Любовь Орлова

11 февраля исполнилось 115 лет со дня рождения замечательной актрисы советского театра и кино, кумира миллионов и миллионов ее поклонников народной артистки СССР Любови Петровны Орловой. Когда речь идет о людях такого масштаба и таланта – дорог каждый штрих, каждое воспоминание, связанное с их личностями. Любовь Орлову старшее поколение, конечно же, помнит по замечательным фильмам, вошедшим в золотой архив отечественного кино, «Веселые ребята», «Цирк», «Волга, Волга», «Весна», до сих пор пользующихся всенародной любовью. И для нас просто подарок живой рассказ земляка, ветерана железнодорожного транспорта, бывшего главного инженера Мичуринского отделения ЮВЖД, почетного железнодорожника М.И. Бендерского о – пусть мимолетной – встрече с Актрисой, без которой был просто немыслим в свое время небывалый подъем советского кинематографа…

Как давно это было… Середина ХХ века. Я уже несколько лет студент МЭМИИТа. Да, был тогда такой институт в Москве. В то время в столице насчитывалось три транспортных вуза: МИИТ (Московский институт инженеров транспорта), МЭМИИТ (Московский электромеханический институт инженеров транспорта) и МТЭИ (Московский транспорт­но-экономический институт). Потом их постепенно сливали, сливали, сливали, сливали и наконец слили в один большой МИИТ.
А тогда студентов трех институтов объединял один общий Дом культуры транспортных втузов. Так был назван дворец, построенный в 1936 году архитектором С.М. Горельским в Новосущевском переулке.
В этом солидном трехэтажном здании было всё: большой вместительный концертный зал, зал для проведения танцевальных студенческих вечеров, красивое фойе с гардеробными, спортивный зал, зал для танцевальной секции, удобные гримерные для артистов. Сейчас это юридическое лицо – государственное культурно-просветительное учреждение «Дворец культуры Московского государственного университета путей сообщения», которое сохранило старую аббревиатуру «ДК ­МИИТа». Нам, студентам МЭМИИТа, повезло. Мы жили в четырехэтажном общежитии, которое находилось во дворе Дома культуры. Мы не пропускали ни одного мероприятия, ни одного концерта, нам даже не надо было надевать пальто, перебегая зимой из общежития. А посмотреть было на что.
Министерство путей сообщения – в то время одно из самых богатых учреждений страны – не жалело средств на повышение нашего «культурного уровня», приглашая для выступлений самых знаменитых «звезд» того времени. Выступали эстрадные оркестры Леонида Утесова и Эдди Рознера, актеры театра и кино Петр Алейников, Николай Крючков, Любовь Орлова, танцевали Ольга Лепешинская и Галина Уланова, читали стихи молодые поэты Роберт Рождественский и Евгений Евтушенко, приезжал из Ленинграда театр миниатюр Аркадия Райкина, показывал свои «фокусы» Вольф Мессинг. Смотреть выступление Мессинга было очень интересно, но я никак не могу связать спокойного и уверенного Мессинга из популярного телефильма с тем нервным пожилым человеком, который бегал по залу Дома культуры в поисках якобы спрятанной авторучки, держал за руку девушку, которая ее прятала, и громко кричал:
– Думайте, пожалуйста, думайте! Что вы со мной делаете? Думайте, я вас плохо слышу.
К общей радости, авторучку он всё же нашел.
А Эдди Рознер, этот «белый Армстронг», как его у нас называли, он вообще был наш, институтский. Когда в 1954 году оркестр Рознера получил официальный статус эстрадного оркестра при Мосэстраде, база оркестра первое время и довольно долго была в нашем Доме культуры. Мы бегали на репетиции и, притаившись, с замиранием сердца слушали, как импровизировал Рознер-трубач и как оркестр мастерски ему помогал. На концертах, когда весь оркестр уже был на сцене, всегда под гром аплодисментов сначала из-за кулис показывалась «золотая труба» Рознера и лишь потом выходил маэстро.
Некоторые ребята из оркестра подрабатывали у нас на студенческих вечерах, играя на танцах. Играть им приходилось в основном бальные танцы и вальсы. Танцы быстрые и «в обнимку» в то время не поощрялись. Партия и комсомол тщательно берегли нашу нравственность. Но в конце каждого танцевального вечера музыканты на свой страх и риск по нашей просьбе играли танго и фокстрот. Это привлекало на вечера стиляжную тусовку Москвы и хулиганов из Марьиной Рощи, где, собственно, и находились наш Дом культуры и общежитие. Стиляги часто приходили к концу танцевального вечера. Стояли кучкой. Выделялись юноши: полуботинки на толстой белой каучуковой подошве, цветной пиджак с широкими плечами, брюки дудочкой, узкий галстук с маленьким узелком и на голове взбитый кок. Они терпеливо ждали конца вечера и, когда оркестр начинал играть фокстрот, отрывались по полной.
Когда была соответствующая установка, «активисты» и милиция стиляг отлавливали, стригли кок и отпускали. С обитателями Рощи было сложнее. Большинство жило в разваливающихся бараках, жили бедно, молодежь росла в нищете и была озлоблена на всех и вся. На вечерах они пытались устанавливать свои порядки, задирались, затевали драки, особенно доставалось стилягам. Интересно то, что блатные Рощи пытались одеваться, не очень умело подражая стилягам. Были случаи, когда нападению подвергались наши студенты, которых нередко избивали, когда они гуляли с местными девушками. Но когда в Роще произошло убийство студента, которое так и не раскрыли, за дело взялись наши «старики».
Стариками мы называли студентов, которые успели повоевать, окончить вечерние школы и на льготных условиях поступить в институт. Они были намного старше нас и пользовались непререкаемым авторитетом. Ветераны договорились, организовали при Доме культуры бригаду содействия милиции и стали наводить порядок. В один из дней, когда около Дома культуры собралась довольно большая компания местной агрессивной молодежи, состоялся очень серьезный «разговор». Старики не дрогнули. Приехавшая на шум милиция собрала брошенные ножи, задержала и увезла около десятка хулиганов. Стариков не тронули, кажется, их действия даже нашли у «органов» одобрение. В Роще стариков стали побаиваться, они на студенческие вечера местную молодежь долго не пускали. Через какое-то время обитателям Рощи по их просьбе вновь разрешили посещать Дом культуры, но драк больше никогда не было. И студентов перестали избивать, иногда блуждающая группа скучающих подростков подходила к гуляющим, спрашивали, откуда они, и, если узнавали, что «свой», расстраивались и молча уходили.
Чтобы мы не теряли бдительность и постоянно были в курсе того, чем занимаются коварные капиталисты, в Доме культуры регулярно проводились лекции о международном положении. Грозные дяди с кафедры марксизма-ленинизма настойчиво требовали от нас посещения таких лекций, которые читали члены лекторских групп ЦК партии и Московского горкома. Часто о международном положении нам рассказывал Герман Михайлович Свердлов, родной брат Якова Михайловича Свердлова, того самого друга Ленина и первого председателя ЦИК нового Советского государства, которое потом успешно развалил другой наш «выдающийся» партийный деятель.
Заканчивая лекцию, он всегда говорил одну и ту же фразу: «А сейчас я вам расскажу о том, что будет напечатано в завтрашних газетах».
Это почему-то всегда приводило нас в восторг. Мы уходили с лекции уверенные в знании того, что никто в Советском Союзе пока не знает.
Конечно, концерты и лекции проводились не каждый день, но культурно-просветительная работа в Доме культуре не останавливалась ни на минуту. Постоянно работали многочисленные секции, драматический и танцевальный кружки. Я записался в танцевальный кружок, так как еще в школе мы с друзьями самостоятельно ставили танцы и выступали на школьных вечерах.
Руководителем нашего кружка была балетмейстер-репетитор музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко. Фамилию ее я не помню, да, мне кажется, мы ее и не знали, так как она просила нас называть ее только по имени, как принято в театре. Я пытался вспомнить имя, но в голове постоянно крутилось два: Люба и Люда. Я буду называть ее Людой, хотя имя могло быть и совершенно другим. Это была энергичная, необычайно подвижная невысокая худенькая молодая женщина. Нам она нравилась, и мы относились к ней с уважением и любовью. Люда ставила в основном народные танцы, но ей очень хотелось сделать классический номер. Для этой цели она почему-то выбрала меня и часто говорила, что у меня хороший «подъем» для классического танцора. Люда даже привела ученицу выпускного класса Московского хореографического училища, чтобы поставить в упрощенном варианте «па-де-де» из какого-то балета. Девочку иногда надо было поднимать, делать простенькие поддержки, а у меня это никак не получалось. Убедившись, что сил у «солиста балета» в ближайшей перспективе не прибавится, Люда расстроилась, назвала меня слабаком и от затеи отказалась.
Зал, где мы репетировали, находился на первом этаже со стороны черного входа. Однажды во время вечерней репетиции кто-то постучал в дверь, и в зал вошла модно одетая женщина. Мы застыли с открытыми ртами, так как в вошедшей сразу узнали популярную киноактрису Любовь Орлову. Она молча смотрела на нас.
Люда подошла к Орловой:
– Любовь Петровна, здравствуйте, что случилось? Чем мы можем вам помочь?
– Я выступаю сегодня в концерте у вас в Доме культуры. Меня должны были встретить. Я подъехала к главному входу, никто не подошел, у входа много людей, я не хотела выходить и попросила подвезти меня к черному входу. Но я совсем не знаю, куда мне теперь идти.
Люда на минуту задумалась. Но только на минуту.
– Марик, – обратилась она ко мне, – закрой рот и помоги Любови Петровне.
Мы с Орловой вышли из зала. Чтобы попасть на сцену, надо было по лестнице подняться на третий этаж. На лестничной клетке было темно.
– Мальчик, вы где? Я ничего не вижу, дайте мне руку.
И она судорожно, сильно ухватила меня за запястье. Так, держась за руки, мы молча поднялись по лестнице на третий этаж, затем прошли узкими коридорами и оказались наконец за кулисами главной сцены. Орлова не отпускала мою руку, а я не решался как-то ее высвободить. К нам подбежал нервный мужчина во фраке.
– Любовь Петровна, что вы делаете? Так нельзя. Я уже начал волноваться. Нам скоро выходить на сцену.
– Вы бы лучше встретили меня у входа, а не волновались, – зло выпалила Орлова. – Где я могу привести себя в порядок?
– Вот ваша гримерная, Любовь Петровна, ключи у меня, – виноватым голосом произнес нервный мужчина и открыл дверь, около которой мы стояли.
Орлова продолжала держать меня за руку, и мы вместе вошли в грим-уборную. Актриса села перед зеркалом, мужчина виновато суетился вокруг нее.
– Молодой человек, – обратилась Любовь Петровна ко мне, – я могу вас попросить подождать, пока я выступлю, и проводить меня до машины? Это недолго.
Я молча кивнул. Когда Орлова выступала, я стоял за кулисами. Нервный мужчина оказался ее аккомпаниатором. Любовь Петровна спела песню Анюты из «Веселых ребят», насколько я помню, «Марш энтузиастов» из кинофильма «Светлый путь», еще что-то…
Одеваясь, она спросила:
– Я видела, молодой человек, вы стояли за кулисами, вам понравилось?
– Мне понравилось, мне очень понравилось, но в кинофильмах вы поете лучше, – ляпнул я и покраснел, поняв, что сморозил бестактность…
Орлова повернулась и очень внимательно посмотрела на меня. Мне стало совсем стыдно. Она долго молчала.
– Да, вы, наверное, правы, – медленно произнесла потом Орлова. – Но я, как говорила пушкинская Татьяна, тогда моложе и лучше, кажется, была.
После небольшой паузы Любовь Петровна с грустью в голосе добавила: – Как давно это было…
На меня смотрела молодящаяся пожилая актриса, которой очень не хотелось стареть. Она произнесла это так, что мне вдруг стало ее очень и очень жаль. Жаль до слез… Назад мы шли, как и раньше, Орлова крепко держала меня за руку. У выхода стояла большая черная машина (не то легковой «ЗИЛ», не то «Чайка», не помню).
Шофер предусмотрительно открыл дверцу автомобиля. Орлова отпустила мою руку, поцеловала меня в лоб, молча села в машину и уехала…

Марат Бендерский

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.