Смотреть и видеть
Александр РУДТ
Живёт на Урале. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Член Союза писателей России. Всю жизнь интересуется поэзией, историей, путешествиями. Поскольку «стихи не кормят», работал на промышленных предприятиях северного Урала. Изданы сборники стихов «Середина июля», «Помедли, август», «Плотина», «Будущий янтарь», «Пробные дожди», «Апрель, постскриптум», «Горсть», «Пылинки в солнечном луче», «Майские накрапы». Финалист премии «Поэт года – 2015». В 2017 году вышла книга «Избранное» в двух томах. В 2018 году изданы сборники «Редкие капли», «Окстись» и «Солнечные пятна». В 2019-м – сборник «Наперечёт». Лауреат премии «Поэт года – 2018» – первое место в основной номинации. В 2019 году стал лауреатом Литературной премии Уральского федерального округа в номинации «Поэзия».
Смотреть и видеть
Экспромт возле церкви на Нерли
Дни снова смысл обрели.
Правьте, разумность и ясность.
Храм Покрова на Нерли.
Храм Покрова на Нерли.
Праздник. Молитва. Причастность.
Как-то в сторонку ушли
Горечь, обиды, страданье.
Храм Покрова на Нерли.
Храм Покрова на Нерли.
Русский портал в мирозданье.
Ужик проплыл на мели.
Дали у солнца во власти.
Храм Покрова на Нерли.
Пазл настоящего счастья.
Смотрят в озёрную гладь
Ивы из века какого?
Не объяснить благодать.
Русь не вмещается в слово.
Двадцать второго июня на Поклонной горе
Почва насквозь прогрета,
Птицы едва слышны,
Двадцать второй день лета –
Горестный день страны.
Как на Поклонной сжато
Время – пружина, боль,
Эхо про три наката,
Тёркина свет и соль,
Ангелы вострубили,
Ника несёт венок,
Русские не забыли,
Это Европе – срок.
Дети на самокатах,
Господи, сколько лет –
С нами Георгий в латах
И с трёхлинейкой дед.
Клио не досказала,
А Голливуд всё врёт,
Здесь, на Поклонной, в залах –
Горечь, молитва, взлёт,
Вот на стене Рейхстага
Русских имён расклад,
Не сохранит бумага?
Гены да сохранят!
Ясно ль орде бесовской:
Будут в среде славян
Жуков и Рокоссовский,
Конев и Баграмян?
В небо – по дециметру
Каждый военный день –
Это находка мэтра?
Славы трагичной сень?
Рядышком, право слово,
Всё, чем ты жив, согрет.
Эй, погранцы, здорово!
Эй, школяры, привет!
Правды своей резонной
Через канву эпох –
Этот посыл Поклонной,
Этот российский вздох.
* * *
…Врезан в март этот свежий, с иголочки храм –
Ярок, солнечен, прямо из сказки,
На холме суходойском свежо по утрам,
А в низине – туман, синий, вязкий,
Но блестят купола, но мерцают кресты,
Новодел… Возрожденье? Истоки?
И ко лбу инстинктивно подносишь персты,
Стёрты беды, грехи и пороки,
И удачи случались, и век не согнул…
Ворот скрипнул, сорока вспорхнула,
Это колокол пробно – в полмира – вздохнул,
Это истина в сердце кольнула.
* * *
По ком, по ком с утра – колокола?
А говорят – не спрашивай об этом,
Все истины душа пережила,
Никчёмны и запреты, и советы,
Ритмично воздух охает вокруг,
И входит сердце в резонанс невольно,
Восторгом и тоской заряжен звук,
Что звонарю так празднично и больно?
Что этот спазм в предсердии сулит?
Рассвет околоколенный что значит?
О ком, о чём зовёт, поёт, болит
Знобящий сплав молитвы, вскрика, плача?..
О ком, о ком… Подольше не смолкай,
Но ядра в каждой клетке напрягая,
И в связь судеб поверить заставляй
И что возможна жизнь совсем другая.
* * *
Косым дождём уютный сквер линуя,
Апрель решился город освежить,
Храни, Господь, всех тех, кого люблю я,
Тех, без кого мне нету смысла жить.
Пусть это слабость – что ж, и в ней признаюсь:
Дай мне уйти, не схоронив друзей,
Не спрятаться, не убежать пытаюсь,
А просто хоть однажды – пожалей.
От тифа ли, ангины, почечуя –
Но первому. Они пускай – потом,
Храни, Господь, всех тех, кого люблю я,
Кто освещает мир, судьбу и дом.
Такого насмотрелся за полвека
(А без потерь, трагедий – не прожить),
Что каждого родного человека
Я научился наконец ценить.
Спешит апрель, смывая и малюя,
Светлеют, голубеют даль и высь,
Храни, Господь, всех тех, кого люблю я,
Хотя бы что услышал, притворись.
* * *
Смотреть и видеть – разные понятья,
Прозренье – пограничная черта,
Как долго ни рассматривай распятье,
А видеть можно только лишь с креста.
* * *
И пока мне не закрыло очи,
Всё гадать мне, Боже, в смуте дня,
Что сказать через меня ты хочешь?
Что узнать, вдохнуть через меня?
* * *
Уральский север… Родина моя…
Смертельно приворотные края.
Не объясню: влюблённость ли, беда –
Но знаю: не уеду никуда.
* * *
…Время цедится по грамму
В шорох слов и тьму сердец,
Не откроет двери мама,
Не нальёт вина отец.
То комедия, то драма,
Но – чего б ни дал творец –
Не откроет двери мама,
Не нальёт вина отец…
Тёплый дождик землю моет,
Задевает снег окно,
Не откроет, не откроет,
И черно моё вино.
Внучка в комнату влетает –
Смех, и солнце, и озон,
И, хоть сам о том не знает,
Полон пульсом горизонт…
Снежинка
После отречения государя
в марте 1917 года
Я снежинкой упал на погон государя
В сизый мартовский полдень на станции Дно.
На перроне был запах мороза и гари,
И слегка серебрилось шинели сукно.
Разломилась снежинка – никто не заметил,
Умирала империя – кто пожалел?
Все хотели свободы и счастья на свете,
Уж не к ним ли зовя, паровоз загудел?
Вне истории, вне уваженья и веры
Медлил поезд и шёл не спеша пассажир.
Сзади кто-то маячил усталый и серый –
То ли то адъютант, то ли то конвоир.
Разлетались осколки разбитой тарелки,
И вбирали снега – и окрест, и вдали, –
Как, скрипя и визжа, переводятся стрелки,
А российская кровь что роса для земли.
Я снежинкой упал на погон государя
В сизый мартовский полдень на станции Дно.
Кто герой, кто слабак, кто велик, кто бездарен –
Никогда до конца не понять всё равно.
Я снежинкой упал…
Снег и снег…
А – темно…
* * *
…Не бью себя в грудь, но и я сопричастен –
Прими не прими, прокляни, обессудь –
Уральская осень, уральское счастье,
Уральская правда, уральская суть…
Бруснично-черничные склоны, царите…
Роскошные сосны, касайтесь небес…
И тайну российского духа творите –
Как было, как будет, со мною и без…
* * *
…Уютные дворики, старая школа,
На лавочке – дрёмно и пахнет былым,
Сквозящее солнце и звонкое соло
Сороки, летящей над сквером цветным.
Храни меня, Боже, в пиру листопада…
Прощаю… не помню… секундой живу…
Летящие краски – а что ещё надо?
А свет этот вправду?.. А я наяву?..
* * *
Нам не прощается вины,
Что с русским сердцем рождены,
Что русский дух не подминает,
Что он злопамятства не знает.
Европа? Совесть?? А рожон???
Христос в Освенциме сожжён,
Но менторски Россию учат,
Взведя курки на всякий случай.
Задумка ли? Программный сбой?
Умри – не станешь не собой,
Исправьте свыше опечатку:
Всем – по серьгам, всех – под раздатку,
Доколь, волне отдавшись, плыть
И кистеню законом слыть?
А солнца луч, ручей в овраге –
Вы мне не врёте, бедолаге?
Что ж так легко в игре весны
С моею толикой вины?
* * *
С. А. Есенину
Как же быть российскому поэту,
Если кровью выпачкан рассвет,
Если на вопросы нет ответов,
Если правды не было и нет?
Если каждый вздох судьбой оплачен
И поётся с всхлипом вековым:
«Не жалею, не зову, не плачу,
Всё пройдёт, как с белых яблонь дым…»,
Если душу кабаком не съело
И всё видно, как над смрадом злым
Тянет ветки клён заледенелый
И струится над избушкой дым?
Если то придёт, то схлынет вера,
И томит, хмелит остаток сил,
И холодный номер «Англетера»
Шум берёз рязанских оживил,
Если гулкой ранью не проскачет…
Разве кровь в чернильницу налить?
И жалеет, и зовёт, и плачет…
Как же быть, родные… как не быть…
* * *
Т. В.
…Ты есть – и этого довольно,
И можно верить в красоту,
И медлить в роще белоствольной,
И речку слышать за версту…
И мимо дурость и напасти.
Сквозь век, сквозь замки на песке –
Неосязаемое счастье,
Мерцанье имени в строке.
Февральский вечер сорок третьего
в Спасо-Ефимиевском монастыре
Пленённый в Сталинграде фельдмаршал
Паулюс сначала некоторое время
содержался в суздальском монастыре.
(Справка)
Фельдмаршал трогал тёплый изразец,
Посматривал на своды равнодушно,
Всё потерял – и это не конец?
А мысль ясна и логике послушна.
Ни армии, ни Родины.
Висок
Предчувствовал, но не дождался пули.
Вождями проклят.
Теми, кто полёг,
И всеми,
Что в плену сейчас вздохнули.
Негоже о сомненьях говорить,
А тягостную участь Ганнибала
Не только представлять себе – прожить
Судьба рукой железной начертала.
И, видя эту снеговую гладь,
Обманывая сердце, вновь стараться
Не в совести, а в тактике искать
Ошибку и судьбы, и операций.
Не знал, что объяснять, что извинять, –
Он, знавший всю военную науку! –
И повторял фамилии опять:
Чуйков.
Родимцев.
Жуков.
Жуков!
ЖУКОВ!
Закат брусничный келью заполнял,
Фельдмаршал делал шага три устало,
И, лбом припав к стеклу, он осязал,
Как по снегам история шагала.
Преступник генерал, когда приказ
Он исполняет в меру сил и знаний?
Потом, потом об этом… не сейчас…
И с сахаром, но – горек чай в стакане.
