ИЗ КАВКАЗСКОГО ДНЕВНИКА: ПО СТРАНИЦАМ «ПУТЕШЕСТВИЯ В АРЗРУМ»
Анна Барсова (Барсегян)
Поэт, прозаик, переводчик, педагог, литературовед, член Союза российских писателей, действительный член Академии российской литературы, Пушкинского клуба города Екатеринбурга и других творческих организаций.
Лауреат всероссийских и международных премий и фестивалей. Автор поэтических сборников, методических пособий и множества научных публикаций. Стихи и проза автора публикуются в журналах «Москва», «Урал», «Подъём», «Берега», «Невский альманах», «Приокские зори» и др.
Долгие годы работала в Набережных Челнах, стояла у истоков создания детских и молодёжных творческих коллективов города и объединения КАМАЗ.
В настоящее время проживает в Екатеринбурге.
«Путешествие в Арзрум» (Эрзерум – турецкий город), или «Путевые записки», как их называет Александр Пушкин, посвящены Кавказу, Грузии, Армении, военному конфликту России и Турции 1828–1829 годов. Поэт пишет о сложных проблемах освоения Кавказа, рисует военные действия, высказывает свои мысли о путях распространения просвещения, образования, размышляет о начинающихся связях России, Армении, Грузии, рисует быт и обычаи народов, с представителями которых ему удалось пообщаться. В этих «Путевых записках» А. Пушкин предстаёт перед читателем мыслителем, философом, публицистом и, конечно, художником.
На страницах «Путешествия в Арзрум» мы видим калмыков, осетин, кавказских татар, черкесов, ногайцев, грузин, армян, турок.
Поэту интересно всё: и национальная кухня, и внешний облик людей, и крепости, и сакли, и аулы, и непростая военная служба, воинская доблесть русских солдат, и картины природы, постоянно меняющиеся и вдохновляющие его…
Вот перед ним дорога из Екатеринодара (ныне – Краснодара) до Владикавказа с оказией и такая картина: «Переход от Европы к Азии делается час от часу чувствительнее: леса исчезают, холмы сглаживаются, трава густеет и являет большую силу растительности; показываются птицы, неведомые в наших лесах; орлы сидят на кочках, означающих большую дорогу, как будто на страже, и гордо смотрят на путешественников…»
Фактически отсюда начиналась Военно-Грузинская дорога, и она в те времена была непростой: «Нанимают лошадей до Владикавказа. Дается конвой казачий и пехотный и одна пушка. Почта отправляется два раза в неделю, и проезжие к ней присоединяются: это называется оказией. Мы дожидались недолго. Почта пришла на другой день, и на третье утро в девять часов мы были готовы отправиться в путь. На сборном месте соединился весь караван, состоявший из пятисот человек или около. Пробили в барабан. Мы тронулись. Впереди поехала пушка, окруженная пехотными солдатами. За нею потянулись коляски, брички, кибитки солдаток, переезжающих из одной крепости в другую; за ними заскрыпел обоз двуколесных ароб. По сторонам бежали конские табуны и стада волов. Около них скакали нагайские проводники в бурках и с арканами. Все это сначала мне очень нравилось, но скоро надоело. Пушка ехала шагом, фитиль курился, и солдаты раскуривали им свои трубки. Медленность нашего похода (в первый день мы прошли только пятнадцать верст), несносная жара, недостаток припасов, беспокойные ночлеги, наконец, беспрерывный скрып нагайских ароб выводили меня из терпения».
И наконец Кавказ! Поэт поражён: «Кавказ нас принял в свое святилище. Мы услышали глухой шум и увидели Терек, разливающийся по разным направлениям. Мы поехали по его левому берегу. Шумные волны его приводят в движение колеса низеньких осетинских мельниц, похожих на собачьи конуры. Чем далее углублялись мы в горы, тем уже становилось ущелие. Стесненный Терек с ревом бросает свои мутные волны чрез утесы, преграждающие ему путь. Ущелие извивается вдоль его течения. Каменные подошвы гор обточены его волнами. Я шел пешком и поминутно останавливался, пораженный мрачною прелестию природы. Погода была пасмурная; облака тяжело тянулись около черных вершин…»
Да, и ныне та же картина! Вот село Ларс, деревня Казбек (Казбеги – Степанцминда), и между ними огромное Дарьялское ущелье, устрашающее и прекрасное, ревущий Терек, красавица Арагва (Арагви), сёла, примостившиеся на горных склонах, в ущельях и долинах, покрытых яркой изумрудной зеленью. Далее – Тифлис (Тбилиси), перевал, где А. Пушкин встретит тело А. С. Грибоедова, потом – Гумры (Гюмри), Карс, Арзрум. А в Эривани (Ереван) свирепствовала чума, об этом сказали поэту.
Ныне в Верхнем Ларсе – КПП (таможня), и это единственный путь по Военно-Грузинской дороге на Кавказ. Дорога тянется по Крестовому перевалу. На самой верхней точке перевала – крест, обновлённый генералом А. Ермоловым.
Поэту запомнился яркий, разноголосый Тифлис и прекрасные бани. «Я остановился в трактире, на другой день отправился в славные тифлисские бани. Город показался мне многолюден. Азиатские строения и базар напомнили мне Кишинев. По узким и кривым улицам бежали ослы с перекидными корзинами; арбы, запряженные волами, перегорожали дорогу. Армяне, грузинцы, черкесы, персияне теснились на неправильной площади; между ими молодые русские чиновники разъезжали верхами на карабахских жеребцах. При входе в бани сидел содержатель, старый персиянин. Он отворил мне дверь, я вошел в обширную комнату и что же увидел? Более пятидесяти женщин, молодых и старых, полуодетых и вовсе неодетых, сидя и стоя раздевались, одевались на лавках, расставленных около стен. Я остановился. «Пойдем, пойдем, – сказал мне хозяин, – сегодня вторник: женский день. Ничего, не беда». – «Конечно, не беда, – отвечал я ему, – напротив». Появление мужчин не произвело никакого впечатления. Они продолжали смеяться и разговаривать между собою. Ни одна не поторопилась покрыться своею чадрою; ни одна не перестала раздеваться. Казалось, я вошел невидимкой. Многие из них были в самом деле прекрасны…»
Подъезжая к границе, поэт мечтал увидеть Арарат. И наконец – встреча, которая будит воображение поэта: «На ясном небе белела снеговая, двуглавая гора. «Что за гора?» – спросил я, потягиваясь, и услышал в ответ: «Это Арарат». Как сильно действие звуков! Жадно глядел я на библейскую гору, видел ковчег, причаливший к ее вершине с надеждой обновления и жизни – и врана, и голубицу, излетающих, символы казни и примирения…»
С таким же восторгом поэт описывает встречу с Арпачаем. Для А. Пушкина граница – это нечто особенное, открывающее новый, неведомый доселе мир: «»Вот – и Арпачай», – сказал мне казак. Арпачай! Наша граница! Это стоило Арарата. Я поскакал к реке с чувством неизъяснимым. Никогда еще не видал я чужой земли. Граница имела для меня что-то таинственное; с детских лет путешествия были моею любимою мечтою. Долго вел я потом жизнь кочующую, скитаясь то по югу, то по северу, и никогда еще не вырывался из пределов необъятной России. Я весело въехал в заветную реку, и добрый конь вынес меня на турецкий берег. Но этот берег был уже завоеван…»
Нужно сказать, что до сих пор учёные спорят о том, видел ли Александр Пушкин Арарат или Арагац и где поэт встретил арбу с телом Александра Грибоедова. Учёные пусть ищут ответы на эти вопросы, а мы читаем текст поэта и верим ему.
Приехав в город Карс, поэт попал под проливной дождь. Турок, провожатый, слез с лошади и стал стучаться в двери, но никто не открывал. Александра Пушкина пригласил из ближнего дома молодой армянин, который изъяснялся «на довольно чистом русском языке. Он повел меня по узкой лестнице во второе жилье своего дома. В комнате, убранной низкими диванами и ветхими коврами, сидела старуха, его мать. Она подошла ко мне и поцеловала мне руку. Сын велел ей разложить огонь и приготовить мне ужин. Я разделся и сел перед огнем… Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства».
Да! Блюдо это очень вкусное: баранина, лук, овощи… Мои родные и бабушка тоже его готовили, и я иногда угощаю им своих близких.
Случилось так, что несколько лет тому назад я поехала по Военно-Грузинской дороге в Армению, на свою историческую родину. Часть пути – на машине, а кое-где шла пешком. На самолёте лететь не могла по состоянию здоровья. Плохо, что не восстанавливают железнодорожное сообщение с Южным Кавказом! Эта дорога связывала народы, была артерией жизни, культуры, добрососедства! Народы Кавказа обречены жить вместе. Когда-то все знали хрестоматийные строки А. Церетели: «И край родной у нас один, Кавказа выси ледяные!»
Жаль, что не смогла пересечь границу с Турцией, добраться до Карса, Арзрума, Муша. Как рассказывал мой дедушка, во время резни они с родственниками бежали из своих родных городов в Восточную Армению. Здесь жили, работали, сажали сады, сеяли пшеницу, выращивали виноград. Братья, сёстры создали семьи, вырастили детей. Здесь родился мой отец, который воевал на фронтах Великой Отечественной, учился в Харькове после войны. Там родилась я. Училась я в Украине и Армении, а работала в России, в Набережных Челнах, где строился КАМАЗ.
После поездки на Кавказ у меня сложился поэтический цикл, в нём картины природы, мои переживания, мысли о прошлом и настоящем, мои чувства… К некоторым стихам я взяла эпиграфы из «Путевых записок» Александра Пушкина «Путешествие в Арзрум».
О Пушкинском перевале мной написан отдельный очерк, но стихотворение о перевале я включила и в эту подборку.
«Вот и Арпачай», – сказал мне казак. Арпачай! Наша граница!
А. Пушкин. Путешествие в Арзрум
Я шла на зов – в далёкие края,
Пересекая горы, реки, скалы.
Рассыпала цветы кругом заря,
И Арарат звал, этого немало!
На трассе пробегали корабли –
Гружёные фургоны, КрАЗы, фуры.
Арагви говорила: «Не юли!
Ползи наверх и всё рисуй с натуры!
Ползи наверх к дремучим облакам,
К цветам, рассыпанным зарёй на небе!»
Кура кричала: «Я своё воздам!
Придёт жара – забудешь ты о хлебе!»
Но вот мелькнул стрелою Арпачай,
Глаза покрылись тонкой пеленою.
Встречай меня, мой друг, встречай, встречай!
За нашу встречу выпью я с тобою!
* * *
Не доходя до Ларса, я отстал от конвоя,
засмотревшись на огромные скалы,
между коими хлещет Терек…
А. Пушкин. Путешествие в Арзрум
Позолотила осень горы,
И быстрый Терек стал резвее.
На перевале – разговоры,
И ночи гуще и темнее.
К скале прижавшись, встали фуры.
Таможня выдохнула: «Стойте!»,
А гор причудливых фигуры
Шептали: «Пойте, пойте, пойте!..»
* * *
Свежий ветерок Тифлиса*,
Тень склонилась кипариса,
Запах шашлыка.
Неба синие разводы,
Гор, летящих в небо, своды,
Взгляд их свысока.
Не забуду эти взгляды
И Куры ночной рулады,
Что бежит, легка…
Так открой, Тифлис, же двери,
Девушки твои как пери!
Все – в шелках!
* * *
Тбилиси – тёплая вода,
Тбилиси, ты со мной всегда,
Как в годы юные мои,
Когда певали соловьи;
Когда ложился рдяный цвет
На храм из прошлых, давних лет,
Когда, читая «Мцыри»,
Молилась дерзкой лире!
ПУШКИНСКИЙ ПЕРЕВАЛ
Я стал подыматься на Безобдал, гору,
отделяющую Грузию от древней Армении…
А. Пушкин. Путешествие в Арзрум
В горах далёких – перевалы,
Там есть один в тени снегов:
Бьют воды, воды Безобдала,
И нежен контур облаков.
Там, на высоком перевале,
Мы были в середине дня,
И не страшили нас обвалы,
И свет был соткан из огня.
И в этом свете возчик плыл
В арбе и тёр глаза сухие,
И Пушкину он говорил,
Как «Грибоеда» погубили.
…Свечою тонкой дни истают,
Закатом век тот догорит,
Но встречу эту в очертаньях
Природа бережно хранит!
* * *
…Я увидел минеральный ключ, текущий поперек дороги.
Здесь я встретил армянского попа,
ехавшего в Ахалцык из Эривани.
А. Пушкин. Путешествие в Арзрум
Эриванский базар
Ах, белёсые жемчуга,
Затоваренные века
И набитый едой базар,
Где товаров чёрт не считал!
Здесь халва, шашлык и кунжут,
И его здесь даром дают,
И вино, что солнца красней,
Виноград, что девы вкусней!
Эриванский родной базар,
Как давно я здесь пировал!
У тебя же пир каждый день,
Пригласи меня в свою сень!
* * *
А мне снится утро раннее,
Свежий день,
Даль, которой нет желаннее,
С нею – тень!
А мне снится город розовый,
Весь – в шелках,
Вечерами – абрикосовый,
Там – в горах!А мне снится птица белая
И гора,
Винограда гроздья зрелые,
Песнь добра!
Еревану
Здравствуй!.. Ты меня забыл,
Город старый, верный?
Помнишь, как со мной парил,
Как была я серной?
Как носилась по лугам,
По полям зелёным,
Как молилась вещим снам
И ночам калёным;
Как спускалось по утрам
Солнце тропкой горной
И скользило по устам
Песней свежей бодрой?..
Горные маки
Горные маки, палящий зной,
Небо не просится на покой.
Воздух, как сахар, нежен и сух,
Выпью его – будет жарким дух!
Горные маки – алый ковёр,
Вас не сорву я, радуйте взор!
Дар этих свежих горных полей
Будет со мной до скончанья дней!
У горы Арарат
Солнце всходило. На ясном небе белела
снеговая двуглавая гора.
А. Пушкин. Путешествие в Арзрум
1
Мы у границы проезжали,
Лежал там Арарат в печали.
Одетый в сумраки чужие,
Глядел он на поля родные!
2
Аракс, Аракс – извечный бег,
Ты не широк, не говорлив.
Ты, как мудрец, проживший век,
Немногословен, молчалив.
