22 июня, ровно в четыре часа…

Ничего не напутал известный шлягер грозных лет?

Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа,
Киев бомбили,
Нам объявили,
Что началася война…

Песня сочинена, предположительно, одним из украинских советских поэтов в период с 22 июня по 29 июня 1941-го и быстро распространилась по стране. Как говорят, из песни слова не выкинешь… А из самой военной истории?
Живёт ещё в подмосковной глубинке одна четырёхсотлетняя старообрядческая деревня Селиваниха Орехово-Зуевского округа. Сейчас в ней чуть более ста жителей. А в начале прошлого века жило в десять раз больше. Чем прославилась деревушка?
А тем, что в ней родился будущий адмирал советского флота Иван Дмитриевич Елисеев (1901–1974), участник трёх войн – гражданских в России и Испании и Великой Отечественной. Инициатор первого боевого приказа 22 июня 1941 года, за час до официального объявления войны. В свете имевшей место в то время ­команды «не поддаваться на провокации» боевой приказ земляка требовал большого мужества.
После Испании в числе других советских офицеров-интернационалистов Елисеева удостоили ордена Красной Звезды. Боевую награду в Москве герою вручал лично Калинин. В дальнейшей службе на Черноморском флоте Иван Дмитриевич последовательно прошёл путь от начальника штаба бригады крейсеров до начальника штаба флота.
В историю Великой Отечественной приказ контр-адмирала об открытии огня вошёл как первый отданный на уровне всего советского флота против фашистских самолётов, направляющихся бомбить Севастополь. Благодаря правильному решению именно 22 июня Севастополь успели защитить. В противном случае в известной песне «Двадцать второго июня» могли бы появиться иные слова…
В послевоенные годы подвиг адмирала Елисеева почему-то замалчивали. Может, его приказ не совсем вписывался в хронологию войны? Даже в первые издания известных «Воспоминаний и размышлений» маршала Жукова вкрались досадные неточности в отношении названного события.

В ночь с 21 на 22 июня 1941 года начштаба Елисеев находился в штабе ЧФ, поддерживая связь с наркомом ВМФ СССР Николаем Герасимовичем Кузнецовым, при этом извещая командующего флотом вице-адмирала Ф. С. Октябрьского о складывающейся обстановке.
Обратимся к мемуарам маршала Жукова, а также к воспоминаниям адмиралов Кузнецова и Елисеева. И объективно взглянем на ход событий последней предвоенной ночи 22 июня.
Жуков отметил, что первое сообщение о начале войны поступило в Генеральный штаб в 3 часа 7 минут 22 июня. В это время ему позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом Октябрьский и сообщил: «Система ВНОС [воздушного наблюдения, оповещения и связи] флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолётов; флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний».

Датировка в мемуарах точная. Просто Октябрьский звонил Жукову, когда Елисеев уже отдал свой приказ. Ивана Дмитриевича сделали бы обязательно «крайним», если бы что-то пошло не так. Как известно, инициатива наказуема! По хронометражу адмирал Елисеев отдал приказ как бы без согласования с начальством. Время «03:07» – это своего рода алиби для командующего флотом Октябрьского, будущего Героя Советского Союза.
А что в своих воспоминаниях отметил сам адмирал Елисеев?
По его словам, «учитывая тревожную обстановку, договорились, чтобы в штабе флота ночью обязательно присутствовал кто-нибудь из старших начальников, облечённый правом в случае необходимости принимать ответственные решения».
В ночь на 22 июня на такое дежурство заступил начштаба флота Елисеев. Такова уж традиция на флоте: самым ответственным считается дежурство с субботы на воскресенье. В 01:03 поступила телеграмма из Москвы. Через две минуты она лежала у Елисеева на столе. Вскоре он вручил её прибывшему командующему флотом. Это был приказ Наркома ВМФ Кузнецова о переводе флота на оперативную готовность № 1.
Немедленно привели в действие заранее отработанную систему оповещения. Предусматривалось два способа вызова личного состава: через оповестителей (скрытно) и по тревоге. Сначала Елисеев приказал использовать первый способ. Но в штаб стали поступать сообщения, что переход на повышенную готовность осуществляется недостаточно быстро. Тогда он приказал сыграть базовую тревогу. Оперативная готовность № 1 была объявлена по флоту в 01:15 22 июня 1941 года.
А что по этому поводу в мемуарах бывшего наркома ВМФ СССР Кузнецова?

Около 3 часов дежурному (Н. Т. Рыбалко – дежурный по штабу Черноморского флота. – Прим. авт.) сообщили, что посты СНИС и ВНОС (СНИС – Служба наблюдения и связи; ВНОС – Воздушное наблюдение, оповещение и связь) слышат шум авиационных моторов. Рыбалко докладывает об этом И. Д. Елисееву.
– Открывать ли огонь по неизвестным самолётам? – звонит начальник ПВО полковник Жилин.
– Доложите командующему, – отвечает начальник штаба. Рыбалко докладывает комфлоту.

И тут у них происходит разговор, который воспроизводится Н. Кузнецовым по записи дежурного.

Ф. С. Октябрьский. Есть ли наши самолеты в воздухе?
Н. Т. Рыбалко. Наших самолетов нет.
Ф. С. Октябрьский. Имейте в виду, если в воздухе есть хоть один наш самолет, вы завтра будете расстреляны.
Н. Т. Рыбалко. Товарищ командующий, как быть с открытием огня?
Ф. С. Октябрьский. Действуйте по инструкции.

Кузнецов дословно приводит в своих мемуарах записи Н. Т. Рыбалко не для того только, чтобы дать характеристику людям. Адмирал пояснил, как было трудно принимать первые решения, означавшие переход от мирного времени к войне. Ведь дело касалось Севастополя – главной военно-морской базы Черноморского флота. Отдать здесь приказ об открытии огня всей системой ПВО по неизвестным ещё в те минуты самолётам далеко не равнозначно открытию огня на какой-либо пограничной заставе, привыкшей ко всяким инцидентам. На командовании лежала большая ответственность: с одной стороны, не пропустить безнаказанно врага, а с другой – не вызвать нежелательного осложнения. Несколько позже, когда все флоты получили прямое разъяснение, что война началась, сомнения и колебания отпали.
Естественно, такой ответ не мог удовлетворить дежурного Н. Т. Рыбалко, и он обратился к стоявшему рядом с ним начальнику штаба флота И. Д. Елисееву:

– Что ответить полковнику Жилину?
– Передайте приказание открыть огонь, – решительно сказал И. Д. Елисеев.
– Открыть огонь! – скомандовал Н. Т. Рыбалко начальнику ПВО. Но и полковник Жилин хорошо понимал весь риск, связанный с этим.
– Имейте в виду, вы несете полную ответственность за это приказание. Я записываю его в журнал боевых действий, – ответил он, вместо того чтобы произнести короткое флотское «Есть!».

3 часа 7 минут. Немецкие самолёты подходили к Севастополю крадучись, на небольшой высоте. Вдруг сразу вспыхнули прожектора, яркие лучи стали шарить по небу. Заговорили зенитные орудия береговых батарей и кораблей. Несколько самолётов загорелись и начали падать. Другие торопились сбросить свой груз. У них была задача заблокировать корабли в бухтах Севастополя, не дать им возможности выйти в море. Противнику это не удалось. Мины упали не на фарватер, а на берег. Часть попала в город и взорвалась там, разрушая дома, вызывая пожары и убивая людей.
Мины спускались на парашютах, и многие жители думали, что это выбрасывается воздушный десант. В темноте принять мины за солдат было не мудрено. Невооружённые севастопольцы, женщины и даже дети бросились к месту приземления, чтобы схватить фашистов. Но мины взрывались, и число жертв росло. Однако налёт был отбит, и рассвет 22 июня Севастополь встретил во всеоружии, ощетинившись орудиями, которые смотрели в небо и в море.
В Москве рассвет наступил несколько раньше. В 3 часа было уже всё видно. Кузнецов прилёг на диван, пытаясь представить себе, что происходит на флотах. Глуховатый звонок телефона поднял его на ноги.

– Докладывает командующий Черноморским флотом. – По необычайно взволнованному голосу вице-адмирала Октябрьского Кузнецов понял: случилось что-то из ряда вон выходящее.

На Севастополь совершён воздушный налёт. Зенитная артиллерия отражает нападение самолётов. Несколько бомб упало на город… На часах адмирала флота 3 часа 15 минут. Сомнений не осталось: «Война!» И он сразу же позвонил Сталину…
К вышесказанному добавим, что сохранилось доверительное письмо И. Д. Елисеева к Н. Г. Кузнецову, датированное 20 апреля 1970 года, где он ссылается на своё письмо в ЦК КПСС в отдел печати по поводу неточности, допущенной в книге Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления». Речь идёт об обстоятельствах, связанных с налётом немецкой авиации на Севастополь в начале войны.
Суть вопроса, сформулированная И. Д. Елисеевым в уже названном письме в ЦК КПСС:
1.​ Налёт немецкой авиации на Севастополь был совершён в 3 часа 07 минут 22 июня 1941 г.
2.​ Обстоятельно об этом изложено в книге Н. Г. Кузнецова «Накануне» на страницах 334–336. Н. Г. Кузнецов (в то время Нарком ВМФ СССР) рассматривает вопрос о том, как трудно было в тот период решиться на отдачу приказания об открытии огня по летящим на Севастополь неизвестным самолётам, и на основании записок дежурящего в то время по штабу Черноморского флота Н. Т. Рыбалко объясняет, как произошло открытие огня. Из записок т. Рыбалко следует, что команду об открытии огня Комфлот Ф. С. Октябрьский не давал, применил угрозу, решение было принято нач. штаба ЧФ.
3.​ В свою очередь Ф. С. Октябрьский написал т. Рыбалко письмо, в котором пишет: «Когда мне т. Русаков (Командующий авиацией ЧФ) доложил о появлении неизвестных самолётов, я сразу же дал приказание открыть огонь. А после открытия огня и первых упавших мин лично доложил в Москву, найдя вначале Кузнецова, потом мне звонил Берия, потом начальник Генштаба Жуков». (Это написано Октябрьским 24 января 1966 г.)
В книге Маршала Советского Союза Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления» (издательство Агентства печати «Новости», 1969 г.) на стр. 247 написано: «В 3 часа 17 м. (а налёт фактически состоялся в 3 часа 07 м.) мне позвонил по ВЧ командующий Черноморским флотом адмирал Октябрьский и сообщил, что Система ВНОС флота докладывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолётов. Флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний». (А ведь Октябрьский пишет, что он отдал приказание открыть огонь, никого не спрашивая.)
Переговорив с С. К. Тимошенко, я ответил Ф. С. Октябрьскому: «Действуйте и доложите об этом своему Наркому». (Даже Г. К. Жуков не дал согласия на открытие огня, не доложив С. К. Тимошенко.)
Как видно из приведённых выдержек из книги Маршала Советского Союза Жукова, вопрос не прояснился, а запутан окончательно. Нам кажется, что при переиздании книги следовало бы это уточнить.
Вице-адмирал в отставке Елисеев И. Д.
20 апреля 1970 г.

В годы войны судьба приготовила храброму полководцу неожиданные повороты и зигзаги.
С мая 1942 по апрель 1943 года он заместитель командующего и начальник штаба ЧФ.
В апреле 43-го «за ряд военных неудач и больших потерь на флоте» снят с должности и до января 1944-го находился в распоряжении Управления кадров офицерского состава ВМФ. В марте того же года понижен в воинском звании до капитана 1-го ранга, однако уже в апреле в прежнем звании восстановлен. С апреля ­1944-го – помощник начальника Управления – начальник второго отдела Управления боевой подготовки Главного морского штаба (ГМШ) ВМФ СССР. С августа 1944 года – заместитель начальника Оперативного управления ГМШ ВМФ. 
После войны продолжил службу на флоте: с июля 1945 года – помощник начальника ГМШ ВМС, с марта 1947-го – заместитель ответственного редактора; заместитель главного редактора журнала «Морской сборник». С сентября 1948 года – начальник кафедры ВМС военно-морского отдела военно-морского факультета Высшей военной академии им. К. Е. Ворошилова. 
Декабрь 1949 – сентябрь 1951 года – главный редактор журнала «Морской сборник»; сентябрь 1951 – апрель 1953 года – начальник Научно-технического комитета Военно-морского министерства. С апреля 1953-го – помощник начальника ГШ ВМС, заместитель начальника ГШ ВМФ СССР.
С декабря 1965-го – в распоряжении Главкома ВМФ СССР, с марта 1966 года – в отставке. 
Жил в Москве, скончался 28 сентября 1974 года, пережив на три месяца своего главного оппонента маршала Жукова. А бывший начальник и единомышленник Елисеева адмирал Кузнецов пережил его на два месяца. Это так, к слову.
Похоронен на старинном старообрядческом Рогожском кладбище Москвы.
На памятнике почему-то указано немного иное время приказа, отданного Елисеевым 22 июня 1941-го, на минуту раньше… 
Среди наград героя-земляка – орден Ленина, четыре ордена Красного Знамени, орден Нахимова 1-й степени, орден Ушакова 2-й степени, самый первый орден Красной Звезды (за Испанию) и боевые медали. Царствие ему Небесное и вечный покой!

Евгений ГОЛОДНОВ