ТОКИО: ОБЩЕСТВО ИЗУЧЕНИЯ ВОСТОКА
Эмиро Эсами снились цветущая сакура на холме Уэно и он сам, степенно гуляющий с семейством среди раскидистых деревьев, сплошь облитых нежной пеной соцветий. Вдыхая пьяняще-винные ароматы весны, Эсами с умилением поглядывал, как госпожа Кумико, его дражайшая супруга, как наседка, старается уберечь их пятилетнего сына Кичиро-тян от несуществующей опасности. Малыш с непокрытой чернявой головой, осыпанной невесомо-розовыми лепестками, звонко смеясь, убегал от материнской опеки и прятался в самой гуще сада святилища Тосёгу. Вот шалунишка достиг подножья храмовой лестницы, которую стерегли злобные каменные чудища Дзиси. Этакая помесь китайских львов с корейскими собаками хиндо. Подбежал и в испуге замер. На сером камне первых ступеней в чёрном кимоно, при самурайских мечах стоял полковник Акаси, прикрывающий красным веером нижнюю половину лица. Не за
мечая мальца, суровый воин обратился к Эсами: «Господину пора вставать». Для начальника военной разведки империи голос пятидесятилетнего Акаси-доно звучал странно. Артикуляция его речи напомнила спящему Эсами кого-то из близких. Ну конечно! Его Кумико-тян, произнося фразы, точно так же растягивает слова. Поражённый таким странным обстоятельством, глава фамилии Эмиро очнулся от чудного сна. В робком поклоне у его изголовья склонилась жена. Доброй женщине не хотелось отнимать у любимого мужа возможность, укутавшись в тяжёлое ватное одеяло, лишний миг понежиться на тёплом матрасе футун. Ей грезилось, что её повелитель, оперев голову на валик-подголовник окитатами, сию минуту мечтает о будущих мирных днях. О своей отставке…
– Который час, милая?
Вопрос был праздным, через бумагу сёдзигоми, наклеенную на решётку лёгких дверей, выходящих на веранду энгава, из сада просвечивали солнечные лучи. Жена молчала. Родное существо чего-то ожидало, покорно склонив перед ним худенькую спину, обтянутую лунно-белым кимоно. Он встал, за плечи поднял супругу с колен и, с удовольствием вдыхая запах помады для волос, поцеловал любимую в основание нежно-белой шеи. Прямо в ямочку у затылка. Кумико дорожила этой давней мужниной привычкой и тщательно следила за «тубо», волосами на затылке, округло зачёсывая жёсткие локоны наверх. Дабы не нарушить причёску, дарующую ей ласку супруга, во время сна любящая женщина клала голову на деревянную подставку такамакура.
Приходя в бодрое настроение духа: «День зачинается просто чудесно», хозяин распахнул створки акари сёдзи и, ступая синими таби по циновкам мусиро, пружинящей походкой проследовал к порогу веранды. Снаружи, у приступка, на голой земле лежал плоский камень гэнкан, на котором стояли широкие сэтта.
Обувшись в них, Эсами сошёл на чисто подметённый внутренний двор. Если повернуть направо и отворить в ограде маленькую калитку, то за хозяйственными постройками можно будет увидеть особую гордость семейства Эмиро – сад плодовых деревьев, пруд и стоящий на его берегу маленький, всего на четыре татами, чайный дом соан. Но этим утром посидеть в «Травяном доме» не получалось. Нет времени, а спешить при чайной церемонии – только гневить богов. Поэтому, пересилив желание, глянув хоть одним глазком, приветствовать церемониальное помещение, Эсами достиг следующего камня, на котором примостились сицунайбаки – тапочки для посещения нечистых мест: туалета и бани.
К моменту возвращения хозяина его спальное место перекочевало в шкаф-нишу оси-и-рэ, раздвижные стены малых комнат были убраны и внутренние покои дома превратились в одну большую залу. Шустрая прислуга даже успела возложить над утопленным в пол очагом ирори, обогревающим помещения и дарующим ночью слабый свет, деревянный каркас стола котацу. Укрыв короб стола одеялом, сверху на него водрузили столешницу. Владелец дома, до
вольно усмехнувшись, присел на татами подле нескладного сооружения: «В ветреную зимнюю пору, когда от пронизывающих сквозняков в ознобе дрожит каждая планка дома, каждый лист бумаги в оконном проёме сопротивляющиеся злой силе ветра, приятно собираться всем семейством за этим тёплым столом!» Продолжая умиляться, Эсами, вежливо склонив голову, с вопросом принял из рук служанки первую
– Сестрица не объяснит, куда попрятались мои домашние?
Служанка в сером пеньковом юката, замерев на коленях с кувшинчиком напитка наготове, улыбнулась:
– Молодой хозяин заявил, что отправляется любоваться восходом солнца, и госпожа Кумико отвела его в сад, к пруду.
Глава дома озабоченно покачал головой:
– Попроси кухарку подавать к столу, а сама ступай, пригласи мою жену и сына. Напомни им, что у меня сегодня особый день и я, как бы мне ни хотелось побыть дома, не могу подводить других людей!
Служанка, поклонившись, на коленях отползла от стола и лишь затем, поднявшись на ноги, семенящей походкой отправилась исполнять поручение. Глядя ей вслед, Эсами машинально взял яблоко и в нахлынувшей меланхолии машинально стал отрезать от красных боков плода кусок за куском. Строя планы сегодняшнего дня, он отправлял в рот сочную белую плоть фрукта, не сознавая, что хрустит у него на крепких зубах. Единственное, что доставляло ему некий дискомфорт при приёме пище, была груда дров, лежащая по левую господскую руку. Молодого господина, человека деятельного, стесняла традиционность окружающего его быта. Взять хотя бы определённые на века места для тех или иных предметов. Вроде этих разнесчастных дров, немым укором сгрудившихся подле него и заглядывавших ему в рот.
По заведённому порядку напротив, через стол, полагалось сидеть его супруге, справа от него – сыну. Эсами поморщился: «Кому это может нравиться? Пока ты дома, в кругу родных и близких, чаще… Нет – постоянно! Требуется чувствовать тепло, исходящее от роскошного тела милой, касаться её, целовать… Будь оно неладно! Сдержанность в поведении входит в свод традиций, установленных исключительно мне во вред. Если задуматься – невесть кем и, главное, незнамо когда». Кромсая железом ни в чём не повинное яблоко, Эмиро Эсами дулся на чопорных предков. Зло хрустя яблочной мякотью, он, в который раз осматривая традиционную обстановку семейного гнезда, обижался на себя и злился на окружающий мир. С высоты своего места господин грустно взирал на глиняную площадку кухонного пятачка, собственно, и называемую до-ма. Посередь клочка утрамбованной глины, на печи кама-до, распаренная кухарка что-то обжаривала к завтраку. Вокруг очага теснились скучные кувшины для воды и нелепые бочки с продуктами. Ну а сверху, подумать страшно, как сотни лет тому назад, из-под крыши киридзума свешивались колосья, связки пряных трав, лука, бобов и ещё всякой всячины, связанной с поварской традицией.
* * *
Так уж сложилось, что однажды непокорная дочь известного торговца из Нагасаки, почтенного Эмиро Эидзаки, предпочла одно образноскучной жизни в довлеющей атмосфере отчего дома бурный и яркий роман с элегантным иностранцем из голландской колонии. От этого недолгого, но потрясающе романтичного евгенического эксперимента родилось дитё, названное счастливыми родителями Эсами.
Впоследствии, после признания его существования дедом, отцом матери, малыш получил право именоваться почитаемой согражданами фамилией Эмиро. Его мать умерла рано, а голландец, не испытывающий к плоду смешанной любви нежных чувств, без зазрения совести отплыл на далёкую родину.
От родителей малыш Эсами унаследовал два качества, сыгравших в его последующей жизни немалую роль. Мать-японка наделила Эмиро неуёмным стремлением к свободе от ограничений, навязываемых ненавистными ей условностями, а отец-европеец – склонностью к авантюрам и открытостью к новым познаниям.
Первые годы жизни сирота воспитывался при синтоистском храме Хакусан, а в пятнадцать лет Эмиро призвал на службу Его Величество Император Страны восходящего солнца. Майор военной разведки Акаси приветил способного мальчика, став для юноши первым киёси в трудном восхождении к мастерству шпиона. Затем последовали долгие годы, проведённые Эсами в холодной России, и жуткая неудача в девяносто первом, во Владивостоке, обрушившая все его честолюбивые планы на блестящую карьеру.
По возвращении на родину полковник (до этого чина к тем годам дослужился Акаси) потребовал примерно наказать виновника провала планов военного командования. В ожидании решения военно-полевого суда бедолаге Эсами даже пришлось несколько месяцев потомиться в одиночной камере тюрьмы Сугамо. Но как часто бывает, не было бы счастья, да несчастье помогло. Скончался дедушка проштрафившегося офицера, почтенный господин Эмиро Эидзаки, накоротке знавшийся с премьер-министром. В одночасье разбогатевший узник, заделавшись главой торгового клана, получил от жизни новый шанс.
На высочайшем уровне было принято решение направить провинившегося шпиона в Маньчжурию. Подготовка к его засылке растянулась на полтора года, которые позволили Эмиро жениться, обзавестись в зелёном пригороде Токио, у холма Уэно, домом и попробовать на вкус обычную жизнь горожанина. Пришла пора, и шпион покинул молодую супругу.
Дела службы заждались его на Ляодунском полуострове, где в секте последователей Хуэй-цзы в бухте Да-Лянь-Вань одним адептом стало больше. К 1 августа 1894 года некто грязный, оборванный и волосатый, откликавшийся на имя Пэй-син, уже более года изучал даосские практики «свиста» и «созерцания сердца». В те времена монаха Пэй-син можно было частенько видеть на побережье бредущим по пляжу от порта Чжи-фу к бухте Вэй-ха-вэй, в которой размещалась военно-морская база. Волочивший ноги монах замечался и подле крепости Люй-шунь-коу, что на мысе Гуан-тан. Пешие марши не особо утомляли оборванного,худого и пьяного монаха-бродягу, всюду таскавшего с собой желтобокую тыкву пао-гуа с рисовым вином. Изрыгавший винные пары расхристанный даос примелькался среди рыжих скал и жёлтого песка обоих полуостровов – Ляодунского и Шаньдунского – и ни у кого не вызывал подозрений.
Кому могло прийти в голову, что ничтожнейший из людей, якобы пытающийся постичь силой логических размышлений каноническую сущность природы, передавал сообщения военной разведке Японии? А монах добывал немало важных сведений о мощи северной китайской эскадры Чжилинского залива. Он тщательно составил схемы десяти фортов крепости Вэй-хавэй, вооружённых пятью десятками пушек, и не поленился пересчитать её гарнизон.
По головам: раз-два… – и так все одиннадцать тысяч бойцов. Там, где в заливе Цзинь-хай нищий рыбак несколько лет кряду принимал его шпионские донесения, в японо-китайскую войну высадилась армия маршала Ойямы, идущая на решающий штурм той победоносной войны. Не вина военного разведчика Эмиро Эсами, что с началом военных действий хлипкая связь с командованием прервалась и он превратился в беспомощного наблюдателя, стороннего зрителя маневров флота адмирала Тинга на флагманском броненосце «Тинг Иен», спешащем на встречу с эскадрами адмирала Ито.
Немого свидетеля погрузки на транспорты живой силы неприятеля, отправляющейся морем к театру военных действий в Корее. Славная война закончилась для победителей крайне бесславно. Европейские страны: Россия, Франция и Германия – просто не позволили маленькой Японии вкусить радость от своих законных завоеваний. Державы, не считаясь с её национальной гордостью, бесцеремонно схватив за шкирку «территориального лилипута», отбросили Японию назад на свои острова. В 1896 году капитан Эмиро оставил вместе с Императорской армией захваченный порт Вэй-ха-вэй. От такого позора капитан даже собрался вспороть себе живот. Это была уже вторая пощёчина в его послужном списке, полученная от России, в этот раз позарившейся на земли, по праву принадлежавшие императору его страны. В тот роковой час капитану остро хотелось чужой крови. Хотелось выйти на улицу, под жгучее маньчжурское солнце, чтобы в исступлении кричать: «Азия для азиатов! Великая Япония до Австралии, Урала и Камчатки!» К счастью для семьи офицера, та история ничем не закончилась. Капитан вернулся в родной дом к любящей жене и сыну. Горе национального позора выжигало разведчика изнутри, и глупец, поддавшись чувствам, доверил бумаге своё видение выхода из политического кризиса и исправления военных промахов.
Бог знает какую чушь, подсказанную ему гордыней молодости. Ладно бы написал и спрятал подальше от чужих глаз. Эмиро Эсами не терпелось нажить себе на голову новые проблемы, и офицер направил свои предложения в Министерство армии. Проблемы по службе не заставили себя ждать. Года два Эмиро стойко терпел всяческие унижения, пока эта бодяга не закончилась для прожектёра весьма плачевно. Акаси-тоно, начальник отдела военной разведки, исключил его, полного сил и чаяний тридцатилетнего офицера, из списков действующих агентов. Не абы как, а с гнусной формулировкой: «За профессиональную непригодность».
Отставленного от дел капитана направили преподавать, и Эмиро стали с почтением величать «киёси». Теперь неугомонный капитан, ставший учителем, на досуге от рутинной службы в Военной академии Императорской армии мог сколько угодно терзаться мыслями и мечтами об ушедшей в прошлое жизни разведчика-нелегала.
* * *
Но жизнь, бурлившая за хилыми стенами дома Эмиро-киёси, так же как и он сам, не терпела застоя. 20 января текущего, 1898 года Император своим указом учредил «Главную инспекцию боевой подготовки» под началом фельдмаршала Тэрати и одновременно назначил на пост министра армии опытного генерала Кацуро Таро.
Неизвестно, как на глаза генералу Кацуро попал рапорт опального капитана, поданный им два года назад, но дотошный военачальник, просмотрев несколько страниц сумбурных предложений, велел адъютанту вызвать на связь фельдмаршала Тэрати Масатакэ.
– Моё почтение, Тэрати-сэнпаи! Как ваше здоровье? – министр начал телефонный разговор с обычных приветствий.
Главный инспектор боевой подготовки вздохнул: – Кацуро-доно, о чём вы говорите, какое тут будет здоровье! Вы же, генерал, прекрасно знаете моё отношение к совещаниям. По мне лучше обуть ноги в старые добрые цурануки и проехать верхом пару дней, чем пару часов отсидеть с деревянной спиной в зале военной мудрости. Можно подумать, что та мудрость проникает в тело… – старый фельдмаршал запнулся, – вы сами, министр-сан, понимаете, через какое место.
С доброй улыбкой министр подумал: «Самурай, даже забравшись на верхнюю ступень трона, остаётся рубакой». – Дорогой друг, вы уже разобрались в ворохе уставов и инструкций своего ведомства? Определились персонально, кто и чем будет заниматься? – В телефонной трубке что-то затрещало, возможно, гнев фельдмаршала наэлектризовал телефонный аппарат. Генерал даже с опаской отодвинул от уха плюющуюся разрядами мембрану.
– С 20-го числа прошло меньше месяца, генерал, бумаг море, идей, как усовершенствовать техническую и тактическую подготовку армии, тоже, только вот толковых людей, Кацуро-доно, нет! Министр, откашлявшись, высказал своё предложение: – Тэрати-сэнпаи, мне на глаза попался любопытный документ… – Он поправился: – Ну как документ… перебирал, собираясь выбросить оставшийся от предшественника хлам, и на самом дне ящика стола наткнулся на рапорт некоего капитана, ветерана прошлой войны. – Треск в трубке прекратился, собеседник министра слушал его внимательно.
– Этот капитан служил лазутчиком на вражеской территории, и его донесениями пользовались как флотские, так и сухопутные генералы. Я связался с начальником Главного штаба флота вице-адмиралом Ито Сукэюки…
– И что вам, генерал, рассказал Ито-тоно? – фельдмаршал не мог долго молчать. – Вице-адмирал вспомнил эти донесения и положительно отозвался о собранных в них данных. Главному инспектору не терпелось получить всю информацию:
– И куда, Кацуро-доно, подевался этот молодец? Олух полковник, начальник военной разведки, мне все уши прожужжал, что у него «голод» на способных офицеров! – Капитан милостью упомянутого вами Акаси-тоно был отстранён от полевой службы и преподаёт в подведомственной вам, милейший фельдмаршал, Военной академии. – Спасибо, генерал, мы с этим разберёмся! – заявил фельдмаршала, в трубке раздался щелчок, связь прервалась.
* * *
Завтрак семьи Эмиро завершила шалость самого младшего из её членов. Малыш Кичиро незаметно для матери приподнял край одеяла и что-то бросил в очаг. Дыма не было, но по дому разнёсся едкий запах горелой яичной скорлупы. Отец, поблагодарив солнце за утренний рис, встал и вышел из-за стола, ничем не подавая виду, что чувствует последствия сыновьих шалостей: «Детей, пока есть возможность, необходимо баловать». Этот пассаж из наставления по воспитанию начинающий киёси изучил ещё перед первым знакомством со своими курсантами. С кадетами, сержантами и солдатами, будущими офицерами Императорской армии, он, конечно, не мог воспользоваться таким знанием, но дома это было само собой разумеющимся делом.
– Кичиро-кун… – мать, не такая покладистая, как отец, принялась читать нотации баловню.
«Ого, моя радость назвала шалуна «кун» – «молодой человек», – покачал головой глава семьи, – не прибавила к имени плутишкипривычное «тян» – «дорогой»». Но в воспитательный процесс глава семейства вмешиваться не стал, поспешил переодеться. – Посмотри сюда, – сидя на коленях, его Кумико нежно, но крепко обнимала сынишку за плечи. – Видишь, в нише токономо висит свиток какиемоно, в котором заключён свод правил Буси-до? – Угу! – надувая губки, засопел проказник.
– Ты помнишь, тебе об этих правилах рассказывал твой отец? – Сын, пережидая грозу, затих. – Милый, ты же хочешь стать настоящим мужчиной? – Малыш живо закивал головёнкой. – Вот и замечательно. – Целуя его в лоб, мать вдобавок растрепала ему чёрные волосы. – Главное, не делай ничего плохого… – Мама, а плохие поступки воняют так же противно, как и сейчас? В мыслях назвав сынишку «бака» – «дурачок», Эмиро Кумико, пряча блеск слёз, отвернулась от сына. Её взгляд коснулся тростниковой бёбу.
К плетёной ширме был приколот ещё один свиток оси-ито, и подле, в рамке на западный манер, висел диплом офицера Императорской армии, принадлежащий её мужу. «Как странно вышло, обветшалому свитку – два столетья, диплому всего пятнадцать лет, а его глянец уже пожелтел, и краски рисунка стали блёклыми…
– Счастливая мать вздохнула. – Что поделать, время беспощадно». От печальных размышлений женщину отвлекло появление Эмиро Эсами в цивильном платье. Серый костюм европейского кроя с белой сорочкой и стоячим крахмальным воротничком, жёстким, но не стесняющим худой шеи, подчеркнули его схожесть с отцом-голландцем. Обёрнутая по тулье атласной лентой с блестящей пряжкой серая фетровая шляпа была чуть сдвинута набок. Высокий лоб, чёрная чёлка, широко посаженные коричневые глаза, прямой нос и упрямо сжатые тонкие губы… европеец, да и только.
Госпожа Кумико удивилась: подобным образом муж наряжался, служа в «известном подразделении». Ныне на службе его привычной одеждой стал зелёный капитанский мундир. Эмиро ободрил встревоженную Кумико улыбкой и, ничего не объясняя – жена не вправе интересоваться делами мужа, – отодвинув тяжёлую створку внешних дверей о-до, вышел на улицу. Опасаясь опоздать к назначенному времени, Эсами добирался до замка Эдо не на рикше, а в открытом конном экипаже. Большой Токио начинал медленно, но верно развиваться по европейскому образцу. В последние годы обыватели из предместий начали добираться в город железной дорогой компании «Сейбу». Всюду прокладывались широкие магистрали, возводились высотные здания, открывались новые производства, а с ними появлялись новые возможности. Переселенцы толпами стекались в столицу.
В прошлом году вдоль главного проезда района Чуо-дори проложили рельсы конно-железной дороги. Пролётка подкатила к повороту на Гиндза-йон-чомэл, когда ему на глаза попался переполненный вагон той самой чудо-конки, весело катящий вдоль витрин универмага Хаттори.
Вальяжно покачиваясь на подушках экипажа, Эсами, придерживая шляпу, улыбнулся малиновым физиономиям пассажиров, стеснённых дорожными обстоятельствами: прогресс требует жертв. У широкого рва, заполненного водой, его путь подошёл к концу. Дальше несколько шагов по гулкому деревянному мосту, и вот он, замок Эдо. В 1888 году подле старого замка был отстроен новый императорский дворец, и в крепости, окружённой гранитными стенами, разбили английский парк. Чудное место, где горожане на европейский манер устраивали променад жёнам и детям. Семейство Эмиро не было исключением.
Однако бывать здесь по делам службы ему не только не приходилось, об этом капитан не мог и мечтать. Когда два дня назад его вызвали в кабинет начальника Военной академии и с поклоном вручили белый конверт с красной печатью Императорской ставки, бывший разведчик несказанно удивился. Внятные причины столь странного обстоятельства ему не приходили в голову.
На мосту никого не было, но стоило капитану торопливо пересчитать шагами его доски, как из караульного помещения ему навстречу вышел невзрачного вида тип, одетый во всё чёрное, который поинтересовался: – Капитан Эмиро-доно? – И низко поклонился посетителю.
– Да, господин… – Эсами запнулся, не ведая, как обращаться к этому «привратнику», – это я! – И, смущённый недоверчиво-пристальным взглядом неизвестного, на всякий случай извинился: – Покорно прошу простить моё опоздание…
– Вы нисколько меня не задержали, господин капитан, – заверил посетителя господин, не желавший представиться. – Мы проследуем сразу же в нужное здание… – его рука в чёрной кожаной перчатке указала направление, – или вы пожелаете осмотреться? Возможно, вас заинтересует хиранива…
Холодный приём подсказал капитану, что предложение прогулки по «философскому саду с созерцанием природы в миниатюре» лишь фигура речи. Не более! Подчёркнутая вежливость в обращении с гостем. Видимо, встречающему было велено продемонстрировать, насколько уважительно к его персоне относятся некие царедворцы. Ответ офицера также был сдержан:
– Премного благодарен вашей милости, но я с удовольствием подожду аудиенции в приёмной фельдмаршала.
Апартаменты члена Императорской ставки были вызывающе роскошны. Оттого, будучи приглашённым к фельдмаршалу в кабинет, Эсами был сражён простотой помещения. Вместо обоев белёные стены кабинета прикрывали пожелтевшие листы, вымаранные строками хокку, а с боевых пик, прибитых к ошкуренным потолочным балкам, свисали разноцветные знамёна с камоном самурайского рода фельдмаршала.
Капитан, сделав три шага в сторону начальственного стола, громко отрапортовал о своём прибытии и замер по стойке «смирно». Широкий, как поле генерального сражения, фельдмаршальский стол на гнутых ножках был усажен аккуратными стопками писчей бумаги, сплошь исполосованной неровными строчками иероглифов. За этой цитаделью «писца» восседал руководитель Главной инспекции боевой подготовки, член Императорской ставки, лицо, занимающее третью по значимости должность в армии и флоте, подчиняющееся лишь императору. Нацепив на нос очки в простой серебряной оправе, маститый военачальник углубился в изучение грязноватого вида бумаги, и на вторжение громкоголосого офицера прославленный стратег даже не повёл бровью. Наконец фельдмаршал Тэрати Масатакэ оторвался от чтения.
– Странно! – пророкотал седовласый воин. Командный голос фельдмаршала был поставлен во времена рукопашных баталий и наверняка сквозь шум битвы был слышен сражавшимся по всему бранному полю. – Что именно, господин фельдмаршал? – с подобающим почтением переспросил капитан. – Странно, капитан, что такое усердие… – рыкнул хозяин кабинета, – ваше усердие… до сих пор не получило достойную оценку! – Фельдмаршал небрежно уронил поверх прочих записей замызганный лист, удостоившийся его внимания.
Потея от навалившихся переживаний, капитан узнал в измятом документе свой давешний прожект. Он было открыл рот, желая что-то сказать, пояснить седому военачальнику причины, побудившие его составить эту треклятую докладную записку, но Тэрати Масатакэ сурово взирал на него, и у несчастного перехватило горло. Освободив от стёкол слезящиеся щёлочки глаз, фельдмаршал небрежно бросил поверх опрометчивых капитанских умозаключений ненужные очки, придавив это «неслыханное вольнодумство» сухой ладонью. Офицер решил: «Это конец» – и, замерев, ждал, когда его заколотившееся сердце, взорвавшись, избавит его от позора. Сил найти оправдания не оставалось вовсе.
– Виноват… – только и просипел офицер, но фельдмаршал, подняв от стола усыпанную коричневыми пятнами жёлтую кисть, велел ему умолкнуть.
– Для себя я уяснил, что прежнее ваше начальство, капитан, практиковало старую добрую традицию: «Солдат не должен думать, он должен исполнять приказ!»
Эмиро Эсами десять лет прожил в России и слышал множество подобных прибауток на каждый случай жизни, и теперь этипустяковины непроизвольно выскакивали из него: в радости и страхе, растерянности и обретении уверенности. Их не могли сдержать ни традиционная вежливость истинного японца, ни чинопочитание, ни уважение к старшим.
– У русских, господин фельдмаршал, есть более хлёсткое выражение: «Я начальник, ты дурак…» – Произнеся эту фразу, офицер смутился. – Дальше всё наоборот.
Старый фельдмаршал хохотнул.
– Метко подмечено, но губительно для любого дела! – Военачальник прихлопнул ладонью по столу. – Мы, господин капитан, пойдём другим путём! Будем с вами прислушиваться к любым советам, от кого бы они ни исходили. Просеяв гору пустопорожнего умничанья, капитан, поверьте старику, на дне нашего сита мы обязательно отыщем истинные перлы, которые позволят обожаемому нами Императору победить всех врагов империи. – Фельдмаршал позвонил в колокольчик. На зов явился тот же безликий тип в гражданском платье, что встречал Эмиро. – Акацуки-коухан, пригласите начальника Западного подотдела.
Стоило молчуну Акацуки выйти из кабинета, как двери вновь отворились, и в помещение зашёл высокий моложавый полковник с орденом Золотого коршуна на кителе и в ярко надраенных сапогах.
– Господин фельдмаршал, полковник Сато Итиро прибыл по вашему приказанию!
Фельдмаршал Тэрати указал полковнику на стул.
– Присаживайтесь, полковник-сан, и вы тоже, Эмиро-кун, можете располагаться поудобней. Как утверждают ваши русские «друзья», в ногах правды нет. Кстати, не подскажете, где она есть – правда? – Ответа от капитана с полковником не требовалось, и они благоразумно отмолчались. Фельдмаршал же заявил: – В подведомственном мне учебном заведении капитан Эмиро-киёси заслуженно числится в экспертах по иностранным языкам. – Заметив пустоту в глазах Сато Итиро, фельдмаршал строго добавил:
– Это я говорю для вас, полковник! Полковник Сато вскочил со стула, словно с раскалённой сковородки.
– Господин фельдмаршал, разрешите?! – оглушающе гаркнул резвый полковник. – Меня вызывал начальник Генерального штаба Императорской армии генерал-полковник Кавакама Сороку. Генерал Кавакама-доно передал мне приказ явиться к вашей милости на приём. Вы изволили спросить, знаю ли я послужной список господина капитана Эмиро Эсами. – Полковник постучал косточками пальцев по своей «папке для докладов». – Господин фельдмаршал, заявляю со всей определённостью: здесь собрана подробная информация на оного офицера! – Службист раскрыл папку и принялся поспешно перебирать вложенные в неё документы. – Так, момент рождения, обучения и первых заданий от службы военной разведки мы пропускаем…
– Чего вы там бормочете, полковник? – В голосе фельдмаршала задребезжали недовольные нотки.
– Вот здесь! – продолжал гнуть своё Сато Итиро, приступая к чтению вслух: – «По возвращении в метрополию фигурант написал рапорт, в котором изложил свои выводы о военной кампании 94–95 годов в Корее и Китае. Однако из-за воцарившейся в Министерстве армии в 1896 году кадровой чехарды, когда один министр исполнял обязанности восемнадцать дней, а уважаемый в войсках маршал Ояма Ивао вообще пробыл в высоком кабинете два неполных дня, его обращение было необоснованно отклонено. Впоследствии документ обнаружен в ящике стола министра армии генерала Такасима Томоносукэ, ушедшего в январе текущего года в отставку. Капитан Эмиро Эсами всё это время с должным рвением служил преподавателем начальных курсов Военной академии Императорской армии. Специальной квалификационной комиссией ему присвоен…» – Полковник Сато прекратил чтение. – Господин фельдмаршал, я изучил деловые качества вашего подчинённого и прошу вас не препятствовать моим настоятельным требованиям о переводе означенного капитана для прохождения дальнейшей службы в подотдел «Запад» разведки Генерального штаба.
Фельдмаршал прищурил глаза.
– Довольно полное досье на означенного капитана. – Слушая похвалу военачальника, полковник Сато удовлетворённо вскинул подбородок. – В вашей канцелярии, полковник-сан, признав чужие заслуги, забыли указать, что подчинённый мне капитан играет на сякухачи. – Нелепость замечания мигом слизнула самодовольство с полковничьей физиономии, сделав её похожей на сморщенную сушёную сливу. Промашка задаваки-полковника заставила фельдмаршала грустно улыбнуться своим потаённым мыслям. – Так случилось, полковник, капитан играет на бамбуковой флейте. – Фельдмаршал вздохнул. – Для пользы дела впредь попрошу вас, Сато-кан, и вас, Эмиро-кун, не забывать, что человека прежде всего характеризует его внутренний мир, а уже затем деловые качества
– Позвольте, господин фельдмаршал… – Полковник Сато извлёк из папки заранее заготовленный рапорт и, щёлкнув каблуками, попытался подать его руководителю Главной инспекции боевой подготовки.
Как от надоедливой мухи, старый военачальник отмахнулся от бойкого полковника.
– Ладно, ладно – соглашусь! Но с одним условием, полковник. – Сато замер, преданно глядя в глаза Главному инспектору. – Я завизирую ваш рапорт о переводе, если увижу представление на присвоение капитану очередного звания. В противном случае мне в моём ведомстве самому позарез нужны молодые, энергичные, всесторонне развитые майоры. – И, выдержав паузу, Тэрати Масатакэ подвёл черту под затянувшейся аудиенцией – Я вас, господа, более не задерживаю! Можете быть свободными!
В приёмной Главного инспектора посетителей не было. Эмиро Эсами сдержанно раскланялся с полковником, прошептавшим ему на прощание:
– Играйте вне службы хоть на кото… мне без разницы, звуками арфы или флейты вы, капитан, терзаете слух домашних. До встречи в моём кабинете!
Никому больше не нужный, Эмиро подошёл к столу, за которым работал с документами адъютант фельдмаршала.
– Акацуки-коухан…
– Подполковник с вашего разрешения, капитан! – не отрываясь от срочных сводок, без
всякой интонации уточнил маленький невзрачный служащий.
Эсами поразился: «Ого, в каких чинах здесь служат делопроизводители!»
– Прошу меня извинить, господин подполковник…
Занятый сверх меры Акацуки замахал на него рукой, прося не отвлекать от чтения, однако, когда обиженный таким обращением капитан собрался выйти из приёмной, окликнул его:
– Сядьте и подождите немного, я сейчас доложу суточные сводки фельдмаршалу и займусь вами. Тем более что без меня вас, капитан, всё равно не выпустят из замка. – Через пару минут, прихватив нужные для доклада материалы, подполковник скрылся за массивными дверями начальственного кабинета.
По возвращении его лицо выглядело озабоченным.
– Хорошо, капитан, что я не успел вас проводить. – Взволнованный неизвестными обстоятельствами, Эсами обречённо ждал плохих известий: «Что ещё со мной могло произойти за столь короткое время после аудиенции?» – Фельдмаршал изволил сообщить вам о вашем новом назначении?
– В общих чертах!
Подполковник Акацуки привстал.
– Идёмте, я передам вас на попечение секретаря Общества изучения Востока.
– Общества изучения…
Неподдельное удивление капитана заставило сухаря Акацуки рассмеяться.
– Вы же сами, господин капитан, в письменном виде утверждали, что без ресурсов Сибири Япония не сможет завоевать полмира! – Эмиро Эсами насторожился. – Великая Япония полагается на ваше рвение! Вам предстоит вместе с сим обществом изучить все возможные пути решения этой проблемы…
– Значит, прощай, Токио, – здравствуй, Владивосток?!
Подполковник подхватил:
– Чита, Иркутск, Новониколаевск! Не припомню, господин капитан… до Урала ещё есть населённые пункты?
