Александра

Война

Срок человеческого счастья, к сожалению, недолог. Не стала исключением и судьба Александра и Александры. Как и для всех жителей: великой советской страны, жизнь разделилась до 22 июня 1941 года и после.
После злополучного воскресного дня, когда в репродукторах прозвучала речь Молотова, Александр стал особенно молчалив. Приходил домой задумчивый и с особым вниманием смотрел на детей и жену. Да сама обстановка не способствовала веселью. В город поступали раненые, приближался фронт, и находиться в стороне от общей беды было просто невозможно.
В конце 1941 года Александр вернулся домой раньше обычного, чем удивил домочадцев. Войдя в дом, он попросил накрыть на стол, и все молча принялись есть.
– Я записался добровольцем на фронт, – прервал наконец тишину Александр и пристально посмотрел на жену. – Через две недели уезжаю.
Александра с ужасом смотрела на мужа. Она ждала этого, но никак не могла смириться с неизбежностью. Надеялась что произойдёт чудо и их семью, за которую они столько боролись, война обойдёт стороной. Хотя мало верила в это.
– Как же нам? – только и смогла произнести женщина, делая ударение на «нам». – Как же мы жить будем?
– Не могу в стороне сидеть, Новый год вместе проведём – и на фронт. Сама видишь, что творится. – Александр обвёл глазами комнату, как будто война происходила в их небольшом домике.
В возникшей тишине было слышно, как тикали самодельные ходики на стене.
– Ты, главное, Володьку, сына, мне сохрани, – подойдя к Александре и обняв её за плечи, произнёс муж, – в нём наше продолжение, всё сделай, но сохрани. – И, смахнув у неё набежавшую у слезу, сел напротив. – Отдашь Володьку бабке, она примет и прокормит, а сама выходи на работу, я договорился. Попросил отца, он тебе помогать будет, – чётко стал давать указания Александр.
Обед закончился, и начались сборы мужа. Оставшиеся две недели проходили как в тумане. Александр запретил идти его провожать, и семья простилась с ним на крыльце дома.
Этот день навсегда запомнился Александре. Стояла солнечная морозная погода. Александр долго вглядывался в родные лица жены и детей. Хотел запечатлеть каждое и пронести в своей памяти во время разлуки. После молча развернулся и, ни разу не обернувшись, широко зашагал по улице.

* * *

Александра пошла работать на городской хлебозавод, но, несмотря на все потуги, прокормить одна четверых детей женщина была не в состоянии. Пришлось отдать младшего сына Володю матери мужа. Сама же, оставив старшую дочь Раю управляться по хозяйству и ухаживать за младшими дочерьми, целыми днями работала, а в свободное время подрабатывала, пытаясь добыть дополнительно продуктов.
Ещё одной проблемой стали жуткие холода зимы 1941–1942 годов. Не было ни возможности, ни средств достать или купить топливо для обогрева. Положение спас фруктовый сад, посаженный мужем и свёкром перед войной.
Со слезами на глазах Александра вместе со старшей дочерью пилила молодые ещё деревья на дрова, вспоминая мирную довоенную жизнь, казавшуюся теперь раем.
Александр же писал с фронта часто и как мог морально поддерживал жену, успокаивал, просил не переживать по поводу сада, обещая заложить после войны новый и повторяя в письмах наказ сохранить единственного сына.
Из писем Александра узнала, что на место назначения муж прибыл в феврале и был направлен на Волховский фронт. Воевать ему пришлось на Ладожском озере. Перед первым боем вступил в коммунистическую партию.
В основном письма приходили скупые, без каких-либо подробностей, но, зная характер родного человека, Александра относилась к этому с пониманием, радуясь, что муж жив, и старалась писать ему добрые письма без жалоб на судьбу.
Неожиданно в марте случился перерыв в письмах. Сердце Александры заболело, почувствовав беду. Судьба не стала долго испытывать бедную женщину. Через две недели пришло очередное письмо. Писал сам Александр о том, что был тяжело ранен, но волноваться не стоит, самое главное, жив. Пошутил, что отдохнёт в госпитале – и снова в бой, с новой силой фашистов бить.
Полученное письмо читали в доме у свёкра. Андрей Афанасьевич успокоил сноху, отметив, что это ранение может спасти Сашке жизнь. Нужно воспринимать всё как есть.
В конце весны стало легче с пропитанием, но пришла другая беда – начались массовые бомбёжки Мичуринска. Снова пришёл на помощь свёкр. Андрей Афанасьевич вырыл в огороде землянку и, заслышав в городе звук сирен, прибегал за детьми, благо жили рядом. Маленьких хватал в охапку и, подгоняя старших, прятал всех в яму. Сам же сидел рядом и, куря одну самокрутку за другой, вздыхал, проклиная фашистов.
Человек привыкает ко всякой ситуации. Жизнь в условиях войны стала ­казаться ­естественной. Летом Александра осталась без работы, но не унывала и не опустила рук. Делала заготовки продуктов на зиму, вместе с женщинами-солдатками копала огороды в соседних сёлах. Уходила обычно на неделю и привозила домой картофель и зерно. Пришло письмо, что муж поправился и «снова с ожесточением бьёт врага». Если можно так сказать, то жизнь «налаживалась».
Пугала надвигающаяся зима. Как ни старалась женщина, она осознавала, что продуктов на всю зиму не хватит, да и сад был вырублен под корень, а достать в далёком от железной дороги селе топлива было делом почти невозможным. Родители мужа помогали в меру своих сил, но в их доме и так жило десять полуголодных людей, ещё пять дополнительных ртов они бы не прокормили.
Помощь пришла, откуда не ждали. Однажды в городе Александра встретила старшую сестру Агафью. Та рассказала, что муж умер, болел много. Сама она работает на паровозоремонтном заводе, получила комнату в городе, где и живёт с двумя детьми, да ещё отца мужа взяла, ему в селе печку топить нечем.
Александра же поделилась своей бедой, что она одна с девками мёрзнет в доме, идти некуда, скоро и еда закончится. Теперь она и не знает, как перезимовать зиму.
– А помнишь, говорила я тебе, что жизнь – штука долгая и сложная и ещё не раз обратишься за помощью? – устало посмотрев на сестру, сказала Агафья. – Всё нос воротила. Не слушала.
Младшая сестра от таких слов сжалась и виновато и испуганно смотрела на упрекающую родственницу.
– Да что уж старое вспоминать, – улыбнувшись, приобняла сестру Агафья. – Что мы, не русские, что ли? Вместе в беде надо быть. Зла не помню. А ты вот что: перебирайся с девчонками ко мне. В селе вас, горемык, никто кормить не будет. А городские карточки хлебные получают. И вам оформим. Прокормимся как-нибудь. Да и вместе веселее будет. Проживём и эту зиму.
Александра благодарно поцеловала сестру и поспешила домой обрадовать домочадцев. Будто камень упал с её души.
На следующий день, закрыв дом и наказав свёкру следить за ним, Александра с детьми переехала к Агафье. В помещении три на пять метров проживала сестра с двумя детьми и ее свёкр, из дома которого молодая Александра сбежала с любимым.
– Ну, что встали, проходите и обживайтесь, – цыкнув на бурчащего под нос свёкра, задорно произнесла Агафья. – Раздевайтесь. У нас тепло. Вместе веселее жить.
Нерешительно пройдя в комнату, вновь прибывшие стали устраиваться.
Александра старалась помочь сестре во всём. Хлопотала, суетилась и была благодарна за помощь в трудную минуту. Со временем наладились отношения и со свёкром Агафьи. Все зажили одной дружной семьёй, не замечая тесноты и недостатка пищи.
Зима закончилась, и семья, забрав подросшего за зиму Володьку, перебралась в родной дом. Сплочённость и взаимовыручка помогали Александре преодолевать трудности.
Александр же писал с фронта, благодарил жену за терпение. Новости рассказывал редко, похвалился только полученными наградами – медалью «За отвагу», орденами Славы и Красной Звезды, – но в основном расспрашивал о том, что дома, и мечтал о будущей мирной жизни.
Июньским утром 1945 года в доме стояла мёртвая тишина. Забывшись под утро неспокойным сном, Александра была разбужена криком старшей дочери Раи и увидела, что дверь в дом открыта, а на крыльце стоит мужчина, прижимающий к себе её ребёнка.
– Папка! Папка! – кричала девочка.
Вскочив с постели, женщина выбежала на крыльцо и бросилась в объятия стоявшего на крыльце мужчины. Загалдели дети, отталкивая друг друга, стараясь прижаться к родителям.
Александр и Александра стояли на том же самом крыльце, где расстались три с половиной года назад, и, счастливо улыбаясь, смотрели друг на друга, забыв про невзгоды и испытания, случившиеся за это время, понимая главное – все живы и всё впереди.
Александр с улыбкой посмотрел на выруб­ленный сад и со словами «Заложим новый, лучше будет!» стал подталкивать семью в дом, как бы торопясь начать новую мирную жизнь, по которой так истосковался на войне.

Анатолий ТРУБА,
член Союза писателей России