Неси свой крест, священник!

Валерий Чудов

Член союзов писателей Беларуси и Союзного государства. Лауреат международной литературной премии «Семья – Единение – Отечество». Лауреат премии министра обороны Республики Беларусь. Живёт в Минске.
Родился в 1946 году на Сахалине. Окончил Ленинградское высшее военно-морское инженерное училище имени Дзержинского. Служил на атомных подводных лодках Северного и Тихоокеанского флотов.
Начинал печататься как литературный переводчик с английского. Его переводы были опубликованы в книгах издательства «Мастацкая лiтаратура» и в журнале «Родник». Пробовал себя в поэзии. Изданы два поэтических сборника. Сейчас пишет историческую прозу. Вышли пять сборников рассказов о белорусах, некогда известных и знаменитых, но со временем забытых или полузабытых. Печатается в сборниках и периодических изданиях как прозаик и переводчик.

Генерал Барклай-де-Толли уводил свою армию в глубь России. Наполеон шёл за ним по пятам, но догнать его никак не мог. Привыкший к решительным действиям, он недоумевал: почему русские всё время ускользают от него? Почему не дают сражения? А Барклай, понимая, что его сил недостаточно для столкновения с отборными частями французов, спешил на соединение с армией Багратиона.
Был июль 1812 года. Стояла жаркая погода. Солдаты шли в расстёгнутых мундирах. Многие несли в руках манерки с водой.
Полковой священник Василий Васильковский шагал вместе с солдатами. Коренастый, крепкого телосложения, он всегда был среди нижних чинов, деля с ними трудности и лишения военной службы. За это его уважали и рядовые и офицеры.
– Что это мы, батюшка, всё уходим от супостата? – обратился к нему молодой солдат.  – Неужто нельзя ему по носу дать?
– Не спеши, – усмехнулся его товарищ, более старший по возрасту. – Успеешь ещё нахлебаться драки.
Священник некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Несмотря на молодость  – ему было 34 года, – он был человеком обстоятельным. Все знали об этом и не торопили с ответом.
– Скажи-ка, воин, давно ли ты воюешь? – нарушил наконец молчание отец Василий. Он развернулся к первому солдату. Серые глаза на его грубоватом лице смотрели испытующе.
– Да нет, батюшка, не приходилось, – смешался собеседник..
– А они, – священник махнул рукой за спину, – Европу под себя подмяли. Армия против нас идёт огромная, закалённая в боях. Такую малыми силами да одним желанием не возьмёшь. Значит, надо собирать наши войска в один кулак. Вот соединимся со второй армией, уравняем силы, а там посмотрим, кто кого!
– Конечно, победим, – уверенно поддержал третий солдат.
– Правильно думаешь, воин. А почему? Потому что мы – на своей земле и защищаем своё Отечество. Потому что стоять мы будем за нашу веру, а Бог – всегда на нашей стороне. Потому что в бой мы пойдём за нашего государя, Александра Павловича. Вот это, братцы, надо помнить всегда.
В ходе отступления Барклай подошёл к Витебску, где стал дожидаться прибытия второй армии. Получив сведения о приближении авангарда Наполеона, главнокомандующий решил задержать неприятеля до подхода Багратиона и выиграть время для прояснения ситуации.
Барклай колебался – давать решительное сражение Наполеону или отступить? Весь день 14 июля начальник штаба Ермолов не переставал убеждать главнокомандующего, что давать бой на витебских позициях – значит идти на верный проигрыш сражения. Следовательно, на уничтожение русской армии. Поздно ночью пришло известие от Багратиона, что ему не удалось пробиться к Витебску и потому он идёт на Смоленск.
Барклай решил тоже идти к Смоленску, оставив в качестве заслона корпус под командованием Палена.
– Главная тяжесть ляжет на тебя, Пётр Петрович, – сказал главнокомандующий генералу. – Тебе надо продержаться хотя бы половину дня, а лучше до вечера, пока вся армия организованно отойдёт. Чтобы обмануть Наполеона, мы сделаем вид, что готовимся к сражению – с утра будем стоять в боевых колоннах, выставим артиллерию, устроим маневры кавалерии, но без боя. Драться придётся тебе.
– Будем бороться до последней крайности, – коротко пообещал Пален.
Он понимал, какую тяжкую роль придётся исполнять ему и его солдатам – задерживать подавляющие силы врага. Изображать живой заслон, наперёд предназначенный к уничтожению. Без малейших шансов на победу.
19-й егерский полк, в котором служил Васильковский, тоже вошёл в отряд Палена.
Вечером к полковнику Вуичу, шефу полка, подошёл отец Василий.
– Николай Васильевич, хочу завтра отслужить молебен перед боем.
– Я не против, – согласился начальник. – Доложу генералу.
Пален был человеком резким, энергичным и быстрым на суждения.
– Согласен. Будет очень полезно для войска.
На рассвете русская армия уже стояла в боевых порядках. Развевались знамёна, блестели сталь и эполеты, звучали команды.
Утро выдалось свежим, безоблачным. На траве блестела роса. С леса тянуло прохладой. Мир казался чистым и умытым.
Отец Василий проводил молебен перед строем солдат. В прозрачном воздухе его баритон звучал торжественно, величаво и разносился далеко по окрестностям. По окончании службы он окропил святой водой боевые знамёна, затем воинов, стоящих в батальонных коробках.
Закончив своё дело, священник встал в первый ряд, за шефом полка. Вуич не удивился, но заметил:
– Тебе бы, батюшка, встать поближе к санитарам. Основная твоя работа – там.
– Дозвольте пока здесь остаться, Николай Васильевич, – твёрдо проговорил Васильковский. – А как начнётся бой, буду исполнять обязанности по обстановке.
– Может, ты и прав, – задумчиво произнёс Вуич. – Неси свой крест, священник!
Наполеон был доволен: наконец-то русские решились на сражение. Он сидел на небольшой белой лошадке и через подзорную трубу наблюдал за манёврами русских. Перед ним стоял их авангард, а вдали виднелись боевые колонны, кавалерия и артиллерия. Французы тоже готовились: подтягивались войска, офицеры проводили рекогносцировку. Вдруг император оторвался от трубы и удивлённо спросил:
– Что делает перед строем тот человек в чёрном одеянии?
– Они молятся Богу перед решающим сражением, – доложил один из адъютантов.
– Суеверие, – фыркнул Наполеон. – Мюрат, начинайте!
И французские войска обрушились всей силой на русский авангард.
Зазвучали боевые трубы, застучали барабаны. Закипела горячая битва. Заухали пушки, полетели ядра, завизжала картечь. Затрещали ружейные выстрелы, засвистели пули. Захрипели лошади. Раздались крики и стоны людей. Полилась кровь. Валились раненые, падали убитые.
В этом страшном, убийственном вихре войны, бушевавшем на выжженном солнцем поле, между расстроенными боем рядами мелькала фигура в чёрной рясе. Отец Василий уже лишился скуфьи, одежда его была изорвана. Лицо почернело от порохового дыма, и только глаза выражали гнев, когда он видел, как оседал на землю убитый или раненый егерь. Священник спешил к нему. Если удавалось, то успевал причастить умирающего и прочитать короткую молитву.
Всю первую половину дня отряд Палена выдерживал натиск врага. После полудня в бой втянулись свежие силы французов, но русский авангард упорно сопротивлялся. Основная часть армии Барклая оставалась на месте и в сражение не вступала.
Когда отец Василий в очередной раз наклонился над раненым, рядом ударило ядро. Осколки камня засыпали лицо, разрезали щеку. Не обращая внимания на льющуюся кровь, священник продолжил своё дело. Подбежали санитары, наспех забинтовали рану. Когда батальоны начали готовиться к штыковой атаке, Васильковский вышел вперёд, чтобы подбодрить бойцов. Сильный удар в грудь чуть не свалил его. Пуля попала в крест.
– Поберегись, батюшка, – закричали солдаты, – ты ведь у нас один!
Русский воин не страшился смерти, но боялся умереть без причастия, быть зарытым без церковного погребения. Если же рядом находился священник, солдат был спокоен. Он знал, что батюшка примет его последний вздох, крестом благословит в могиле.
Но позже пуля всё-таки догнала отца Василия. Он почувствовал, как обожгло левую часть груди. Санитары подхватили падающего священника. Впоследствии лекарь говорил ему:
– Повезло тебе, батюшка, пуля рикошетом скользнула по рёбрам.
Когда уже солнце катилось к закату, раздался сигнал отхода. Отряд Палена отступил за речку Лучёсу. А с наступлением темноты зажёг по всей линии фронта бивуачные огни, желая показать, что вся армия стоит на позиции в ожидании продолжения битвы.
Между тем Барклай скорым маршем уходил от Витебска. Ночью за ним последовал арьергард Палена.
Утром Наполеон обнаружил, что русская армия снова исчезла. Наверное, в эти дни он впервые засомневался относительно успеха задуманной им кампании. Император остановился, давая войскам отдых. Подтягивались обозы, подвозилось продовольствие.
Через две недели русские армии соединились под Смоленском. Там же отец Василий после ранения вернулся в свою часть.
Солдаты радостно приветствовали его:
– Слава богу, батюшка вернулся!
Он улыбался в ответ:
– Как же я без вас?! Вы же дети мои.
Полковник Вуич тоже обрадовался:
– Наконец-то моральная поддержка прибыла. Я ведь тебя к награде представил. Рапорт командиру дивизии отправил.
Генерал-майор Лихачёв писал в наградном листе: «Когда полк вступал в бой, Васильковский, по искреннему усердию, шёл впереди и благословлял полк крестом. Затем в разгар боя, в самом жарком огне, он находился среди воинов, поощряя и воодушевляя сражавшихся, напутствуя тяжелораненых».
В начале августа Наполеон всё-таки догнал русскую армию у Смоленска. У стен этого старинного города разгорелась жестокая битва.
Полк Васильковского в составе корпуса Дохтурова прикрывал отход войск, не давая французам возможности переправиться через Днепр. Французы несли огромные потери, но шли вперёд по тысячам трупов. Русские тоже теряли множество солдат и офицеров. Упорный бой продолжался до самой ночи. В Смоленске начались пожары. Все штурмы были отбиты, французы отошли от городской крепости на расстояние ружейного выстрела.
По слабости здоровья отец Василий исполнял свои обязанности при госпитале. Все двое суток штурма Смоленска он не спал. Валился с ног, но дело своё не прекращал. Утешал раненых, напутствовал умирающих, погребал убитых.
В ночь на шестое августа корпус Дохтурова получил приказ: скрытно уйти из Смоленска и сжечь мосты. Они оставляли за собой уже не город, а пылающий ад, огромный костёр, покрытый трупами.
На рассвете Наполеон проснулся с твёрдым решением дать генеральное сражение. Но адъютанты показали императору на уходившие за Днепр неприятельские колонны. Опять они ускользнули!
Русские двигались на восток. Полк Васильковского шёл в арьергарде, ведя непрекращающиеся бои с авангардом неприятеля.
Кутузов, который принял на себя командование армиями, выигрывал время. Он стягивал войска в железный кулак.
Противники встали друг против друга у деревни Бородино. День 25 августа прошёл в приготовлениях к генеральному сражению. Кутузов объезжал войска, разговаривал с солдатами. В русской армии служили очередной молебен. Из полка в полк возили Смоленскую икону Божьей Матери.
Отец Василий тоже провёл в своём полку молебен, с волнением и торжественно прочитал «Молитву перед сражением». Находясь среди солдат, он видел, как нетерпеливо ждут они начала боя, как полны решимости защищать родную землю.
Закончился тёплый солнечный день. Вечером прошёл небольшой, но холодный дождик. Над русским лагерем царила тишина. У костров шли тихие беседы. Священник ходил от огня к огню. Иногда поддерживая разговор, иногда молча слушая других. Заполночь повсюду смолк приглушённый говор. Солдаты спали.
Рано утром 26 августа русская армия уже стояла, готовая к битве. Полк Васильковского занимал позицию на правом фланге у моста через реку Колочу. Именно сюда Наполеон нанёс первый удар.
Начинался обычный, уже с холодком пред­осенний день. Небо очистилось от облаков. Гасли звёзды. Ночь растворилась в бледном свете утра. С восходом солнца поднялся сильный туман.
В этой белёсой мгле к деревне Бородино неслышно подкрались французские полки и бросились вперёд. В 5:30 загремела артиллерия. Разнеслись каркающие звуки ружейных выстрелов. Послышались ожесточённые крики людей, топот лошадиных копыт. Русские ударили в штыки. Французы отступили, но к ним подошло подкрепление. Русские вынужденно отошли за реку, не успев сжечь мост. Неприятель перешёл на другой берег. Здесь их ждал 19-й егерский полк.
Полковник Вуич поднял шпагу над головой.
– Ну, братцы, настало наше время!
На берегу Колочи завязалась жестокая, яростная схватка. Она длилась недолго. Враг был отброшен назад, за реку. Русские сожгли мост и удержали этот рубеж.
Ближе к полудню полк участвовал в контр­атаке на батарею Раевского. Гренадерская рота полка, вошедшая во вторую сводно-гренадерскую дивизию, почти полностью погибла. Отец Василий не ходил в атаки, ему хватало дел и без них. Он находился среди медиков. В этом сражении не надо было никого воодушевлять, люди дрались с неистовством. Этот день ему запомнился как «ад в аду».
Батареи и укрепления переходили из рук в руки. Некоторые батальоны так перемешались между собой, что в общей свалке нельзя было отличить неприятеля от своих. Многие из сражавшихся, побросав оружие, сцеплялись друг с другом. Боролись до последнего и падали вместе мёртвыми. Кавалерия скакала по трупам, втискивая их в землю, пропитанную кровью. Изувеченные люди и лошади лежали группами. Раненые брели к перевязочным пунктам, пока могли. Выбившись из сил, валились, но не на землю, а на трупы павших ранее. Крики командиров, вопли отчаяния на десятках разных языков заглушались пальбой и барабанным боем. Из тысячи пушек сверкало пламя, и гремел оглушительный гром, от которого дрожала земля на несколько вёрст. Над полем битвы висело густое чёрное облако от дыма, смешавшегося с парами крови. Оно совершенно затмило свет. Солнце покрылось кровавой пеленой. Ужасное зрелище.
К вечеру сражение затихло. Поле окутал туман. Наступила тишина.
Но отцу Василию не было покоя. Он хоронил убитых.
Поздно ночью русские снялись со своих позиций и начали отход на Москву.
Утром в штабе Наполеона были изумлены – русская армия исчезла. Французы не верили своим глазам. Дорога была пуста. Ни одного человека, ни одной повозки, даже ломаного колеса не оставил Кутузов на пути. Свежие могилы и кресты говорили, что русские войска отходили спокойно, успевая хоронить своих мёртвых бойцов. А ведь в армии были десятки тысяч раненых и огромный обоз.
– Что это за армия, которая после тяжелейшей битвы так образцово отошла? – вопрошал, обращаясь к Мюрату, изумлённый Ней. Тот молчал.
Русская армия не стала защищать Москву. Она ушла южнее и остановилась у деревни Тарутино. Кутузов собирал силы.
Полки укомплектовывались резервами, прибывавшими из всех губерний. Проводилось обучение рекрутов. Кавалерийские полки пополнялись лошадьми. Сюда шли обозы с продовольствием, возвращались выздоровевшие и отставшие рядовые и офицеры.
Полковник Вуич жаловался, что в полку осталось чуть больше половины личного состава. Вскоре прибыло пополнение. Васильковский занялся повседневными обязанностями полкового священника – воспитанием солдат.

Наполеон сидел в сожжённой Москве и не знал, что делать. При вступлении в Москву никто не вручил ему ключей от города, никто не приветствовал его на улицах. Город будто вымер. Война кончается заключением мира, где одна сторона признаётся победителем, а вторая – побеждённой. Но мира не было. На все предложения Наполеона Александр Первый и Кутузов отвечали молчанием. А между тем силы французов таяли. Продовольствия не хватало. Оставаться в пустом городе на зиму было равно самоубийству. Наполеон решил оставить Москву и идти на Калугу, где были продовольственные склады русских.
Корпус генерала Дохтурова, куда входил и полк Васильковского, выступил к Малоярославцу, чтобы преградить путь французам. Спустя сутки за ним последовала вся русская армия.
Однако получилось так, что первыми этот городок заняли французы. И когда русские подошли к Малоярославцу, их часовые подняли тревогу.
12 октября в предрассветных сумерках русские ворвались в город и стремительным штыковым ударом опрокинули колонну французов. Они оттеснили неприятеля на окраину, но удержать позицию не смогли. К противнику подошло подкрепление. Русские отошли и, получив помощь, вновь выбили врага из Малоярославца.
На пространстве этого небольшого уездного городка завязался упорный продолжительный бой. Сила нападения и стойкость защиты, как со стороны русских, так и с противной стороны, были одинаковы. Старые французские вояки, хорошо понимавшие, что от исхода боя зависит спасение всей армии, дрались с неслыханным ожесточением. Но и русские молодые солдаты, по большей части рекруты, воодушевляемые своими офицерами, не уступали им в отчаянной храбрости. Расстреляв все патроны, противники вступали в рукопашный бой. Дрались штыками, прикладами. Душили друг друга, сталкивали в обрывы. Направление улиц обозначалось усеянными трупами. Везде валялись истерзанные тела, раздавленные проехавшими орудиями. Под дымящимися развалинами тлели полусожжённые кости. Множество раненых, укрывшихся в домах, погибло в пламени.
Два раза полк Васильковского ходил в атаки и два раза отходил под напором превосходящих сил противника. Священник всё время находился среди солдат, воодушевляя и благословляя их, сопровождая раненых. Покрытый копотью, с обгоревшими волосами и бородой, он деловито исполнял свои обязанности, не обращая внимания на пули, картечь и ядра, летавшие вокруг.
Когда в третий раз полк, получив подкрепление, бросился на французов, отец Василий шёл в первых рядах, подняв крест над головой. Неожиданно он пошатнулся и упал. Пуля попала ему в голову.
Генерал Дохтуров сидел на казацкой лошадке и наблюдал за действиями войск. Он видел, как шёл в бой Васильковский, видел, как выносили его санитары.
– Обязательно узнай фамилию этого священника, – обратился он к своему адъютанту. – Представим к награде. Геройский поступок.
В наградном листе Дохтуров писал: «Полковой священник Васильковский в этом бою всё время находился с крестом в руках впереди полка и своими наставлениями и примером мужества поощрял воинов крепко стоять за Веру, Царя и Отечество и мужественно поражать врагов, при чём сам был ранен в голову».
Бой при Малоярославце был одним из самых жестоких в войне 1812 года. Он продолжался восемнадцать часов. Восемь раз город переходил из рук в руки, но победитель так и не выявился. Однако бой этот стал переломным для всей кампании. Наполеон не решился на дальнейшее сражение и дал приказ об отходе войск. От стен Малоярославца началось отступление французской армии по старой Смоленской дороге.
Кутузов сидел в хорошо натопленной избе, пил чай и слушал адъютанта, который читал ему вслух наградные листы, присланные командующими. Неожиданно он отставил стакан:
– Постой-ка.
Адъютант запнулся.
– Что там Дохтуров пишет о священнике?
Адъютант начал читать. Фельдмаршал прервал его:
– Проверь-ка, был ли он раньше отмечен в боях?
– Так точно, награждён за дело под Витебском.
Кутузов задумчиво покачал головой.
– Знаешь, – вдруг сказал он, – при Измаиле Александр Васильевич Суворов также просил отметить какого-то священника высшей, насколько возможно для этого чина, наградой. Это хорошо, что у нас в армии есть такие геройские пастыри. Ведь для того, чтобы идти в бой без оружия, нужно большое мужество. Наградить надо, это пример всему воинству! Пиши: «Осмеливаюсь просить за сей геройский подвиг о пожаловании ему ордена Святого Георгия 4-й степени».
Адъютант вскинул голову:
– Так ведь по чину не положено.
– Тогда добавь «в виде исключения», – уточнил Кутузов, – а государь уж сам решит, как наградить.
Это был первый случай такой награды священнику.
Васильковский догнал свой полк в 1813 году, уже на границе Германии и Франции. Когда он уходил из госпиталя, лекарь, провожавший его, заметил:
– Опять тебе повезло, батюшка. Рана хоть и опасная была, да всё обошлось.

Отец Василий вместе со своим полком ещё участвовал в двух боях на территории Франции.
К концу 1813 года его здоровье ухудшилось.
Труды и лишения, душевные и телесные страдания, раны и контузия сломили организм героя-пастыря. Не вынес он тяжести дальнего похода и 24 ноября скончался во Франции, оплакиваемый полком и благословляемый Родиной.