Биплан на бреющем полёте
Александр МУЛЕНКО
Честного судью можно узнать по заштопанной мантии.
Народная мудрость
Пожар
Чадили промышленные трубы.
Рассекая дымы ножами крыльев, в небе кружился биплан.
– Или мне показалось? – удивился директор чёрной металлургии.
Он был единственным в нашем забытом богами, забитом городишке кандидатом технических наук. Если случалась важная пьянка, деляга оставался в управе заночевать. Вчера ему за великое усердие в экономике вручили дюралевую медаль и объявили, что она золотая. Солнце ещё не взошло, а матёрая секретарша уже раскисла от притязаний великого управленца. Она натянула строгое платье и стала стройной.
– Вам не показалось, Павел Иваныч, – жеманно ответила служебная женщина, подкрашивая губы. – Эта небесная железяка носится больше часа.
Грохотало важное производство. В разбитых окнах обветшалых цехов мерцали незатухающие огни сталеплавильных процессов.
Кукурузник взмыл в небо, сделал широкий круг над высокими отвалами шлаков и, возвращаясь, промчался между кирпичными трубами мартенов. В эту минуту сталевары запустили в переплавку сырую шихту. Взрыв оказался сильнее прежних. Пламя взметнулось в небо через аэрационные фонари. На крыше возник пожар. С бодуна управляющий комбинатом подумал, что в город пришла война. Его перегруженное сердце устало от излишних эмоций. Он упал, хватаясь за штору.
Биплан завис, как хищная птица, и задним ходом вернулся к мартену. Из самолёта широким потоком хлынула вода. Огня не стало. Парила крыша.
В то раннее утро Эльвира Макаровна Ротоенко катала доченьку Машу на «пернатой» машине. Мамка работала пилотом в спортивном клубе «Стрижи». Эльвире было около тридцати, а самому мелкому штурману Машеньке – семь лет. После успешного налёта на металлургию они умчались в сторону восходящего солнца.
Скорый суд
Пилотов нашли. На скорую руку собрали суд. С директорской стороны заявились лучшие правоведы. Они имели корпоративные заслуги, амбиции и большие зарплаты. Этим пронырам приказали начать участие в споре как потерпевшим. Известные крючкотворы, ловкачи и шаромыжники – запевалы процесса огласили претензии: лётчица нарушила запретное небо над комбинатом, стояла тёмная ночь и во время полёта имелась высокая опасность разрушения зданий. Вдобавок у директора, осознавшего это несчастье, случился тяжёлый приступ стенокардии. Напоследок обвинители доложили, что полёт Эльвиры Ротоенко самовольный, к тому же в биплане на месте второго пилота присутствовал ребёнок.
– Да, – подтвердила лётчица. – Я катала дочку.
– В близости от важных объектов, где работают люди? Между высоких кирпичных труб? Используя своё служебное положение? – удивилась судья.
– Это не так опасно, ваша честь, как вы представляете. Валерий Чкалов, поспорив однажды с друзьями, пролетел даже под Троицким мостом в жилом массиве города Ленинграда, и ничего не случилось.
– Но разве вы получили на это письменный приказ? Я что-то его не вижу.
Чёрная, как ворона, в заштопанной мантии, пожилая судейка устало, но твёрдо поглядела на Эльвиру.
– Нет, – ответила смущённая лётчица. – Приказа я не получила. Чтобы слетать ко мне на родину, в Украину, на лайнере – в Харьков… Это нам с дочкой не по карману, а девочке в жизни нужно повсюду побывать. Она, как и я, очень любит бескрайнее небо и хочет учиться на пилота в той же самой лётной школе, в которой училась я.
Ответчица заикалась. Блестели слёзы.
В начале века, в новорусские, подлые, проклятые времена, законную зарплату не выдавали годами. К тому же у пилотов аэроклуба она была мала. Лётное дело стало неважным. «Стрижам» помогали, да немного. И всё-таки случалось, что спортсмены тушили в жару горевшие лесные посадки и степи, распыляли в полях отраву против саранчи, в майские праздники устраивали шоу, петляя в небе, бросая при этом в город поздравительные открытки.
Судья не сдержала эмоций:
– Странные капризы у вашей дочки.
– Вы меня неправильно поняли, ваша честь.
– А кто у неё отец?
– Олесь Ротоенко. Он рано погиб во время испытаний нового самолёта. Я тогда ещё училась в секции планеризма.
– И после гибели мужа вы, молодая особа, продолжаете безумно носиться ночами на допотопной машине вместе с ребёнком? Рискуя при этом жизнями?
– Только единожды, ваша честь. Бипланы – это самые надёжные в мире самолёты. Для пущей поддержки в небе они имеют спаренные крылья.
В прениях соперники доложили, что около их управы старый, ослабший летательный аппарат остановился на полминуты в небе и помчался по ветру обратно к мартену задом наперёд. Это движение попало в зону просмотра видеокамер. Очевидцы подумали, что налётчица оплошала.
– Вы были неуправляемы? – спросила судья Эльвиру.
– Неправда, – ответила женщина. – Мы были умелы. Я дважды была чемпионкой Украины по самолётному спорту.
– Мамка тушила на горевшей крыше пожар, а я держала в руках штурвал, – важно добавила Машенька, перебивая ход процесса. Она спешила выглядеть взрослой.
Судья обомлела. Потерпевшие заорали:
– Это – уголовное преступление. Вы, пожалуйста, занесите признание девочки в протокол, иначе мы его не подпишем.
Директорские юристы дорожили карьерой на комбинате, они хотели победы в суде любой ценой.
– Не ваше слово, – ответила озабоченная судья.
В перерыве, когда арбитры удалились на совещание, мамка обняла доченьку и шепнула, глотая горечь:
– Павлуша ты, Павлуша… Ты погляди на этих упитанных приматов, живущих в тепле под шкурами своих администраций, не знающих ни ветра, ни слякоти, ни зноя, ни радости полётов. Они желают нашей разлуки. Запомни их лица…
Ржали, травили байки, ковырялись в зубах юристы чёрной металлургии.
– А кто такая Павлуша? – спросила Маша.
– Он, как и ты сегодня, заступился за брата Федю. Это – маленькие мальчишки. Их обвинили и зарубили взрослые дядьки, хотевшие крови.
– Нас тоже убьют?
– Тебя отправят на воспитание в детский дом, а меня побреют налысо и посадят на много лет. Я стану зэчкой.
Точка в деле
На оглашение приговора приехал директор чёрной металлургии. Он увидел заплаканных ответчиц и спросил:
– А вы почему такие немые?
– Молчание – золото, – отрезала Эльвира.
– Откуда у вас столько золота? – расхохотался учёный.
Судьи вернулись. Как один монолит поднялись испуганные мама и дочка. Лениво, развязано, долго вставали самоуверенные директорские подлизы.
– Садитесь, – приказала судья пилотам.
– А вы, – повелела она дирекции, – постойте.
Бегло и машинально старушка перечитала напыщенные претензии к оболганным людям и огласила решение государства:
– В деле Эльвиры Макаровны Ротоенко нет криминала. Её накажут в служебном порядке в аэроклубе «Стрижи» за самовольный полёт. Напротив, сталевары мартеновского цеха той самой ночью нарушили технологии заправки в печь металлического скрапа и виноваты в пожаре, возникшем после выброса шлака. Пролетавшая в небе над комбинатом лётчица Ротоенко увидела горевшую крышу и умело потушила на ней огонь. Она безо всякой корысти пришла на помощь пострадавшему цеху. При разборе этого важного дела нами были дополнительно опрошены специалисты по надзору за состоянием зданий в период эксплуатации. От них мы узнали, что руководство чёрной металлургии не уделяет внимания профилактическим ремонтам. На промышленных трубах, между которыми летала Эльвира Ротоенко, уже в течение многих лет не горят ночные светильники, необходимые для ориентации пилотов, и сами трубы не окрашены сигнальными красками. Это было неоднократно предписано надзором. Мы, в свою очередь, тоже приняли меры и обязуем дирекцию комбината исправить просчёты…
Эпилог
Как юридическое лицо учёный-руководитель был оштрафован и обесславлен. На следующий день он написал приказ о создании подучастка ремонта промышленных дымовых труб при участке «Огнеупорные работы» в цехе ремонта металлургических печей, где я трудился много лет. Старых юристов в управе поменяли на молодых, ещё неизвестных, трудолюбивых, не обнаглевших. Эльвиру на целый год лишили права вождения самолётов.
– И пусть, – бурчала она, вернувшись после суда в аэроклуб. – Я всё равно останусь в небе парашютисткой.
– И я, – повторяла дочка.