Нам только слово
остаётся…
Елизавета МАРТЫНОВА
Елизавета Сергеевна Мартынова (Данилова) родилась в 1978 году в Саратове. Окончила филологический факультет Саратовского государственного университета. Кандидат филологических наук. С 2008 года по настоящее время – главный редактор журнала «Волга – ХХI век». Публиковалась в журналах «Наш современник», «Молодая гвардия», «Волга – ХХI век», «Луч», «Вайнах», «Введенская сторона», «Русское слово» (Чехия), «Подъём», «Русское эхо», «Новая Немига литературная», «Сура», «Гостиный двор», «Отчий дом», «Молоко», в альманахе «Новые писатели России», коллективном сборнике «Новые имена в поэзии» (Москва) и других изданиях. Лауреат премии им. Юрия Кузнецова от журнала «Наш современник» (2008), годовой премии журнала «Сура» (2013, 2019), межрегиональной премии Николая Благова (2017), сайта «Росписатель» (2017). Автор книг «Письма другу» (2001), «На окраине века» (2006), «Свет в окне» (2009), «Собеседник» (2012), «Воздух дороги» (2017). Член Союза писателей России. Живёт в Саратове.
Написать небесную Россию:
Облака, туманы и поля,
Сумерки её, дожди косые,
Свет, которым полнится земля.
Так, чтоб пело сердце благодатью
И страданьем, горечью живой –
Дом родной, далёкий написать бы
Тонко над речною синевой.
Ни пером, ни акварельной кистью,
Только словом: осень и окно,
А за ним уже роятся листья,
Небо между звёздами темно.
Написать, как жизнь светло и просто
Смотрит в нас и не отводит взгляд,
Если от рожденья до погоста
Только прочерк – журавли летят.
Не поймаешь их, не остановишь,
Только смотришь, смотришь в небеса,
Словно ждёшь томительную новость,
Слышишь дальних предков голоса.
Видишь лица за дождливой синью,
Перелётных ангелов житьё.
Напишу небесную Россию,
Горних обитателей её.
Не волна, не ручеек,
Не приречный соловей –
Вечер песнею истёк,
Позабыв о тьме своей.
В ней сияет при луне
Голубой листвою сад,
Словно всадники в огне,
Звёзды быстрые летят.
К небесам взойдёт опять
Между терний и трущоб
Слово – Божья благодать,
Слово – тёплое ещё.
Холод неба слишком строг,
Сизой ризою одет.
…Слову дан короткий срок,
Краткий срок – и долгий свет.
Не вспомнишь века Золотого
В эпохе трудной и скупой –
Сегодня умирает слово,
Развоплощённое толпой.
Оно уже подобно вещи
И продаётся на развес,
И ни к чему – твой голос вещий
И жизнь на краешке небес.
От прежнего мироустройства
Остался только в книгах след.
Но не читает книг потомство,
И друга в поколенье нет.
И остаются только звёзды,
Земная призрачная твердь,
Ворованный небесный воздух,
Желанье жить, стремленье петь.
Когда-нибудь ты станешь мифом.
Среди вранья и воронья
Прольётся соловьиным мигом
Вся жизнь, а с нею – песнь твоя.
Родины слепые пустыри,
Зеленью молочной свет наполнив,
Проникают ветром на балконы,
Шелестят на краешке зари.
Молочай, татарник, суета
Одуванчиков и желтоглазой пижмы –
В предзакатном свете всё подвижно,
И роса мерцаньем занята.
Как люблю я этот странный час,
С розовыми окнами напротив.
Пятница готовится к субботе.
Тополь в небе – чёрная свеча.
В бабушкиных окнах – тишина.
На площадке детской говор слышен.
Малышня играет между вишен,
Я сижу на лавочке одна.
Время здесь как будто бы стоит,
Жизнь и смерть сплавляя воедино.
Воздухом прошитая картина
Дышит – и прозрачностью манит.
Господи, оставь дыханье мне
Прежнее, живое, молодое,
Чтобы стать окраиной седою
В этом заревом её окне,
Чтобы чуять запах земляной –
Дождевой, непознанный, щемящий.
Родина. Свет первый. Настоящий.
Жизнь, которая произошла со мной.
Чувство родины – чувство печали.
Здесь, где души земные темны,
Ходит вечер слепыми ночами
Коридором сырой тишины.
Прикоснись ко мне кроткой рукою.
Ты живёшь, как растенье во мгле.
Ну а я – только тёмной рекою,
Речью чистой и бедной листвою
Буду в сердце твоём на земле.
Та река протекает над бездной,
Листья кружатся в тихой воде.
Только слово становится песней,
Только зёрна звучат в борозде.
И за гранью зимы неизвестной
Вспыхнет зрение спелой звезды.
Смерть исчезнет – она бесполезна.
Белый снег заметает следы.
Свет широко раскрытых глаз,
Разомкнутого окоёма –
И в нём распахнуто-огромна
Звезда, что смотрит прямо в нас.
Нет, человек не одинок –
С ним жизнь и смерть,
И запах вёсен,
Травы, дождя,
И, как цветок,
Он впитывает неба просинь.
Не повреди и не сорви
К тебе склонённой белой ветки.
Её привязанности крепки,
Что ей за дело до любви.
Сильнее – корни, немота
Земли, что прирастает нами.
Сильней, чем в чистом сердце пламя,
Её скупая нищета.
То ливень, то светлая вьюга
Из золота и серебра.
От них замирает округа,
В суровом старенье мудра.
Близки ей зима или осень,
Но только щемящей весной
Так невыносимо возносит
Она небосвод над собой.
Как будто бы мир накренился,
Как белый большой пароход –
Живым океаном открылся
Простор, что над нами плывёт.
И облако – белою чайкой,
И тонкий дымок от костра
Всё рвутся отсюда печально –
Такая приспела пора.
Пора уходить и влюбляться
В сиянье дорожных огней.
Давно разучилась прощаться,
И как попрощаться мне с ней –
Окраиной крепкой, корнями
Заботливо вросшей в меня?
Обнимет густыми дворами,
Косынкой взмахнёт – небесами,
Отпустит, в любви не виня.
Большие колокольчики лесов
Дрожат и держат на весу поляну.
Они звонят не поздно и не рано,
Но в час, когда не нужно больше слов.
Ведь в них речная гладь отражена
Такой, какую видим утром белым,
В них – блеск листвы, луч солнца загорелый
И человек, восставший ото сна.
И так понятен свет их синевы,
Их перезвон скупой сиреневатый,
Поющий из таинственной травы,
Что мы уже ни в чём не виноваты.
Мы правы тем, что рождены на свет
И счастье вместе с горем мы вдохнули,
И нас других и не было, и нет
Перед лицом прозрачного июля.
Огонь и свет
Но есть любовь – уменье быть там, где
Ты нужен, как волна большой воде,
Плод – яблоне и пенье – соловью.
Когда я прорастаю жизнь твою.
Когда прикосновение к руке
Равно ветрам и пламени в реке –
Как феникс, воскресает синева,
Перетекая медленно в слова.
Есть я и ты в словесной глубине,
Как в сердце Бога, на одной волне.
Нет прошлого – и будущего нет.
Но есть река и сад, огонь и свет.
Когда себя раздаришь – слава Богу,
Уже не нужно больше ничего:
Есть только небо, поле и дорога,
До тишины влюблённая в Него.
Прощаешься, и вот за поворотом
Уходят двое в медленную тьму,
А ты лишь улыбнёшься отчего-то
Наполненному сердцу своему.
В нём окна жёлтые родительского дома,
И яблоки июльские в саду,
И девочка соседская знакома,
В песочнице играет на виду.
И звёзд песок над городом разбросан,
Как будто лёгкой детскою рукой.
И тонкий месяц серпиком вопроса
Встаёт над серебристою рекой.
Пускай другие ночи отвечают,
Любовь у них на сердце иль беда,
И шорох неба слушают за чаем,
И чаек крик, и что поёт вода.
Они живут, спешат ещё по кругу,
Их ночь впадает в утро не дыша.
Ты раздала себя, как по снежинке вьюгу.
Иди, пока чиста твоя душа.
Остановиться на минуту
На остановке угловой –
И отклониться от маршрута,
Увидеть птиц над головой –
Стрижей, что ножницами режут
Лоскут из тонкой бирюзы,
И позабыть про шум и скрежет
Трамвая – в шелесте слезы.
Глаза не закрывать от света,
Пусть мысли и слова текут.
Взять чистый лист – от неба это
Неровный призрачный лоскут.
Прохудилось мартовское небо.
Звёзды тонко смотрятся в прорехи –
Звёзды цвета зелени и снега,
Цвета слёз и золотого смеха.
Маленькую площадь освещают,
Памятник, влюблённых на скамейках,
Заинтересованы вещами,
И людьми, и даже травкой мелкой.
И пока темнеют переулки
И грачи кричат над парком «Липки»,
Звёздный луч выходит на прогулки,
Воздухом стремительным облитый.
Как прекрасна улица ночная
В час весны: небес лучится смальта,
И фонарь печалится, сияя
В серебре щербатого асфальта.
Драгоценный свет лежит на лицах,
Но тревога проблеснёт порою:
Громче и ясней, чем плачут птицы,
Пахнет родиной – землёй сырою.
Я зарастаю лесом и травой,
И дождь по чёрным листьям моросит
Брусничной кровью – тёмной и живой,
Черничным колокольчиком чудит.
На леску молний дерево поймав,
Мгновенно чаща преображена.
Серебряные кони диких трав
Летят, запутав в спешке стремена.
Себя ли я сама остановлю?
Я ведаю: стихия вся внутри.
Что я не жду, не помню, не люблю,
Грозе весенней ты не говори.
Сил было много:
Вырастила лес,
Прекрасных сосен красные стволы.
Синеет хвоя инеем небес,
Не ведая хулы и похвалы.
Подумай о лесе. Он сух и печален.
Он прячет себя в тишине.
В нём совы сверкают немыми очами
И сучья свистят в полусне.
Подумай о сердце. В нём небо и чаща,
Которой насквозь не пройду.
Пульсируют листья всё чаще и чаще,
И каждый из них – точно чёрная чаша,
Качает слепую звезду.
Подумай о доме: по-прежнему волен,
Летает ночами туда,
Где шорох волны, влажный звон колоколен
И небо поёт, как вода.
И сердце, и лес, и окно в чистом поле,
Его золотистая тьма…
Так что же тебе ещё нужно для боли –
Родной и сводящей с ума?
Весь воздух сер, и синь, и серебрист,
И запахами города расцвечен.
Но жизнь твоя – пока что чистый лист,
Не порван, не измят, не изувечен.
Ты ощутишь свободу, и весну
И тайный дар преображать предметы,
И жар земли, и неба тишину,
Росток травы и древнюю комету
Как близкое – руки не отводи,
Не отводи ни голоса, ни взгляда.
И облако души, прижатое к груди,
Окажется неумолимо рядом.
