Услышьте шёпот душ

Услышьте шёпот душ

В безмолвной тишине услышьте шёпот душ,
Когда-то нас покинувших бесшумно,
Познавших испытанья лютых стуж,
Но любящих по-прежнему безумно.

А что же мы, какой дадим ответ,
Оставшись в мире с чёрствыми сердцами?
Храним ли эти образы и любим сами?
И помним ли священный их завет?

Что жизнь для нас, покоя не обретших,
И как не допустить утрат и драм?
Что сделать нам, живым, для них, ушедших,
Чтоб души возвращались снова к нам?

Повсюду в мире шум и пошлое веселье.
Божественный не слышен даже гром.
Наш мир заворожён иль болен он,
И скоро ли придёт оздоровленье?

О, как остановить безумный шум,
Бессмысленный восторг и праздный топот?!
Встряхнуться, пробудив сердца и ум,
И вслушаться в родной и милый шёпот.

* * *

Находясь среди народа иль
в заброшенной глуши,
Оставляй всегда зажжённым фитилёк
своей души,
Пусть в любую непогоду разгорится он
костром,
Чтоб к теплу его стремились за защитой
и добром.

* * *
Душа моя, ты звезда одинокая
В холодном пространстве космическом.
Проложена рана в тебе глубокая
Кометой зловещей в пике историческом.

* * *
Цветущий этот мир иль увядающий,
Бесславный, вечный или бренный –
В нём человек, душой страдающий,
Всё ж преходящий и забвенный.

* * *
По извилистым тропкам глубоких морщин
Мы читаем события прожитой жизни.
Прошагало по ним лютых множество зим,
Но и весну любви даровал им Всевышний.

* * *

Оставлена вакансия поэта:
Она опасна, если не пуста.
Б. Пастернак
О жизни странной не найти ответа.
Где те, великие и смелые, уста?
Но настоящего великого поэта
Вакансия, к несчастию, пуста.

* * *
Народы всё о счастье гомонят,
Но не светить восторженной надежде.
Здесь праведников судят и казнят,
Злодеев милуют, как прежде.

* * *
Водой забвенья всё пережитое
Стыдливо смоет – боль и страх.
А люди пьют, скорбя, спиртное,
Чтобы смочить усопших прах.

* * *
Очень странная штука – жизнь,
То грызёт нестерпимо, то ластится,
То, как конь, слишком резво бежит,
То, как кляча последняя, тащится.

* * *
В вечность улетают наши годы прочно.
Сколько их осталось и какой итог,
Спросим у кукушки, она знает точно,
Будто её голосом говорит сам Бог.

 

Ураган

Внезапно ветер резкий, злой,
Как пёс, сорвавшийся с цепи,
Несётся, крышу зацепив,
Пространство рвёт, сгоняя зной.
Несёт он тучи грозовые,
Несёт тревогу в сердце мне.
Вот грома треск, закат в огне,
И гнутся сосны вековые.

 

Ночь таинственна, тиха

Ночь таинственна, тиха,
Только тиканье часов
Мне стучит, стучит в висок,
Выбивая ритм стиха.
Ход часов: тик-так, тик-так.
Ход времён в них заключённый.
Что там было – так, не так,
Век прошёл – разоблачённый.

Взор

Взор устремлён, застывши, в даль.
Что в ней увидеть он желает?
Иль утолить гнетущую печаль,
Иль страсть, которая пылает?
В дали рассвет он повстречал –
Луч солнца выглянул меж гор.
Как снег, растаяла печаль,
И воспылал почти остывший взор.

Надежды искренняя грусть

В лесах мы, словно партизаны,
Землянки рыли, жгли костры,
В «сраженьях» получали раны,
Мальчишки послевоенной поры.
В войнушку понарошку мы играли,
А жизнь текла обыденностью мирной.
Но мы тогда ещё не понимали,
Что наши деды испытали,
Дойдя до той черты могильной.
С дедами она, злая, не шутила,
Но и они ей спуску не давали,
За Родину сражаясь, умирали,
И вечной памятью им Родина платила.
Война у многих жизнь украла,
Таков её безжалостный закон.
Свирепо заживо сжирала,
Как огнедышащий дракон.
Я в печь бросал дрова сухие,
Они в ответ – уютом и теплом.
Их треск, как всполохи глухие,
Рождал воспоминанья о былом.
Дед не любил рассказы про войну
(Осколки в теле болью отзывались):
«Израненный, и слава Богу, что живу,
Другие же навечно там остались».
И дед к щеке моей поднёс ладонь:
«А кто тогда не думал о Творце?»
И он смотрел серьёзно на огонь,
А пламя из печи играло на лице.
Уж сорок с лишним лет, как деда нет,
Другой подавно сгинул на войне,
А в памяти всплывает тёплый свет
Их образов живых, оставшихся во мне.
Их жизнь была стремительно быстра.
В аду пожарищ заживо сгорали.
Чтоб жили мы и, сидя у костра,
О счастье с гордостью мечтали.
И боль о времени том грозном
Терзает сердце, только оглянусь
И вижу на лице его серьёзном
Надежды искреннюю грусть.