Лекция. Рассказ

1.
– Шурик! Хватит нежиться на пляже, пора бы уж ехать в институт, – бодрячком обратился к однокурснику Вовик (так ласково уменьшительно его звали в студенческом токовище). Однокурсники вот уже почти три часа с раннего утра валялись на пляже Рижского взморья.

Солнце припекало. Корабельные сосны стройными стволами, высившимися из прибрежного песка, уходили ярко-зелёными пушистыми шапками в прозрачное голубое небо. Ах, нечасто баловало оно своей окраской Рижский залив. Чаще тут море выглядело свинцовым. Но в период происходящих событий оно было именно таким ласковым и этим радовало всю окрестность знаменитого местечка Булдури.

– Сворачиваемся! – вновь заторопил братишку по курсу Вовчик, – мы опаздываем на пару по математике, а это, Шурик, как известно, мать всех наук.

– А кто отец? – потягиваясь на темно-красном надувном матраце, вопрошал загорелый, смахивающий на спортсмена молодой человек. Это и был Шурик.

– Отец как всегда не известен, но правда если перевести на «Трех мушкетеров», то неизвестно кто была и чем занималась Дюма-мать, ведь наиболее известны миру только Дюма-отец и Дюма-сын, – поддержал брошенную фразу Вовик.

– Ну, ты просто эрудит. Подожди меня Вовик, я только сгоняю до душевых, и мы рванем с тобой в институт. Наскоро одев шлёпки, Шурик направился к душевым кабинам. Подходя ближе к общественным местам многократных переодеваний, он заметил подглядывающих мальчишек за крупногабаритной тетенькой в кабинке №78. Рассмеявшись, он отогнал мальчишек, а сам подумал об интересном совпадении – тетенька соответствовала номеру кабинке, она как раз была по габаритам 7х8.

После ритуала замены узких модных плавок на сухие домашние трусы, интеллектуалы от воздухоплавания направились к электричке.

Читатель после этих двух строк наверняка сейчас подумал, что далее последует фраза: «В душном вагоне электрички …». Однако в ту пору планово-распределительной экономики в Прибалтике в электричках было даже просторно, особенно днем, и, уж, конечно же, не душно.

Но не надолго оставим наших путешественников и посмотрим, а что же в это время происходило в Краснознаменном институте инженеров гражданской авиации, где учились друзья.

2.

Академик Постников, возвращаясь с лекции с сияющим лицом и в прекрасном расположении духа, шагал по коридорам здания по Ломоносова, 9 (улица, где располагался РКИИГА) и даже насвистывал любимый романсик: «Искры камина горят, как рубины …». Приблизившись к заветной кафедре №44, ему на встречу попались две приятные молодые педагогини – хозяйки неба. Они знали соседа с кафедры факультета летательных аппаратов и двигателей уже не первый год. Естественно, посвящены и в то, что он холост, и мог бы составить весьма выгодную партию – ему было 20 лет … до ста. Но в таком расположении духа соседки академика встретили впервые.

Одна из подружек, очаровательно бойкая, бывшая стюардесса, спросила:

— У Вас, Степан Степанович, видится какая-то большая радость?

— Да, девочки! – ответил он, — я сегодня так лекцию прочитал, что даже сам понял! – отшутился Постников.

Да, радость действительно грела душу, распирала грудь уже далеко немолодого курчатовского ученика, но совсем по другой причине. К нему приехала (и как мечталось ему, возможно навсегда) молодая специалистка в области линейной алгебры, аж из самой Германии – родины Шиллера и Гете, где ему довелось несколько лет поработать в закрытом НИИ в качестве консультанта из Советского Союза.

Марта, так звали музу академика, была хоть и очаровательной, но вполне практичной молодой особой. Чуть выше среднего роста, рыжеватые густые волосы, прямая челка, красивый разлет бровей и зеленые глаза – все это восхищало не только профессора-воздухоплавателя, но и всю мужскую часть коллектива закрытого немецкого НИИ. Добавьте ко всему этому упругую высокую грудь и нижнюю часть тела, как известно, оканчивающуюся ногами, о которых немецкие парубки говаривали – но, что скажешь, при такой-то красоте ни одной диссертацией блеснуть можно и никого уже не удивит «толстость, представленной научной работы».

3.

Марта вот уже битый час вертелась у зеркала. Примеряла то одну блузку, то другую. И она совсем не думала о предстоящей лекции, которую она должна прочитать в чужой стране инженерам-механикам известного авиационного института. Мысли ее были сосредоточены на нарядах: что же всё-таки одеть, то ли строгий костюм цвета бордо, то ли жакет в мелкую клетку с расклешенной черной юбкой, а может быть все-таки французское платье, терзалась сомнениями Марта. Но при этом твердо знала, что туфли – должны обязательно иметь высокий каблук, они еще раз подчеркнут ее, и без того, красивые ножки.

В этот день для нее все было важным, но она всегда особое внимание уделяла нижнему белью. И как заклинание любила повторять своим подругам по педагогическому цеху: «Случиться может всякое и потому бельё должно быть идеальным и по чистоте, и по цвету, и подогнанным по фигуре. Настоящая женщина обязана быть во всеоружии, то есть, ко всему готовой!»

Пружинисто прохаживаясь по комнате на высоких каблуках, она вдруг вспомнила смешной пошленький анекдотец, который ей рассказали в русском ресторане и не могла не рассмеяться. Речь шла о поручике Ржевском, который собираясь на бал, попросил денщика подать ему флакон духов. Заполучив заветную склянку, поручик начал душиться практически во всех местах, приговаривая: «на всякий случай, на всякий случай…». Поручик одел верхнюю одежду и вышел за дверь, но тут же вернулся. Вновь попросил принести флакон, приспустил полковые рейтузы и попросил денщика окропить ему то место, где кончается спина. Митрофан спросил:

— Барин, а это-то зачем, тоже на всякий случай?

— Да, Митрофанушка, – серьезно отозвался поручик, – случаи-то разные бывают!

В дверь постучали.

— Марта Альфредовна, – раздался чей-то голос за дверью, – к вам можно?!

— Да-да, входите, – ответила, не отворачиваясь от зеркала Марта.

В комнату вошли две представительницы высшей авиашколы, которых Степан Степанович встретил утром после базовой лекции о клеях, которыми можно склеить даже самолет, не имея ни одной заклепки.

Подруги были прикреплены к немке в качестве сопровождающих на предстоящую лекцию по математике.

Девушки вошли и остановились в дверях. Взгляды педагогинь – авиадевочек были обращены к рыжеволосому созданию, которое весело вертелось у зеркала в кружевной комбинации фирмы «Триумф», известной женщинам-модницам вот уже более ста лет (милые читатели, не подумайте, что автор рекламирует женское белье).

4.

Тем временем пляжные мальчики также спешили на кафедру с магическим числом – 44, так как Шурик подрабатывал на ней в качестве лаборанта и знал, что пассия Постникова должна читать у них на курсе показательную лекцию, а академик просил Сашку быть рядом, вдруг что-нибудь да понадобится.

— Сашок, ну где тебя носит? – обратился к нему академик.

— Степан Степанович! Я в полном вашем распоряжении, – задиристо отозвался Сашок.

— До лекции Марты Адольфовны …, – и тут профессор осекся, – конечно же, Альфредовны, остается каких-то полчаса, я волнуюсь, как все это пройдет, как воспримет всё это проректор по учебной работе Митранчук – бывший фронтовик, презиравший немцев, как ему и положено, будучи в статусе победителя. Тем временем монолог влюбленного селадона продолжался.

— Стоит ли мне оставлять Марту ночевать у себя, а вдруг она что-то о себе возомнит? – вслух, не стесняясь молодежи, задавался вопросом академик.

— Ребята дуйте на лекцию, я буду ждать Марту здесь на кафедре, — неожиданно сробевшим голосом заговорил их кафедральный начальник.

И те без промедления «дунули» в первый корпус, в одну из лучших римских аудиторий вуза.

5.

Марта читала замечательно, но чуть заметный акцент все же выдавал в ней немецкое происхождение.

Формулы ложились на перекидные ученические доски четкими ровными рядами, как стриженые газоны Берлина и его окрестностей.

Лекция подходила к концу, и она, конечно, жаждала этого спасительного момента всем своим существом – лопнула резинка ее замечательных трусиков, ранее упомянутой фирмы «Триумф». Вот эти самые шелковые кружевные трусики уже сползли с коленок до самого пола и мешали двигаться. Молодежь с первых рядов стала привставать, чтобы лучше разглядеть, как будет выкручиваться из этого положения учительница.

С русской бы женщиной-педагогом тех лет наверняка случился бы обморок, а потом и поспешное бегство, но здесь демонстрировалась явно иная закалка. Очаровашка, дописав последнюю формулу, просто вышагнула из своего кружевного исподнего на подиум кафедры и, победно повернувшись к слушателям, заключила:

— Лекция окончена.

Аудитория разразилась благодарными аплодисментами.

А. Н. Сёмин,
член Союза писателей России,
член-корреспондент РАН

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.