Андрей Бабожен

Русская изба

Несправедливая судьба
Стучится дикой вьюгой в двери.
Стоит убогая изба,
В свою ненадобность не веря.

На всю округу – ни души,
Лишь мокрый снег да буераки.
И в звёздном небе миражи,
И вой то ль ветра, то ль собаки.

На десять вёрст – сплошной пустырь,
Заправлен рваным покрывалом,
А на пригорке – монастырь
Среди крестов, каких навалом.

Тайга кольцом смыкает круг.
Ночами месяц смотрит с неба
На дом, уставший от разлук.
Там пусто всё и всё нелепо.

Избёнок этих на Руси
Наверняка сегодня много.
Они заброшены в грязи,
Забыта нами к ним дорога.

И обветшалостью полны
Окрестности таких селений.
…За новой жизнью не видны
Постройки прежних поколений.

Россия

Как я люблю тебя, Великая Россия,
Где бьют ключи с холодною водой,
Где свод небес, то звёздный, а то синий,
Шатром стоит над милою землёй!

Мне дороги широкие просторы,
Луга, поля, зелёных трав покой
И деревень избёнки да заборы –
К ним я привязан сердцем и душой.

Страна моя, ты в свете многолика,
И грех, и святость – всё в тебе одной.
А в небесах печальным громким криком
Вновь журавли тоскуют над тобой.

Мне стал милей янтарный в поле колос,
Чем шум толпы в оправе городской.
Твои глаза – озёра, а твой голос –
Тот соловей, поющий над рекой…

Чёрная птица разлуки

Чёрная птица разлуки
Клювом стучится в окно.
Снова берёт на поруки
Голову злое вино.

Праздник фарфоровой грусти
Кто-то вписал в календарь,
Память уже не отпустит
И унесёт меня встарь.

Где ты, мечта-недотрога,
Что ворковала со мной?
Вместо тебя у порога
Ветер лютует седой.

Он, словно вечный повеса,
Слепо кутит во хмелю,
Будто дитя мракобеса,
Жизни готовит петлю.

Только такой я породы:
Видно, упорство в крови –
Жду, несмотря на невзгоды,
Белую птицу любви.

 

Дождливость

Я старше стал на лист календаря,
Что оборвал движением руки,
Прошедший день, он прожит мною зря –
Не написалось ни одной строки.

И плачет свод небесный надо мной,
Слезами омывая этот мрак.
А в двери лезет ветер ледяной,
Как будто вор. Засов ему – пустяк.

В камине дремлет тёплая зола,
Бегут по циферблату стрелки вдаль.
А жизнь – со смертью глупая игра,
Которую в финале всё же жаль.

Рябит воды озёрной тихо гладь,
Дождь бьёт по крышам, каплями звеня,
Но буду снова я украдкой ждать
Ту, для которой Бог создал меня.

Не верь!

Если скажут: «разлюбил» –
Ты не верь,
Сердце хрупкое сгубил,
Точно зверь.
Свою душу разметал
На куски,
И монеты вдруг украл –
От тоски.
Сгинул в поле средь зимы,
Словно волк,
И чужое взял взаймы
Или в долг.
Разбазарил, прокутил
Все рубли,
И чуть-чуть, мол, не дожил –
Унесли.
Нет, не стал бродягой я
На Земле,
Но зато судьба моя
Вся в золе,
И никак ей на тропе
Не везёт,
Потому она к тебе
Не дойдёт.

 

Двери в небо

Если в небо откроются двери
И поманят к себе в вышину,
И замашут мне лапами ели,
Не затронув собой тишину, –
Все дела я свои позаброшу,
За собою оставив стихи,
Да накину на плечи порошу,
Взяв тяжёлую ношу – грехи.
Может, станет немного обидно
Разрывать неоконченный век,
Но не будет душе моей стыдно
Попроситься к луне на ночлег.
И, умывшись хрустальной росою,
Обрету на рассвете покой
И уйду неприметной тропою,
Исчезая с погасшей звездой.

Тридцать веков спустя

Через тридцать веков я вернусь,
Чтоб доплакать, допеть, досмеяться.
В русских землях опять поселюсь,
Не желая по свету скитаться.

Обниму необъятную даль
И святыни, до боли родные.
Только ляжет на сердце печаль,
И заплачет оно о России.

Зарыдает зажжённой свечой,
Жёлтым воском на травы польётся,
Долгим эхом за горной рекой
Неожиданно вдруг отзовётся.

Где-то там, в ледяном полусне,
Души близких друг с другом сольются.
В этой тьме посчастливится мне
К милой Родине вновь прикоснуться.

 

Помолитесь за Россию!

Помолитесь, люди, за Россию,
Глядя на святые купола!
Пусть увидит небо литургию!
Пусть звонят вовсю колокола!

Не отречься от полей пшеницы,
Не забыть бездонный небосвод.
Возвратятся с юга снова птицы
В день, когда багульник расцветёт.

Там, где шепчут русские берёзы
Над ковром зелёных майских трав,
Крупные нетронутые росы
Усмиряют ветра дикий нрав.

Океан тайги и море сопок –
Небольшая часть большой страны.
Сколько в них для глаза милых тропок!
Сколько громогласной тишины!

Чтоб не допустить в судьбе стихию,
Чтобы жить любя, а не рубя,
Помолитесь, люди, за Россию,
Помолитесь, люди, за себя!

 

Начало

Средь вековых и гордых сопок,
Где солнце кутается в синь,
Из-под земли, журчлив, но робок,
Возник родник – России сын.

Его туманы пеленали
В кудряво-сочную траву,
А клён в задумчивой печали
К нему склонял свою листву.

Вода по камушкам бежала
И пробивала путь себе.
Какое славное начало
В многоликующей судьбе!

И пел здесь песни, как по нотам,
Багул таёжным языком,
А где-то там, за поворотом,
Родник стал звучным ручейком.

Он всё шумел под косогором
И жажду леса утолял,
Весёлым звонким разговором
Смывал тоску с подножья скал.

В краю родном, за светлым лугом,
В лилейной дымке кочевой
Два ручейка слились друг с другом,
Чтоб легкотечной быть рекой.

Под небосводом русско-синим,
Где горы стряхивают снег,
Из робких родников России
Берут начало сотни рек.

 

Здравствуй, Алёна!

Где-то там, далеко от меня,
Под уже обнажённой сиренью,
Бродишь ты, свою тайну храня,
У околицы светлою тенью.

В гордом крае раскидистых гор,
За пшенично-густыми полями,
Всё заводишь со мной разговор
Дорогими для сердца словами.

Между нами густая тайга
С горьким привкусом спелой брусники,
И в дорожную скуку слегка
Окунаются лунные блики.

И опять в поздний час не до сна –
Мы не спим, согреваясь мечтами,
Будто нам улыбнулась весна,
Пока осень рыдает дождями.

Представляется мне без конца:
Под листвой деревенского клёна
Твоего я касаюсь лица
И шепчу тебе: «Здравствуй, Алёна!»

 

Я уйду

Я уйду просто так, по-английски,
Из тех мест, где любви больше нет.
Пригублю на прощание виски
И куплю в скорый поезд билет.

Небо вздрогнет от сильного грома,
Озарит ночь шальная гроза,
Из родного мне некогда дома
Полетят по пятам голоса.

«Ты вернись», – вслед прошепчет осина.
«Воротись», – скрипнут двери за мной.
И, как мать, потерявшая сына,
Вдруг заплачет берёзка листвой.

И луна – золотая монета
Из-за туч поглядит на меня.
Возвратиться – дурная примета,
Своё грешное сердце кляня.

Только люд не заметит пропажу,
Жил – не стало. А мало ль таких?!
И опять будет прясть эту пряжу
Из мгновений слепых и глухих.

И пусть станет душе одиноко,
Точно тополю в старом саду,
Но от глаз посторонних до срока
В час ненастья я тихо уйду.
Берёзовая даль

Увидел я берёзовую даль
Под красногривым бархатным рассветом,
Там родников глубинная печаль
К себе звала несказанным секретом.
Пчелиный гул негромкий трудовой
Стоял над желтоглазыми цветами,
Где приглашает август на постой
Под хвойными тенистыми шатрами.
А в трёх шагах, лишь руку протяни,
Всё утро и до самого полудня,
Считая годы звонкие мои,
Гадала мне пернатая колдунья.

И я считал. Но сбился, видит Бог,
Замолк, и слушал голос этой врушки,
И, как ребёнок, радоваться мог,
Что был в гостях у леса на опушке.

Прощание с Родиной

По-особому мне как-то дышится:
Август месяц закончил полёт,
А в дожде голос осени слышится,
На воде поутру виден лёд.

Облака всё темнее становятся,
И желтеет в долинах трава…
Мне сегодня прощаться приходится
С отчим краем, где плачет листва.

Уезжаю стезёю туманною,
Обещая, что скоро вернусь.
Вот и ты оказалась обманною,
Моя горькая милая Русь!

Я же верил в тебя, соловьиная,
Доверял свои тайны и сны,
Песня пелась негромко старинная
На окраине ранней весны.

Всё прошло, в дымке лето растаяло,
Журавли унесли его цвет.
А судьба моё сердце заставила
По земле уходить им вослед.

И уже по дороге изъезженной
Мчусь куда-то. В глазах пелена.
Я прощаюсь с тобою, как с женщиной,
О Россия – бродяжья страна!

 

Насмешница

Девчонка рыжая, как осень,
Смеялась звонко надо мной.
Её характер был несносен –
Какой-то жгуче-озорной.

А я бесился, точно ветер,
Срывая дикие цветы,
Но приходил к ней каждый вечер
Увидеть нежные черты.

И смех девичий, словно речка,
Журчал по сердцу моему.
Душой я таял, будто свечка,
И погружался в полутьму.

И брёл до дому каждой ночью,
Когда в оконце меркнул свет.
А с неба туч свисали клочья.
Давали звёзды свой совет.

Дожди косили травы детства
В холодных сумерках полей
И оставляли мне в наследство
Портрет насмешницы моей.

Льёт золотую краску солнце,
Напоминая её прядь.
Кому в сей час она смеётся?
Едва ль смогу теперь узнать.

Окрестите мою душу!

Окрестите в чистом храме мою душу,
Отпустите, словно птицу, тяжкий грех!
Десять заповедей больше не нарушу,
Обернув свою печаль в счастливый смех.

Не желаю по Руси святой скитаться,
Быть бродягой, как когда-то, силы нет.
Я хочу любовь найти и с ней остаться,
Да испить до дна не полночь, а рассвет.

Над Россией в синем небе ворон кружит,
На погибель чью-то, видно, прилетел,
Непогода в белом поле снова вьюжит,
Вижу сон: меня выводят на расстрел.
Ах ты, Родина моя, не плачь, не надо,
Тишиной январской грудь мне не волнуй,
Лучше дай побыть в плену у снегопада
И твой в памяти оставить поцелуй!

И пускай все проклинают злую стужу,
К дням весенним оборвалась правды нить,
Окрестите в чистом храме мою душу,
Чтобы смог её я верой исцелить!