Перекрести меня!”, что тотчас же было исполнено…»
Князя Олега отвезли в госпиталь в Вильно. В госпитале умирающий князь вёл себя мужественно, о чём написал навестивший его генерал-майор В. А. Адамович в письме к его отцу, великому князю Константину Константиновичу: «Его Высочество встретил меня как бы “не тяжёлый” больной. Приветливо, даже весело, улыбнулся, протянул руку, жестом предложил сесть… Войдя, я поздравил князя с пролитием крови за Родину. Его Высочество перекрестился и сказал спокойно: “Я так счастлив, так счастлив! Это нужно было. Это поддержит дух. В войсках произведёт хорошее впечатление, когда узнают, что пролита кровь Царского Дома…” Его высочество был оживлён и сиял в счастливом для него сознании своих страданий. Мгновениями же были видны подавляемые им мучения».
На следующий день он умрёт.
После гибели сына в дневнике великого князя Константина Константиновича редко встречается день без упоминания об Олеге, без тревоги о судьбе остальных сыновей. Уже 4 октября 1914 года он записывает: «Временами нападает на меня тоска, и я легко плачу. Ужас и трепет берут, когда подумаешь, что с четырьмя сыновьями, которым вскоре нужно вернуться в действующую армию, может случиться то же, что с Олегом. Вспоминается миф о Ниобе, которая должна была лишиться всех своих детей. Ужели и нам суждено это?»
Постоянными становятся его встречи с людьми, знавшими князя Олега, служившими с ним в полку, видевшими его в последние дни жизни. Великий князь старается как можно чаще лично присутствовать на заупокойных службах о сыне.
«Олега по моим указаниям, – записывает он в своём дневнике во время пребывания в Павловске, – поминали в Вильне «новопреставленным воином, благоверным князем», а здесь поминают «новопреставленным воином за веру, Царя и Отечество, на поле брани живот свой положившим, благоверным князем».
В память о сыне Константин Константинович учредил стипендию в Полоцком кадетском корпусе, где числился Олег, а Елизавета Маврикиевна – специальную медаль для награждения лицеистов за лучшие сочинения по отечественной словесности.
Государь император Николай II после гибели Олега присвоил первой роте Полоцкого кадетского корпуса наименование «Рота Его Высочества князя Олега Константиновича».
Первоначально постройкой храма-усыпальницы святого Олега Брянского в Осташёво ведала контора великого князя Константина Константиновича, но уже на стадии проектирования к строительству его привлекается князь Игорь Константинович. Во всяком случае, именно ему уже 7 сентября архитектор Сергей Николаевич Смирнов, который был назначен непосредственно руководить строительством, направляет следующую телеграмму.
«От 7 октября 1914 года. Осташёво
Его Высочеству Князю Игорю Константиновичу
Будьте добры снять фотографию холма со стороны дома, отступив шагов 30–40 от холма.
Крайне желательно для проектирования.
Смирнов».
Обращение Смирнова именно к князю Игорю не случайно.
Князь Игорь Константинович в свои 22 года уже имеет немалый опыт в решении вопросов как церковного строительства, так и управления храмовым хозяйством в целом.
Об этом, например, свидетельствует датированное 16 октября 1912 года повеление великого князя Константина Константиновича Павловскому городскому правлению о назначении князя Игоря Константиновича ктитором церкви Святых апостолов Петра и Павла при Павловском дворце.
Князь Игорь Константинович был также членом комиссии по сооружению храма во имя святой Ольги на её родине в селе Выбуты близ Пскова. О его активном участии в этом строительстве мы можем узнать, например, из протокола заседания комиссии, проходившего в Мраморном дворце 19 февраля 1914 года, в котором, в частности, записано, что князь Игорь «горячо высказался за постройку храма из плит, указывал собранию на то, что все древние храмы Пскова построены из плит и затем снаружи затерты известкой»; поддержал предложение С. Н. Смирнова «научно разработать икону Святой Ольги в иконостасе, чтобы эта икона была особенно хорошо видна, с помещением на той же иконе вокруг самой Святой событий из Ея жития». Неудивительно, что именно князю Игорю Константиновичу комитет дал ответственное поручение передать августейшей вице-председательнице (её императорскому высочеству великой княгине Ольге Александровне) ходатайство комитета о представлении проекта храма августейшему президенту Академии художеств на заключение академии.
Вот и сейчас, получив телеграмму от А. Н. Смирнова, князь Игорь поспешил выполнить его поручение. Фотография была снята. Но на этом дальнейшее участие князя Игоря в работах над храмом в Осташёво было приостановлено, так как он вместе с братьями должен был вернуться на фронт.
А великий князь Константин Константинович, чувствуя, что силы покидают его, торопится продолжить работы по строительству. Сразу после отъезда сыновей на фронт началась работа над проектом храма. По желанию великого князя его автором стал академик архитектуры, гражданский инженер Марьян Марьянович Перетяткович, который давно и плодотворно сотрудничал с семьёй великих князей Константиновичей, в частности, по его проектам были построены храм-памятник Спас-на-Водах и храм во имя святой Ольги на её родине, в селе Выбуты близ Пскова. В разработке проекта храма принимал участие и другой известный архитектор С. М. Дешёвов.
Как видно из пояснительной записки к смете, проект храма был утверждён великим князем 31 января 1915 года. По проекту церковь должна была представлять из себя «кубический четырёхстолпный одноглавый храм крестово-купольного типа с пониженной апсидой… по образцу древних псковско-новгородских церквей».
На основании утверждённого проекта храма, результатов бурения или отрывки грунта для определения заложения фундамента, а также сведений, полученных от князя Игоря Константиновича и Г. Э. Гернета, о количестве материалов, «которые можно иметь на месте, которые можно достать в окрестностях, которые надо привезти из Москвы и Рязанской губернии, о ценах на них с доставкой на место стройки, о количестве местных рабочих рук и перевозочных средств и ценах на них» были составлены ведомость количества работ и материалов, а также смета строительства.
Для испытания кирпича князь Игорь Константинович обещал строителям в начале 1915 года «отвезти три штуки в Петроград и прислать их архитектору».
В Москве он встретился с князем Алексеем Александровичем Шихматовым, и между ними состоялась плодотворная беседа о разработке сюжета запрестольного обряда.
Из письма С. Н. Смирнова к Н. Ф. Рооту от 21 января 1915 года мы узнаём о том, что князь Игорь после беседы с князем А. А. Ширинским-Шихматовым пригласил С. Н. Смирнова в первых числах февраля в Осташёво для утверждения проекта сметы. «Там вместе с Управляющим Их имением мы сдадим подряды на поставку материалов», – сообщает С. Н. Смирнов.
Вскоре после этой встречи князь Игорь снова уезжает на фронт: 27 февраля 1915 года великий князь Константин Константинович записал в дневнике: «Игорь уехал на войну. Сохранит ли его Господь?»
Между тем здоровье самого великого князя продолжало ухудшаться. Ещё 2 февраля 1915 года в Мраморном дворце в Павловске он записывает в своём дневнике: «Удушье и перебои сердца мучили меня ночью до 4 утра. К утру прошло. С тех пор я проводил дни, сидя на большом кресле в моей приёмной, и никуда не ходил…»
На первой неделе Великого Поста у него, как напишет позднее в своих мемуарах князь Гавриил Константинович, «снова начались удушья. Он очень плохо выглядел и еле стоял в церкви». Состояние здоровья великого князя не позволило ему поехать с сыновьями Гавриилом и Игорем в Осташёво «на могилу Олега по случаю полугодового дня его смерти, где была отслужена панихида».
Младшая дочь великого князя Вера Константиновна вспоминала: «Здоровье “папа”, как мы называли его дома, всё ухудшалось. У него обнаружили грудную жабу. Приступы становились всё сильнее и сильнее. Один из них был настолько силён, что казалось, наступил конец. Однако на этот раз наступило облегчение и даже такое, что было решено ехать на лето в наше любимое Осташёво, где был погребен брат Олег».
Но поездка так и не состоялась. Пасха 1915 года стала последней в жизни великого князя. Смертельно больному Константину Константиновичу не суждено было увидеть начало строительства храма-усыпальницы над могилой его сына. Вместе с князем Игорем он только смог ознакомиться с рабочими чертежами храма (как сказано в помете на рабочих чертежах храма, они были предоставлены «Его Высочеству 24 апреля 1915 года»).
К маю 1915 года на месте стройки была лишь «вырыта большая часть фундаментных рвов, но всё же оставалось нетронутым место под четыре пилона храма, а для звонницы выемка земли только что началась. Имелись уже необходимые временные строения».
О смерти отца Игорь узнал в Мцхете, где двумя днями раньше участвовал в погребении мужа своей сестры Татьяны, князя Константина Багратион-Мухранского, убитого 19 мая под Львовом. Позднее Татьяна Константиновна вспоминала: «Через два дня после погребения в Мцхете Игорь получил телеграмму о кончине отца и сейчас же уехал по Военно-Грузинской дороге, и я с ним. В Петербурге его шофёр сказал, что накануне состоялось перевезение тела в собор Петропавловской крепости, и мы поехали прямо туда. Гроб стоял высоко, над несколькими ступенями, и почетный караул вокруг. Государь Император сделал замечание, почему духовенство не было в одинаковых облачениях. Старший брат Иоанн пригласил столько епископов, столько священников, всех, кого только знал, так что не хватило придворного облачения».
В этот же день, 6 июня 1915 года, в 9 часов утра в Осташёво был отслужен молебен отцом Иоанном Малининым и заложен первый камень в юго-восточном углу храма-усыпальницы. На молебне присутствовали помимо служащих в Осташёве и крестьяне, последовавшие затем на могилу покойного князя Олега Константиновича, где была отслужена панихида.
Спустя два дня после описываемых событий, 8 июня 1915 года, великий князь Константин Константинович был похоронен в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора.
Теперь все «расходы по постройке храма-усыпальницы за последовавшей кончиною Великого Князя Константина Константиновича уплачивались в равных частях из трёх сумм: Ея Императорского Высочества Великой Княгини Елизаветы Маврикиевны и Их Высочеств князей Константина и Игоря Константиновичей…»
Спустя месяц после смерти великого князя «бетонный фундамент храма <…> был закончен и выровнен».
Ко дню торжества закладки храма, то есть к 5 июля 1915 года, в восточной стене храма «был заложен цоколь из булыжного камня средней крупности… чем преследовался примитивный вид его в связи с древним стилем, а также возведена кирпичом вся алтарная часть на высоту более ½ сажени. В середину полукружия вложен камень, предназначенный для закладки мощей.
К моменту прибытия крестного хода, к 12 часам дня, всё место стройки было украшено гирляндами из дубовых листьев, образовавших горку над местом престола <…>, а также пальмами и цветами. Исполненное со вкусом садовником П. Богдановым убранство очень гармонировало с идеей памятника.
Богослужение совершал епископ Модест Верейский в присутствии Их Высочеств князей Игоря и Георгия Константиновичей, почётных гостей и многочисленной толпы крестьян и рабочих.
30 июля рабочие перешли к кладке самого храма <…>, точно по проекту.
Кровельные работы начались 31 октября.
Кладка звонницы была закончена 25 октября.
В западной стене храма, согласно указанию С. Н. Смирнова, для усиления света было пробито ещё одно окно.
Внутри храма вырыты котлованы для бетонных ячеек десяти гробниц», – читаем мы в отчёте о строительстве.
Таким образом, из отчёта архитектора видно, что в основном строительство храма-усыпальницы было завершено в конце октября 1915 года, оно заняло 5 месяцев.
В это время князь Игорь Константинович «серьёзно заболел воспалением легких и его привезли с фронта в Петроград». В письме от 24 октября 1915 года государыня императрица Александра Фёдоровна сообщает супругу: «Игорь вернулся весь больной, воспаление легких и плеврит, сейчас он вне опасности – бедное дитя отдыхает в Мраморном дворце; какое у них слабое здоровье, и как мне жаль бедняжку Мавру». «Оправившись от болезни, – пишет в своих мемуарах князь Гавриил Константинович, – Игорь поехал к Государю доложить ему о решении врачей. Он не знал, что ему делать, раз он не может служить в строю. Ему очень хотелось, чтобы Государь назначил его флигель-адъютантом и чтобы он был отчислен в свиту. Он так повернул разговор (один только Игорь умел это делать), что Государь тут же назначил его флигель-адъютантом и отчислил в свиту, разрешив ему продолжать носить полковой мундир <…>. Игорь дежурил в Ставке при Государе. Государь очень хорошо относился к нему».
Несмотря на плохое самочувствие и постоянные дежурства в Ставке (которая первоначально находилась в Барановичах, а затем была переведена в Могилёв), князь Игорь находил время для участия в делах строительства храма в Осташёво. 28 ноября 1915 года, находясь в Ставке, он получил письмо от С. Н. Смирнова. Зная о том, что князь будет с 4 по 6 декабря в Петрограде, инженер просил его о встрече, на которой хотел бы обсудить несколько вопросов о внутреннем убранстве храма.
В этом письме, в частности, С. Н. Смирнов писал князю Игорю: «Наше свидание: Роот, Перетяткович, Ходов и я, состоялось в среду у Маар. Маар-ча (Марьяна Марьяновича. – Прим. автора) на квартире. Ходов теперь занялся вычерчиванием разрезов в большом масштабе и потом на днях явится сюда, чтобы получить все данные для иконостаса, его деталей, полок, киотов и т.д. <…> Роот показал на куске бумаги эскизы печей, как он их себе представляет, М. М. одобрил, и теперь тот уехал во Псков разрабатывать проекты в большом масштабе. У печки проектируется сидение на столбиках, отдельные изразцы будут все с изображением древнего русского орла или грифона (в шахматном порядке), в верхней части печи будет ниша для урны, а посередине венчать все будет древний герб Великого князя или Царя. Довольно неудачно я это изобразил здесь, но в общем Вам понятна должна быть идея. Сначала мы думали сделать печь подобно пестрым ярославским изразцам, но для усыпальницы это не годится, а потому мы пришли к выводу, что надо её сделать одного цвета и не яркою, а, например, коричневого или темно-зеленого. Теперь ожидаю рисунки. Во всяком случае рисунки, конечно, будут Вам представлены и к работе не приступят, пока Вы не одобрите. Образцы изделий школы Роот оставил у Альберта Бенда, и я могу их там всегда получить для представления Вам. Беседовали мы и о Святославове кресте, и о надгробии, но это ещё не вылилось в определенные формы, а скорее будет окончательно намечено, когда Ходов принесет большие расчеты. Затем расчеты пойдут во Псков Рооту, дабы там они смогли сами наметить апсиду в мозаике, а в связи с ней и прочую растительность. Мне думается, что привлечение этой школы с её опытными и идейными руководителями, с её традициями в духе русской старины, с её средствами и музейными предметами старины в Поганкиных палатах лучшим образом позволит нам с вами довести дело до конца, строго придерживаясь старины и дав возможность молодежи делом участвовать в этой идейной постройке. Не шутка при Ваших средствах оплатить первейших художников, обставить дело знаменитостями. По-моему, Вы этого вовсе не хотите.
Я пересматривал на днях разные снимки икон Лихачёва. Там большое разнообразие рисунков басмы. Оттуда можно будет выбрать кое-что для иконостаса.
Дешёвов сдал мне недели полторы тому назад чертежи и отчеты по усыпальнице. Он писал его уже здесь. В общем, отчет представлен подробно, но я бы хотел сначала его с Вами пересмотреть прежде, чем сдать в контору. В которую контору сдать этот отчет? Это своего рода будущие архивные документы по постройке Вашей родовой усыпальницы. Где они должны будут храниться? Здесь или в Осташёве? Дешёвову пришлось поэтому (ввиду представления отчёта) уплатить ещё за один месяц, это уже последний, его квитанцию я посылаю сегодня в Мраморный. Мне бы хотелось пересмотреть денежный отчет по Усыпальнице вместе с Герингом, и когда, Вы надеетесь, его можно было бы увидеть здесь?
Кармалин вновь прислал письмо Дешёвову, указывал на убыток около 200 р. По договору он все получил, так что Вы ему ничего не должны, но я верю, что работа обошлась ему дороже, чем он предполагал, так как дело затянулось из-за кирпича. Может быть, когда Вы будете здесь, позвольте с Вами возобновить разговоры об этой добавке Кармалину, может быть, хотя бы наполовину. Впрочем, на это, конечно, Ваша добрая воля. Здесь нет никакого обязательства. Кроме того, надо проверить, действительно ли только из-за затяжки в кирпиче он понес убытки. Лучше всего, конечно, переговорить здесь при встрече. Крепко жму Вашу руку.
Искренне Вам преданный, Ваш Смирнов».
Как видим, архитектор предупреждает князя Игоря в этом письме о том, что утверждение деталей иконостаса и рисунков печей будет невозможно без согласования с ним.
Неизвестно, состоялась ли эта встреча, но из письма Н. С. Смирнова видно, что работа по внутреннему устройству храма к концу 1915 года шла полным ходом.
Наступивший 1916 год принёс князю Игорю новые заботы и проблемы. 30 января 1916 года князь Игорь Константинович получил ещё одно письмо архитектора С. Н. Смирнова о ходе работ по строительству храма с просьбой разрешить различные технические, художественные и финансовые вопросы.
1 февраля 1916 года управляющий делами великой княгини Елизаветы Маврикиевны князь Шаховской извещает управляющего делами князя Игоря Константиновича Д. Ф. Заякина о том, что он «определил расход, приходящийся на часть Великой Княгини, в шесть тысяч восемьсот пятьдесят шесть рублей семьдесят четыре копейки. Ныне за выплатою из сумм Великой Княгини 5484 рублей 13 копеек остается доплатить 1372 рубля 61 копейку, каковая сумма может быть теперь уже внесена в кассу Управления для упрощения расчета, на чем и оканчивается уплата из сумм Ея Императорского Высочества по постройке храма в Осташёво, о чем мною уже было сообщено, как Вам, так и С. Н. Смирнову, при личном свидании и разговорах на эту тему».
Таким образом, все расходы по строительству храма дальше пришлось нести уже одним только князьям Игорю и Константину.
Вскоре управляющий великого князя Константина Константиновича сообщил управляющему конторой князя Игоря Константиновича о том, «что вся переписка по строительству храма будет поступать в контору князя». Таким образом, князь Игорь Константинович взял на себя всю ответственность за строительство.
Однако здоровье князя Игоря в этот период оставляло желать лучшего. Обратимся к письму государя Николая II супруге от 9 мая 1916 года, которое он отправил из Ставки. Однажды во время прогулки по реке он заметил, что «Игорь не может грести, даже после нескольких гребков у него начинается кашель и кровохарканье! По той же причине он не может быстро ходить – бедный юноша, а ему всего 22 года».
Правда, 20 сентября 1916 года управляющий конторой великой княгини сообщил управляющему конторой князя Игоря Константиновича барону Э. Ф. Менду следующее: «На отношение вверенного Вам Управления, от 13 сентября с. г. за № 544, имею честь уведомить Вас, что мною сделано распоряжение о взносе в Кассу Управления из сумм Ея Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Маврикиевны, – 2 218 р. 09 к., составляющих 1/3 суммы, приходящейся на долю Ея Императорского Высочества, на уплату счетов Эрихсона и Оловяншиникова по постройке храма-усыпальницы в Осташёве. За выплатою означенной суммы – всего из сумм Великой Княгини уплачено на постройку храма-усыпальницы –
5 487 р. 13 к. При вступлении моем в должность Управляющего Двором Ея Императорского Высочества и принятии всех дел я был осведомлён, что стоимость всей постройки храма-усыпальницы, определенная раньше в 30 тысяч рублей, ввиду вздорожания рабочих рук и строительных материалов увеличилась до 40 000 рублей…»
Сохранился и ответ князя Игоря на это письмо:
«Петроград 1917 года, января 20-го
Многоуважаемый Владимир Александрович, благодарю вас за присылку копии с бумаги № 740 от 20 сентября 1916 года, которая мне была прислана Бар. Мендом в начале октября на Царскую Ставку и до сих пор хранится у меня в делах по постройке храма-усыпальницы. Вы пишете, что не были уведомлены о новых расходах по постройке храма.
Барон Менд мне доложил, что в конце прошлого года он в конторе двора показывал Вам новую смету и ознакомил Вас с отдельными предстоящими расходами и что на Ваше указание на письмо № 740 он Вас просил отменить повеление Великой Княгини о принятии на Себя 1/3 стоимости постройки повелением же для хранения оного в делах по постройке храма-усыпальницы. Из Вашего письма от 20 января с. г. я не усматриваю, каково окончательное решение Великой Княгини по этому делу, и, в случае нежелания Великой Княгини участвовать в постройке в будущем, прошу Вас сообщить мне, будет ли Великой Княгине угодно уплатить 1/3 счетов и заказов, произведенных до 1 января 1917 г.
Искренне уважающий Вас
Игорь».
В протоколе же осмотра постройки церкви от 28 сентября 1916 года мы читаем, что «Их Высочества Князья Константин Константинович и Игорь Константинович и Николай Николаевич Давов внесли следующие поправки:
1/ На восточной и северной стороне снять пласт земли у фундамента на пол-аршина, чтобы открыть кладку фундамента.
2/ На западной стороне уширить площадку (насыпь), выдвинуть откос на аршин 1 1/2».
3/ Перекрасить купол тоном светлее.
4/ Окно для подачи дров застеклить одним стеклом (рама без переплета), снаружи закрыть железною решеткой, откидывающейся книзу.
5/ Вывести по откосам от водосточных труд отводы из кирпича желобом.
6/ На рундуке навес над иконою сделать шириною не более 4 вершков.
7/ Наружные иконы на рундуке Спас Мокрая борода со склоненными херувимами, над столбами поставить майоликовые изразцы. На северной стороне звонницы вырубить по рисунку (силуэт трехглавого храма). Место для иконы святой великомученицы Натальи (память 26 августа). На восточной стороне звонницы икону Николая Можайского. На восточной стороне церкви Покров пресвятой Богородицы. Над входом в ризницу врубить медный литой крест. На северной стороне церкви – Георгий Победоносец на белом коне, поражающий дракона – с предстоящей Царицей Александрой.
Внутри храма 8/ Опустить уровень пола в алтаре и солеи на одну ступень, оставив ширину солеи по существующей первой ступени.
Амвон срезать по прямой, оставив ширину в 4 вершка, считая от прямой солеи.
9/ Сделать шириной в 2 вершка полувальную тягу с перехватами вокруг входной двери.
Константин. Игорь. Н. Дивов».
Последний документ о строительстве храма в 1916 году датирован 28 ноября. Это записка архитектора С. Н. Смирнова о работах, которые должны быть проведены для завершения строительства храма-усыпальницы в имении Осташёво в 1917–1918 годах. Записка была подана князю Игорю Константиновичу перед его поездкой в Осташёво с целью проверить работу центрального отопления, выяснить причины недостатка света в церкви, уточнить форму солеи, сделать общий осмотр работ, произведённых после последнего приезда С. Н. Смирнова в Осташёво в августе, выявить неоплаченные счета, уточнить стоимость летних работ 1916 года, оплаченных конторой имения и, наконец, выяснить списки программы и приблизительную стоимость работ, которые ещё надо произвести, чтобы приготовить церковь к освящению.
На записке – собственноручная резолюция князя Игоря Константиновича: «На обсуждении 19 января 1917 года в Мраморном Дворце мы, нижеподписавшиеся, решили:
1) исключить из намеченных заказов хорос (500 рублей), крест напрестольный заменить более дешёвым, т. е. в 250 рублей (вместо 700 рублей), а полученную экономию в 950 рублей обратить на заказ басменных престола и жертвенника, т. е. назначив за них не свыше 1 450 рублей;
2) утварь (в 1 500 рублей) отложить на 1918 год.
Итак, мы предполагаем разрешить на 1917-й следующие заказы:
— престол и жертвенник – 1 450 рублей
— иконы добавочные в иконостас – 3 750 рублей
— 4 двери дубовые с железным окладом –
1 200 рублей
— клироса – 500 рублей
— киот на левый столб – 650 рублей
— киот на правый столб – 500 рублей
— витрина для окровавленной одежды – 300 рублей
— каменная гробница – 1 500 рублей
— свечная выручка – ящик – 100 рублей
— скамьи и мебель – 300 рублей
— счёт Осташёва за 1916 год – 7 500 рублей
— счёт Тюлина (за иконы иконостаса. – Прим. автора) от 19 декабря 1916 года – 1 360 рублей
Итого расходов на 1917 год – 19 110 рублей.
Девятнадцать тысяч сто десять рублей.
Игорь».
Но осуществить намеченное князю Игорю Константиновичу не удалось. 23 февраля 1917 года в Петрограде начались беспорядки. 2 марта 1917 года император Николай II на железнодорожной станции Дно Псковской губернии подписал отречение от престола в пользу своего младшего брата, великого князя Михаила Александровича, который на следующий день, 3 марта, также отрёкся.
8 марта 1917 года Николай II был арестован и отправлен в Царское Село к своей семье…
20 марта 1917 года контора князя Игоря Константиновича вынуждена была объявить архитектору С. Н. Смирнову, что «ввиду прекращения денежных отпусков князьям покорнейше прошу Вас временно остановить расходы по постройке храма в Осташёво…»
В эти тревожные дни строитель храма князь Игорь Константинович написал духовное завещание, утверждённое 22 февраля государем Николаем II. Кроме распоряжений, относящихся к недвижимости, капиталу, учреждению пособий, было оговорено желание князя о месте его погребения. «В случае кончины моей в бою или от ран, полученных в сражениях, завещаю хоронить себя в склепе при Свято-Троицком лейб-гвардии Измайловского полка соборе, в случае же кончины моей от причин, не относящихся к военным действиям, завещаю хоронить себя в вотчине Осташёво Долгие Ляды тож».
В жизни всех членов династии Романовых, в том числе и братьев Константиновичей, вершились необратимые, трагические перемены, которые будущие алапаевские мученики могли принять душой и понять сердцем. В годину, тяжкую для Родины, они строили храмы, участь которых оказалась так же трагична, как и судьба их строителей. Пуста сегодня могила князя Олега в склепе храма-усыпальницы во имя святого Олега Брянского, преподобного Серафима Саровского и святого Игоря Черниговского в Осташёво, пусты в ней саркофаги, в которых должны были обрести покой князья Иоанн, Константин и Игорь Константиновичи. Не ведомо, где сегодня их останки, не ведомо, кто, когда и куда перенёс останки князя Олега. Пока всё это сокрыто от нас. Осташёвская, так любимая князем Олегом, земля хранит свою тайну. Схоронила и сохраняет её до лучших, более достойных времён.
А они наступят. Потому что хоть не служит сегодня церковь в Осташёве, но и не разоряется. И постепенно восстанавливается усердием местного духовенства.
Храм-усыпальница, недостроенный и неосвящённый, также стал объектом поругания – большевики устроили в нём склад. При небесном предстательстве алапаевских мучеников братьев Константиновичей, её строителей, он чудом уцелел, устоял в годы лихолетья.
«Сегодня, если заглянуть за решётки на окнах храма, можно увидеть глубокую могилу, на дне которой лежит бетонная плита. Храм не бесхозен. Он заперт на крепкий замок, зарешечен, внутри и вне – следы ремонтно-строительных работ», – эти строки написаны в 2008 году, и напрашивается вопрос: не слишком ли поздно начался ремонт и не слишком ли он затянулся? К 2008 году на месте гибели алапаевских мучеников, среди которых строители храма-усыпальницы в Осташёво, уже 7 лет стоял монастырский храм (он был освящён 18 июля 2001 года в память всех новомучеников российских), уже 4 года в этом храме покоились мощи святых преподобномучениц великой княгини Елизаветы Фёдоровны и инокини Варвары. Да, алапаевская земля увековечила память об убиенных представителях царской фамилии, несмотря на то, что гибель князей принесла ей проклятое бессмертие. Осташёвской земле благочестивые Константиновичи подарили благословенное бессмертие.
И опять напрашивается параллель: останки алапаевских мучеников и прах князя Олега в Осташёво утеряны.
В июле 1919 года белая армия оставила Алапаевск. Вместе с ней на восток отправились гробы с останками убиенных князей. В сопровождении игумена Серафимо-Алексеевского монастыря Пермской епархии Серафима (Кузнецова) скорбный груз проследовал в товарном вагоне в Читу, а оттуда в Пекин, где находилась Русская духовная миссия в Китае. 16 апреля 1920 года тела алапаевских мучеников были захоронены в храме Святого Серафима Саровского в Пекине. Гробы с останками великой княгини Елизаветы Феодоровны и инокини Варвары были отправлены в Иерусалим, где 30 января 1921 года были погребены в крипте православной церкви святой равноапостольной Марии Магдалины.
Первоначально о могилах князей Романовых в Пекине заботилась Русская духовная миссия. Однако после китайской революции её территория была передана СССР. В 1950 году при перепланировке церковь Серафима Саровского и другие старинные постройки пошли на слом, а останки князей, предположительно, были перенесены на православное Свято-Серафимовское кладбище XVIII века.
В конце 1980-х годов на его месте был разбит парк отдыха «Озеро молодёжи». В настоящее время место погребения князей неизвестно.
Как неизвестно и то, где сейчас покоится князь Олег Константинович. В советское время в поисках шпаги с золотым эфесом мародёры пытались разорить могилу князя Олега в Осташёво. Чтобы избежать дальнейших попыток мародёрства, местные власти перезахоронили останки князя Олега на противоположном берегу Рузы, на кладбище возле церкви Александра Невского. Однако место этого перезахоронения неизвестно.
Людмила Югова