Синее море
Ульяна Корчагина
Данька стоял у самой кромки воды и смотрел на море. Оно было бескрайним и переливалось за горизонт. Там, где море встречалось с вечерним небом, вода казалась фиолетовой, потом, чуть ближе, светилась, словно нарисованная, полоса ярко-синей воды, ещё ближе – зеленоватая полоса. У ног же море шипело, как газированный напиток, пытаясь дотянуться до Данькиных сандалий, и обиженно пятилось, не получив желаемого, забирая с собой только круглые, глухо постукивающие друг о друга камешки. Поверхность уходящей волны была разрисована причудливыми пенными иероглифами. Потом, выждав и будто собравшись с силами, море набегало снова и с шипением обнимало ноги мальчика. Данька отпрыгивал и опять замирал, не в силах оторвать глаз от бескрайнего живого пространства воды. «Большое, какое же оно большое, это море, – думал потрясённый мальчик. – На реке, на озере или даже на водохранилище всё не так, там вода спокойная, а здесь – живая».
– Что, москвич, очкуешь?
Данька вздрогнул и обернулся. За спиной стоял, криво улыбаясь, Макар Соболев – худощавый мальчишка лет тринадцати, ставший прошлом году чемпионом Санкт-Петербурга, а потом, кажется, даже России. Теперь его кривая ухмылка светилась со всех календарей, которые щедрой рукой раздавала Федерация парусного спорта. Макар презрительно хохотнул и резко вскинул голову вверх и влево, отчего его длинная косая чёлка взлетела и снова опустилась светлой волной на лоб.
– Понаприедут… пешеходы!.. – презрительно хмыкнул он и вразвалочку прошёл мимо, не уделяя больше Даньке своего звёздного внимания.
Даниил Ромашов с неполных семи лет занимался парусным спортом, но за два года ездил всё больше по местным соревнованиям Москвы и Московской области. Он уже давал неплохие результаты и занимал места, но исключительно на пресных водоёмах. Академия же парусного спорта, основанная в Санкт-Петербурге, готовила своих спортсменов на Балтийском море, где мальчишки учились преодолевать и ветер, и волны, занимаясь даже в штормовую погоду.
Чего греха таить, море пугало своей масштабностью, непредсказуемостью и глубиной. Данька сунул руки в карманы и, загребая сандалиями мелкие камушки, с притворным оптимизмом отправился в корпус гостиницы. Следующий день для юных спортсменов начался в семь утра. Позавтракав, мальчишки приготовили гидрокостюмы, перчатки, привязали свои кепки и солнечные очки верёвочками, чтобы не дарить морю, и, прихватив спасательные жилеты, двинулись к лодкам.
С утра море выглядело тревожным, даже сердитым. Ветер, холодный и рваный, гнал изза горизонта облака. Они клубились по небу, сталкиваясь и образуя горные цепи. Солнце показывалось временами, но было слабым и каким-то безжизненным. Зато вода стала как будто темнее, плотнее. Первобытной силищей дышала она, поднимая свои тяжёлые волны и скалясь на ребят белыми барашками пены. Данька почувствовал лёгкую дрожь, пробежавшую по его спине и замершую в коленях.
На обязательном параде открытия главный судья, лысеющий немолодой дядька, советовал спортсменам и их тренерам адекватно оценить собственные силы и опыт хождения в такой ветер… «Кто не готов – можно остаться на берегу, сегодня это не позорно», – говорил он с высоты своего многолетнего морского опыта. Но ни один спортсмен не смог отступить. В этом ведь и заключается парусный спорт – противостоять стихии в любую погоду. «Конечно, пойду, – думал Данька, нервно почёсывая лохматый затылок, – не для того приехал, чтоб на берегу торчать».
Полчаса на вооружение: установить мачту и парус, надеть гидрокостюм и спасательный жилет, – потом расписаться в журнале отбытия, по которому после гоночного дня посчитают прибывших на берег детей, и вот оно, море, – уже под белым сияющим днищем маленького и быстрого швертбота «Оптимист». К линии старта отошли на довольно большое расстояние, во всяком случае, люди на берегу стали не больше блошек, а гостиница – не больше коробка из-под спичек. Данька то и дело проваливался в ямы между волнами. Это было одновременно захватывающе и страшно. Сверху над ним нависали водяные скалы, отливающие на просвет зелёными оттенками и увенчанные
сверху гребешками бурлящей пены. Волна в море была совсем другая, не то что у берега, – неровная, рваная, непредсказуемая.
На главном судейском судне дали первый сигнал и задёргались флаги – процедура старта началась. Лодки зашевелились, затолкались, занимая выгодные позиции. Тут же послышались крики: «Не дави!», «Ты меня вытолкал!», «Протест!».
Данька умел стартовать. Он обладал хорошим глазомером, позволяющим мысленно рисовать чёткую грань стартовой линии, за которую нельзя было высовываться, рискуя нарваться на «чёрный флаг». Он установил обратный отсчёт на своих часах и стал ждать, удерживая занятую позицию. Прозвучал сигнал открытия старта.
С первых минут стало везти. Справа из-за судейского судна шёл порыв. Данька увидел его на воде. Она стала тёмной и как будто шагреневой. И когда вся толпа взяла длинный галс к знаку, Данька ушёл вправо, куда двигалась «чёрная вода». Поскольку в море ветер редко дует в постоянном направлении, во время гонки надо уметь использовать каждый его заход, чтобы хоть недолго, но пройти круче – выиграть высоту, как говорят яхтсмены. Порыв шёл незаметно, но быстро. Данька повернул, подобрал шкоты. Одна секунда, две, три – и вот он, порыв! Здесь мальчишка резким движением вывесил свой корпус из лодки, рванув ногами ремни. Швертбот накренился на левый борт. Парус набрал ветер, надулся, как кожа на барабане, и вынес его вперёд! «Оптимист» превратился в спортивный снаряд. Данька выжимал скорость, держа рулём и ремнями лодку в положении «на боку». Сцепление с водой стало минимальным, и швертбот почти летел над водой. Вот это удача! Первый знак приближался с невероятной скоростью. Гонщики один за другим оставались позади. Ребята кричали, закрывали друг другу ветер, кренили лодки, но не могли выжать из них нужную скорость. Данька грамотно обогнул знак, подтравив парус, выдернул шверт и, снова натянув шкоты, стал держать курс на второй «оттяжной».
«Оттяжной» знак, роль которого выполнял старый оранжевый буй, находился на значительном расстоянии от первого. Его специально поставили так, чтобы растащить флот по акватории, дабы гонщики не мешали друг другу встречным движением. Очень важно здесь было сохранить преимущество перед противниками. Ноги в ремнях болели от напряжения, живот превратился в камень, мышцы затекли, но Данька терпел.
Отрыв от основной массы гонщиков стал довольно большим. Впереди были только пара лидеров: Макар Соболев и девочка из местного клуба. Но уже спустя минуты три девчонка начала сдавать позиции и оказалась позади Даньки. – Гикоттяжку подбери! – крикнул ей Данька, пролетая мимо. «Стопор, что ли, у неё не держит?..» Глиссировать вдоль крупной волны – непередаваемое удовольствие! Фонтаны солёной воды бьют из-под рулевого пера, брызги клюют лицо, скорость, как на «Формуле-1»! Сердце у мальчишки заходилось от восторга, кровь кипела от адреналина. «Так бы и до Турции долетел, – думал Данька, – вышел бы на берег: «Здорово, турки! Хаю ваше ду ю ду?..»»
«Оттяжной» приближался. В сильный ветер поворот фордевинд, необходимый на этом знаке, провернуть было совсем непросто. Можно получить по шее металлическим гиком при перебрасывании паруса, или шкотами, или вообще перевернуться! Макар пролетел поворот мастерски. Данька катился за ним следом с волны, как на санях. На такой бешеной скорости он совсем не ощущал давления на парус, и тот без труда перекинулся на другую сторону. Всё! И этот знак пройден! Правда, ветер дул теперь в спину, и маневрировать парусом стало сложнее.
Макар не привык оглядываться. Он знал, что он первый. Он смотрел вперёд, на следующий знак, ведь здесь только один победитель. Каково же было его удивление, когда рядом с собой он увидел вихрастую голову и смуглую физиономию вчерашнего салаги-москвича. Лицо его перекосило. Он сунул ноги в ремни и, развернувшись вдоль швертбота, начал раскачивать его, то подтравливая, то подбирая шкот. Это было против правил, но лодка его стала продвигаться вперёд довольно быстро. Данька
завертел головой в поисках ампайров, которые смотрят за дисциплиной на воде. Но катер с ними задержался ещё на первом знаке, спасая перевернувшихся ребят.
Отрыв, однако, между Макаром и Данькой, несмотря на усилия лидера, медленно, но верно сокращался. Данька был легче своего противника, и это давало ему преимущество. Он накатывал с подходящим сзади ветром, закрывая его Макару. До знака было ещё далеко, но, отыгрывая метр за метром, Данька всё же обогнал противника!
Поменявшись местами, Макар, как опытный гонщик, мгновенно взял Данькину тактику, вставая в корму и прикрывая ветер. В штормовую погоду на попутном курсе сила ветра почти не ощущается, и «в пылу сражения» Данька потерял осторожность. Он решился качнуть пару раз свой «Оптимист», чтобы отыграть поломанный Макаром ветер, но, получив небольшой импульс, швертбот то ли на подошедшей волне, то ли на внезапно подкравшемся заходе выпрыгнул из-под Даньки, как скользкое мыло, и накрыл сверху своего капитана. В ушах загрохотали воздушные пузыри. Мимо с шипением пролетела лодка Макара, чудом не зацепив противника. Холодная вода медленно начала затекать под неопрен… «Приехали!..»
Оказавшись в воде, Данька не испугался. Нет. Во-первых, всё произошло очень быстро, и шоковая терапия работала. Адреналин всё ещё мешался с кровью. Во-вторых, он уже не раз переворачивался и оказывался под лодкой. А в-третьих, страх пришёл позже.
Когда Данька перевернулся, глаза его оставались открытыми, и он с удивлением обнаружил, что вода внутри моря такая же сине-зелёная, как и снаружи. «Вот так видят свой мир рыбы», – некстати подумал он. Под водой было удивительно. Сверху мутным покрывалом опускался свет. В нём медленно и неторопливо покачивали щупальцами студенистые медузы, похожие на сгустки белого комковатого тумана. Чёрные тени странными и пугающими силуэтами шевелились внизу справа и слева от него. Там, в непостижимой мутной глубине, таилась невидимая жизнь.
Мальчик вынырнул у правого борта лодки. Шкот оставался в руке. Это было главное – не потерять шкот, иначе лодку унесло бы первой же волной… «Спокойно, – сказал себе Данька, – всё под контролем». Но всё не было под контролем. С поверхности воды волны казались невероятно большими. Они то увлекали его вниз, в глубину, то поднимали на свои горбатые спины. Они казались живыми, эти волны, живыми и страшными. Откуда-то вдруг пришло осознание, что берег далеко, очень далеко, а внизу, под ним, – невероятная глубина, и он над этой глубиной висит один, как паучок на невидимой ниточке, такой хрупкой и тоненькой, что даже непонятно, за счёт чего он держится. И как мало нужно, чтобы эту ниточку оборвать. Жар ударил в голову. Сердце сжалось в холодных тисках ужаса. Данька стал дышать на счёт «три», как при беге: «раздва-три» – вдох, «раз-два-три» – выдох, и снова «раз-два-три…». Обычно это помогало. Но сейчас он тщетно пытался обуздать панику. Мальчик дотянулся и вытащил шверт, затем, подтянувшись, надавил на него. Лодка подалась, левый борт показался из воды. Теперь осталось только приналечь, перехватить руками борт лодки и заставить её принять правильное положение на воде. Потом влезть внутрь, вычерпать всю воду и догонять улетевших к финишу гонщиков. Теория-то была известна, но на практике почему-то ничего не получалось. Руки дрожали и соскальзывали, тело стало таким тяжёлым и ватным, что сил подтянуться не осталось. А сердце ухало в груди, как африканский тамбурин, гулко и больно. Данька держался за скользкий гладкий шверт, мачта с парусом полоскались в воде, и выдернуть их оттуда было невозможно. Море их не отдавало. Волны с шумом набегали одна за другой, накрывали с головой, стараясь оторвать лёгонького мальчишку от судна и унести с собой. Данька отчаянно боролся, но паника жаркими волнами страха захлёстывала его изнутри. Он уже наглотался морской воды, но крепко держался за своего «Оптимиста», потому что твёрдо знал правило: если отпустить лодку, то это может стоить жизни.
Боковым зрением он заметил движение в воде неподалёку. Серая горбатая спина выныр нула и скрылась под водой. Акула? Пальцы у Даньки побелели – так отчаянно он вцепился в лодку. Мальчик стал озираться по сторонам. Но вокруг были лишь вода и белые гребни волн. Большая грузная чайка, хлопнув крыльями над ним, пронзительно закричала. Мальчишка снова предпринял отчаянную попытку подтянуться и перевернуть лодку. Нервное напряжение и паника отнимали все силы. Но странное дело – мачта с тяжёлым парусом вдруг дёрнулась, как от толчка, подпрыгнула и показалась из воды. Данька, который отчаянно цеплялся за шверт, вдруг смог утопить его, схватиться за борт и перевернуть «Оптимист». Дальше стали происходить уж совсем непонятные вещи: ноги вдруг ощутили опору и сильный толчок. Было страшно, но совершенно очевидно, что кто-то, выплывший из мутных глубин моря, помогает ему. Данька перевалился в лодку и встал на колени. Серая блестящая спина снова показалась над водой и скрылась в глубине. Дельфин! Это был дельфин! Он кружил рядом, метрах в двух, и не уплывал. Данька смотрел на него, как заворожённый.
– Эй, – позвал он негромко. – Дружище!
Острая мордочка дельфина высунулась из воды. Пасть приоткрылась, обнажив ровный ряд белых зубов. Данька услышал громкий свистящий звук, потом странное пощёлкивание. Умные глаза животного смотрели на него. Не оставалось сомнений – дельфин с ним разговаривал! Через минуту длинная мордочка уже скрылась, и только горбатая спина его время от времени показывалась над водой, отражая свет влажной кожей. Ветер полоскал парус. Он хлопал над головой огромным белым крылом. Данька сидел в лодке, полной воды, и смотрел на море. Время перестало существовать для него. Он с трудом очнулся, достал черпаки и стал убирать воду, облегчая лодку. Затем выровнял парус по ветру, заставив «Оптимист» двигаться. – Спасибо! – крикнул он дельфину, чья спина снова показалась над зелёной поверхностью воды. Весь флот уже двигался к финишу. Гонка заканчивалась, и трудно было предположить, успеет ли он уложиться в гоночное время, чтобы не заработать позорный «нефиниш». Пришлось напрячь все силы.
Внимательно отслеживая заходы ветра, отчерпывая на ходу воду, мальчишка откренивал лодку и набирал скорость. Вот он проехал «ворота» и взял курс на последнюю вешку с синим флажком финиша. Отстающие «чайники» приближались к ней, и он замыкал эту колонну неудачников. С берега что-то кричали болельщики, но ветер мешал их голоса с ветром и шумом волн и превращал в неясный гул. Закончившие гонку ребята кружили за финишным знаком, не пытаясь двигаться к берегу. Они толкались тучей белых крылышек и тоже что-то кричали друг другу. Данька знал, что потерпел неудачу, отстал позорно и бесповоротно, успев обогнать только с десяток плетущихся сзади новичков. Он выжимал из лодки скорость, смотря вперёд и думая только об одном: «Успеть финишировать». Гул голосов висел над водой.
Мальчишка не понимал, что происходит. Было ощущение, что все ребята, весь флот, в котором было не менее двухсот лодок, болеют за него. Приближаясь к судейскому судну, где фиксировалось финишное время, он позволил себе мельком оглянуться. Огромное стадо дельфинов сопровождало его. Животных было десятка два! Они выпрыгивали из воды, сверкали влажной глянцевой кожей и снова погружались в зелёные волны моря, чтобы выскочить через несколько метров. Дельфины держались позади швертбота, не отвлекая внимания гонщика, но сопровождая его с обеих сторон. Данькино сердце наполнилось таким восторгом, такой радостью, которой он не испытывал ни разу в жизни. Море приняло его! Море признало его своим! – Э-э-эй! – закричал Данька и замахал дельфинам рукой. – Эге-гей!
Ребята за судейским судном тоже кричали на разные голоса, вторя ему: «Эй! Эге-гей!» – и, раскачивая свои лодки, махали крылышками белых парусов. Данька финишировал. Он был в последней десятке, но его встречали как героя, как какого-то выдающегося человека. Если бы не море, ребята качали бы его на руках. Все испытывали невероятный эмоциональный подъём, восторг, потрясение. И причиной этому был он, никому не известный маленький вихрастый мальчишка, за которым по непонятным причинам увязалось стадо дельфинов. Конечно, был и следующий день гонок, а за ним ещё день и ещё. Дельфины ждали детей в открытом море. Близко они не подходили, но каждый день вдалеке были видны их глянцевые горбатые спины с ножевыми плавниками, сверкающие в мокрых бликах лазурных волн. И дети кричали друг другу: – Смотрите, это же Данькины дельфины! Эге-гей! – и махали им руками, и смеялись. Много тогда смеялись.
Погрузив лодки на прицеп для отправки домой, ребята отправились в гостиницу, а Данька побежал на длинный гранитный мол, уходящий далеко в море. Волны шумели и пенились, налетая на неожиданную преграду, разлетались миллионными брызгами в воздух. Данька смотрел на синюю беспокойную воду и ждал. Колючий комок поднимался из груди к горлу, и больно щипало глаза от поступавших слёз. Но только солёный ветер носился над морем да белые чайки кружили вдалеке. Изредка одна из них падала камнем вниз, чтобы зацепить зазевавшуюся рыбку, но отсюда не было видно, удачен ли улов. – Ушли?.. Данька быстро смахнул рукавом солёную каплю со щеки и обернулся. Рядом с ним стоял Макар. Он и в этих соревнованиях стал победителем. И Данька посчитал нужным подойти и пожать ему руку после церемонии награждения. – Ушли, – грустно отозвался Данька. – Но ты вернёшься, – улыбнулся Макар, – и они вернутся. – Мы вернёмся, – поправил Данька и шмыгнул носом. Они постояли ещё немного, глядя на синее море, – две худенькие мальчишеские фигурки на тонких загорелых ногах. И ветер раздувал на них футболки белыми парусами и сушил солёные брызги на щеках. Постояли и пошли собираться.
