Татьяна ДУЛЬНЕВА,

Татьяна ДУЛЬНЕВА
г. Омск

Александр Невский

В жемчужном блеске быстрых рек,
Ручьёв, как нитей серебристых,
Овеян славой твой, Россия, бег.
Хранит его и синь озёр лучистых.

Здесь в каждом уголке дыхание веков,
Отвагу русских воинов и славу
И ярость, мужество дружин, полков
Хранит земля российская по праву.

О жарких битвах нам повеют берега,
Где крепостные стены и ограды
Вставали на пути дружин врага
Несокрушимою преградой.

Поток реки стремительный, свободный,
Как с прошлым нас связующие нити –
Не знающий сомнения, холодный
Водоворот былых сражений и событий.

Светлейший Александр Невский
Тревожной думою объят.
Сияют в небе красок всплески,
Струится ликом Спаса стяг.

Наш князь на страже земли Русской
В доспехах, шлеме и с мечом,
Как крест, обвитый лентой узкой,
Плащ алый реет за плечом.

Овеян духом справедливой
За отчий дом и край войны.
Прославленный, непобедимый,
За ним стоят Руси сыны.

За Русь, за горы и равнины,
За православный мир встают
Богатыри народа-исполина,
Акафисты Спасителю поют.

Кипит, бушует лагерь сбора,
Призывно колокол звонит.
Господь с Софийского собора
На бой полки благословит.

Российская земля на том стоит.
Здесь сила духа, мужество и храбрость.
Отвага, доблесть россов победит!
К врагам Отечества несокрушима ярость.

О Русь, душа твоя спокойна.
Хранит тебя великий, верный росс.
Хранит в веках отважно и достойно,
Он встал на битву в богатырский рост.

Осада Пскова польским королём Стефаном Баторием в 1581 году

Отряды Речи Посполитой
На штурм отчаянный пошли.
Над башней, битвою добытой,
Хоругви польские взошли.

Стефан Баторий шлёт отряды
Ворваться в город поскорей,
Но встали ратники преградой,
Взорвался грохот батарей.

И пушка русских загремела,
«Барс» зарычал, ядром громя.
Свиная башня онемела –
В раскатах рухнула, гремя.

Литовцы, венгры и поляки,
Обрушив гнева грозный пыл,
Сцепились, яростные, в схватке.
С оружьем враг ужасен был.

И, дрогнув, ратники роптали,
На миг утратив дух борьбы.
Дружины русичей восстали,
Увидев крестный ход судьбы.

Иконы Матери Господней,
Святого Всеволода, Крест
Спасителя несли достойно
Святители окрестных мест.
Теснят святыни дух тлетворный,
Победно реют и сквозь дым
Вселяют веру сокрушённым,
В момент осады знак иным.

Объято дымом башни жерло,
В пролом стены ступила рать.
И пробил час отважно, смело
За Псков сразиться, умирать.

Взывает Шуйский-воевода,
Восстав с убитого коня,
Игумен с гущею народа
Порыв святой крестом сеня.

Арсений-келарь и Иона
Рванули в рукопашный бой.
Взывают к Господу иконы.
Разбужен дух наш боевой.

Нарядны, смелы псковитянки,
И, в бой бросаясь огневой,
Припасы носят горожанки,
Поят водицей ключевой.

Одним стремлением объяты,
Святою верой крепок дух.
Теснят народно вражьи латы,
Стефан развенчанный потух.

Войны Ливонской завершенье –
Осада Пскова в грозный час.
Волной геройскою сраженья
Росс доблестью Россию спас.

Встал твердью нашей, бастионом
В войне Ливонской верный Псков,
Волны нашествия заслоном
Литовский довершил разгром.

Хранить потомкам, не изгладить
Заслуги важность много лет.
Отечества спасенье славить,
Защитой встать от новых бед.

Присяга Лжедмитрия I польскому королю Сигизмунду III

На трон московский самозванец,
Тирана тень, притворный агнец,
В кафтан богатый облачён,
Оружьем дорогим увешан,
Послушен и слегка небрежен,
Как пан тоской не омрачён.

К груди прикладывая руку,
Присягу держит как поруку.
Холодный, трезвый в том расчёт.
На карте царство и услуга,
В глазах собачьих тень испуга,
Но трон так близок. Горячо!

Католик тайного причастья,
Московский дьякон в одночасье,
Писец монастыря – беглец,
Замыслил царский он венец.
Расстрига Гришка и подлец,
Отрепьев галицкий – отец.

Посланник римский на живца
Приметил в Польше самозванца.
В Вавеле-замке с Гришкой рядом
Предстал услужливый Рагнони,
В сутане, согнутый в поклоне,
Момент пришпоривая взглядом.

В высоких сводах стены замка,
Жжёт вензель королевский в рамках,
Затмив узором святости в огне
Мадонны лик с младенцем на стене.
Прибор, перо и книги в стороне
Да свиток договора о войне.

Король самодовольно подал знак,
Григория наследником признав.
Торжественно приподнял шляпу,
Надменно профиль хищно обнажив,
Как грифа лапу, руку положив
На сей рескрипт, предвосхищая Папу.

Насыщен цветом пышности дворец,
Король напыщен, подлостью чернец.
Сверкает золотом на шее цепь.
Мерцают лес и пахота земли,
Богатство русских городов вдали,
Поля зажжённые, дома и степь.

Расстрига-самозванец царство жнёт.
Предателя расплата, кара ждёт.
По-польски с роскошью одетый
Лжедмитрий нынче фаворит,
Король и Рима нунций говорит.
Цена же – бедствия Руси и беды.

Посещение царевной женского монастыря

Сверкают золотом оклады,
Мерцают лики образов.
Свечей сияние, лампады,
Орнамент дивный изразцов.
Вошла под каменные своды
Пределов храма дочь царя,
Взошла к обители прихода
Дорожкой алой, как заря.

Парчой сверкает одеянье,
Прекрасно девицы лицо.
Румянца свежести сиянье
Камней обрамлено венцом.
Судьбе покорная царевна
Явилась в женский монастырь,
К мольбе соборной и душевной,
Оставив терем свой, мечты.

Следит сурово нянька-бонна,
Стоит и смотрит за спиной.
Бдит строго мелочи канона
Ревниво в шали расписной.
А мать-игуменья спокойна,
Корысть по чину важно скрыть,
Богата опытом пристойно
Сдержать обогащенья прыть.

О чём задумалась царевна?
О чём молить пришла Христа?
Здесь суждено ей быть, наверно,
Начать жить с чистого листа.
Один лишь путь судьбой отмерен
Царевне русской – в монастырь.
Отец-правитель благоверен.
Нет равных ей на целый мир.

Боярыня Морозова

Везут верховную боярыню
С доской на шее и в цепях,
Везут невестку государеву
Москвой, с конвоем на санях.

Как живописны расписные
Церквей главы. Сияет медь.
Оконца узкие резные.
Узоров, фресок многоцветь.

Стрельцы, монашка, горожане.
Калейдоскоп кафтанов, шуб.
Суровый блеск секир у стражи,
Мальчишки за конём бегут.

В толпу врываясь, едут сани,
Вонзаясь клином на бегу.
И ропщут нищая и странник,
Сидит блаженный на снегу.

Застыл в тревожном ожиданье,
Безмолвно ждёт московский люд.
Здесь нераскаянной боярыне
Сказать ни слова не дают.

Глядит неистово христианка,
Монашкой едет на допрос
Или на дыбу арестанткой,
Прощаясь, едет на погост.

Трепещут ноздри, измождённо
Смертельной бледности лицо.
Перечит трону заключённая
Из терний благости венцом.

Рука в двуперстии взметнулась,
Ища согласия с толпой.
В безмолвном крике всколыхнулась
Душа народа пред судьбой.
Один, в лохмотьях и веригах,
Посмел ответить знаком ей.
Один бунтарь как бы игриво
Персты взметнул с боярыней.

И страшен взор её мятежный,
Непримиримость правды в нём,
А стражник-царь за витражами
Следит за праведной тайком.

Сияет, радужно искрится,
Блистает снег над мостовой.
Витает в воздухе столицы
Страдание души живой.

Утро стрелецкой казни

Холодный утренний туман –
Дождливой пробужденье ночи.
Пронзая тёмных туч урман,
Срывает сумрак серый в клочья.

Казанский православный храм,
Вознёс ты расписные главы
Во славу русским мастерам,
Покрову Божьей Девы славу.

Младой российский государь
С Пречистой красотою рядом,
С толпой безмолвною бунтарь,
Неистово разящий власти ядом.

На лобном месте скорби тьма,
Стенанья, ужас, плач на лицах.
Народа, действа кутерьма,
Стиранье судеб, гнев патриций.

Напыщен русский государь –
Пётр на коне стоит в сторонке.
Кострищем буйствует, как встарь,
Пьёт чару власти новой трона.

Белеют на стрельцах рубахи,
Мерцает пламя тихое свечей,
В руках зажатые у плахи,
Взывая к миру милость палачей.
Взирает столь непримиримо
Колодками закованный в возке.
Бросает вызов царству зримо
Опальный в красном колпаке.

Служивого сокрушена жена,
Припал к её одеждам мальчик,
Кричит, безудержно бледна:
«Пропал кормилец, мой голубчик!»

Старуха опустилась низко тут.
Чуть тлеет фитилёк упавшей свечи.
Стрельца едва живого волокут:
«Сынка сгубил зачем и изувечил?»

Плач не смолкает, горький плач,
Надрывный, мощный стон утробы.
Горяч державный наш, горяч
Наш просвещённый царь Европы.

Кафтаном красным принакрыт,
Стрелец чернобородый мрачен,
На казнь отчаянно глядит,
Как зверь, охотниками схвачен.

Собрал всю волюшку и дух,
В нём нет покорности и виду,
К сатрапа власти нем и глух,
Он принял с гордостью обиду.

Бессилен седовласый воин.
Безумства отрешённый взор.
Лишился и ума старик, и воли.
Суров вершится власти приговор!

Пришиблены напуганные дети,
Спасенья молят своего отца.
Вершители судеб, солдаты эти
Хватают свечку павшего стрельца.

Стоящий ратник на телеге
Не чает справедливого суда,
Служивый чинно напоследок
Прощается с народом навсегда.

Карает самодержец строго
Сестры мятежной Софьи кров.
Кровавою развенчано дорогой
России старорусское и новь.

Иного времени приметы,
Ранжиры иноземной новизны –
Чалмы индусов, перья и кареты,
Мундиры, треуголки здесь видны.

Степан Разин

Суров казацкий атаман –
Мятежны думы одолели,
Пиров не веселит дурман,
Тревожный сумрак стелет.

Врезаясь в утренний простор,
Бравадной вольницы ладья
Скользит струям наперекор
Крылатой птицей, не таясь.

И ветер в помощь казакам,
Дружина кучей розной
Спешит с добычей к берегам,
В станицу тучей грозной.

Густая, тёмная тревога
За белым парусом стоит
И рыщет жертву у порога,
Крылами ястреба воит.

Речной быстрины тишина
Великой матери-реки,
Разбойных зипунов княжна.
Притихли мрачны казаки.

Ковры персидские и злато,
Седло и много тут добра.
Восточной вязью медь богата,
Ковь блещет ярью серебра.

Один резвится буйно ратник,
Хмельную чарку поднося
Князьку персидскому, десятник
Потешным смехом залился.

Под песнь казацкую не весел,
Скучает статный атаман.
Степан, пронзая поднебесье,
Взирает пристально в туман.

Возлёг под парусом, задумчив,
Седлом узорным прислонясь
К ковчегу посреди излучин,
Рукою властной подбочась.

Добыча не ласкает душу,
Примяты басурман ковры.
К вину и злату равнодушен.
Не греют бранных дел дары.

Поспорить он с судьбою хочет,
За мир крестьянский постоять.
Хмельной ж отчаянно хохочет,
Эмира уж готов обнять.

Рассвет румянит поднебесье,
Затихли звёзды на волнах.
Зарёю правит, вольной песней
Задира ветер в парусах.

Мчит чёлн резвее быстрой птицы,
Чеканит солнце серебро,
Гребцы рябь сизую водицы
Черпают, русское добро.