Святитель лука на Тамбовской кафедре

Я не вправе заниматься тем, что мне нравится.
Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)

В Тамбовской области люди с особым почитанием относятся к святителю Луке, возглавившему Тамбовскую и Мичуринскую епархию в тяжёлые для страны годы Великой Оте­чественной войны. Это и не­удивительно, так как много людей, спасённых этим святым, живы в настоящее время, здравствуют даже студенты, которым профессор Войно-Ясенецкий читал лекции. Но было удивительным войти в рабочий кабинет одного видного современного учёного-экономиста, человека, далёкого от медицины и, как мне казалось, православия, и увидеть портрет святого Луки с фразой, написанной под заголовком публикации. Хотя стоит ли удивляться? Врач Войно-Ясенецкий спас от слепоты сотни людей, а сам при этом потерял зрение в конце жизни. Вот и этого учёного связывала с нашим, как я назвал, «тамбовским» святым семейная история.

Почему же жители Тамбовской области считают святителя Луку именно земляком – «тамбовским» святым? Дело в том, что возрождение православия в Тамбовской области, можно считать, началось с того момента, когда архиепископ Лука в 1944 году возглавил епархию и своим примером показал, каким должен быть настоящий родной православный архиерей.
В частности, когда в 1942 году Лука Войно-Ясенецкий был рукоположён в сан архиепископа, он, несмотря на высокий сан, продолжал питаться и одеваться очень просто, ходил в заплатанной старой рясе и всякий раз, когда племянница предлагала ему сшить новую, говорил: «Латай, латай, Вера, бедных много». Софья Сергеевна Белецкая, воспитательница детей владыки, писала его дочери: «К сожалению, папа опять одет очень плохо: парусиновая старая ряса и очень старый, из дешёвой материи подрясник. И то, и другое пришлось стирать для поездки к Патриарху. Здесь всё высшее духовенство прекрасно одето: дорогие красивые рясы и подрясники прекрасно сшиты, а папа… хуже всех, просто обидно…»

С началом же Великой Отечественной войны ссыльный профессор и архиерей был назначен главным хирургом эвакогоспиталя в Красноярске, а потом – консультантом всех красноярских госпиталей. «Раненые офицеры и солдаты очень любили меня, – вспоминает владыка. – Когда я обходил палаты по утрам, меня радостно приветствовали раненые. Некоторые из них, безуспешно оперированные в других госпиталях по поводу ранения в больших суставах, излеченные мною, неизменно салютовали мне высоко поднятыми прямыми ногами».
В январе 1944 года Лука назначен архиепископом Тамбовским и Мичуринским. Переезд его состоялся в феврале 1944 года. «Город недурной, почти полностью сохранивший вид старинного губернского города. Встретили меня здесь очень хорошо, мои операции производят большую сенсацию», – писал о. Лука в 1944 году.
Из воспоминаний Л. П. Абрамовой:
«Владыку Луку как сейчас… помню, ему купили квартирку, комнатку маленькую… на ул. Комсомольской. А у нас был псаломщик… который водил владыку Луку… к храму. И вот помню, владыка Лука идёт, полный… высокий, а псаломщик маленький… ведёт… за руку. Бедная церковь была, только… открылась, возможностей мало было. А за речкой там жил человек один – Миша; у него была лошадь и тарантасик. И вот стали тарантасик… владыке Луке подавать… к дому и стали перевозить. А народу стало ходить… много.

А потом купили небольшой домик на ул. Августа Бебеля, здесь устроили епархию… небольшую, и он там тоже был. И когда в храм приходил, то, бывало, по два часа делал проповеди… а тут же и писали за ним две женщины… У меня были проповеди, от руки записанные, да все просили: «Дай мне, дай мне» – всё раздала, никто не вернул. И очень много за проповеди хулы на него было – не так сказал, мол. Здесь ведь, между прочим, и среди своих священников были враги. Хотя, когда он приехал, многие наши священники были в Сибири; потом их отпустили…
А уж хор-то какой был, как пел под управлением Сергея Алексеевича Богомолова! Ещё до войны, когда я училась в школе, он у нас музыку преподавал, а затем в Покровский храм работать пошёл. Когда, бывало, в Покровский храм заходишь, с левой стороны все стояли… богатые люди. Там, в верхнем храме, более ­затемнённое место было, меньше было возможности рассмотреть, кто стоит.
До открытия храма здесь было общежитие завода «Комсомолец». Вначале верхний храм освободили, а в нижнем храме первое время ещё оставалось общежитие… В нижнем храме тогда был сделан первый деревянный иконостас. Миша, был такой мастер по дереву, и другие мастера. Народу много ходило – церковь ведь одна была. Перед началом службы многие выходили встречать владыку Луку. После встречи много людей набивалось. Весь народ стоит так и пошевелиться не может. Только потом, когда владыка Лука уехал из Тамбова, народ уже много просил, и тогда сделали сбоку, где окно было, боковой вход…»
В Тамбовской епархии из полутора тысяч храмов, действовавших до революции, осталось два: в Тамбове и Мичуринске. Упомянутый выше храм в городе Тамбове, где было размещено заводское общежитие, дошёл до запустения: были уничтожены иконы, священники сменили профессию.
О. Лука начал ремонтировать храм, вести службы, совмещая труд священника с работой врача. Очень сильно его интересовала судьба кафедрального собора. Архиерей многократно обращался к светским властям с просьбой о передаче большого двухэтажного храма верующим. Но в то время он так и не был открыт.
Как человек святитель Лука был строг и требователен. Он нередко запрещал служить неподобающе ведущим себя священникам, лишал некоторых сана, строго запрещал крестить детей с неверующими восприемниками (крёстными), не терпел формального отношения к служению и подхалимства перед властями. «Вредный Лука!» – воскликнул как-то уполномоченный, узнав, что тот лишил сана очередного священника (за двоежёнство).
Из воспоминаний О. В. Зиминой:
«Службы владыки были долгие. Всё исполнялось… Владыка не считался со своим изношенным здоровьем, а народ, видя его ревность, умилялся и безропотно терпел все тяжести. Домой владыка шёл пешком вдоль берега Цны в сопровождении верующих до Комсомольской улицы, где жил.
К литургии владыка прибывал до чтения часов; читались они при нём. Облачали его всегда на кафедре. Часы читали большей частью монахини, их тогда было немало. Службы его чинные, спокойные, слёзные. Нет той службы, когда бы служил владыка и не плакал. Плакал во время своего облачения, когда хор умилительно пел «Да возрадуется душа твоя о Господе». Крупные, они быстро катились из-под его очков, заливая всё лицо; словом, вся служба на слезах.
Такое молитвенное настроение никак не могло не передаваться людям… От такого благодатного тепла невольно смягчались сердца и лились слёзы… После службы он всегда благословлял, сидя рядом со священником, подпускающим ко кресту. Будучи серьёзным, иногда даже немного суровым… в этот момент на лице его всегда царила нежная улыбка. Он смотрел каждому в глаза, и казалось нам, что он нас так же безгранично любит, как любим мы его…»
Из воспоминаний В. А. Кученковой:
«Это был 1944 год, когда владыка Лука только приехал; электричества тогда в храме ещё не было. Была послепасхальная неделя. Мы чуть-чуть опоздали, служба уже была в нижнем храме, и было темно, а свечи у стен горели возле киотов, и блики от свечей так качались на стенах и на иконах – всё это для меня было необыкновенным, всё это меня тогда поразило. Народу было много, но не скажу, что храм был полностью заполнен, но тишина была в храме потрясающая. Святитель Лука в этот момент стоял в храме, потом он проповедь говорил достаточно долго, и все его слушали. Ни шевеления никакого, как будто люди замерли. Потом моя знакомая, с которой я пришла (хорошо знала владыку Луку, она – интеллигентка из прошлых), она к нему подошла, и они о чём-то долго говорили друг с другом. Но народ не расходился, народ как стоял во время службы и во время проповеди, так и стоял».

Дела медицинские сразу пошли хорошо. Тамбовская область того времени – это один большой госпиталь. Желающих попасть на приём к профессору много. В начале 1944 года в Тамбовской области находилось более двух десятков госпиталей и два госпиталя для военнопленных. Эвакогоспиталь № 5355 занимал Дом колхозника (ул. К. Маркса, 142). Эвакуационный госпиталь № 5894 располагался в здании школы № 21 (ул. Пионерская, 11). Здесь лечили раненных в грудную клетку. Эвакогоспиталь № 5356 располагался в автотехникуме, затем переведён в здания школ № 6 и № 7. Здесь находился госпиталь восстановительной хирургии.
Архиепископ Лука сразу втянулся в работу – стал оперировать в эвакуационных госпиталях, консультировать в городской (теперь – областной) больнице, принимать больных в поликлинике.
Работая в Тамбове в ранге профессора-консультанта, о. Лука участвовал в конференциях врачей, где читал лекции по гнойной хирургии.
Из воспоминаний А. П. Кулевцовой (работала медсестрой военного госпиталя при 62-й танковой бригаде генерала Вахмистрова):
«Я повезла раненых в госпиталь, который располагался в здании 6-й школы, там находился владыка Лука. Постучав в его кабинет, я извинилась и зашла, а он дремал, сидя в своём кресле; спал он очень чутко, поэтому сразу встрепенулся и спросил: «Я слушаю, что случилось?» Посмотрев документы, он тут же приказал нести больных в операционную…
Прежде чем делать операцию, владыка Лука всегда подходил к раненому, молился над ним и только тогда начинал оперировать…
Все восхищались его операциями, потому что проводил их удачно. Ставя диагноз, он сразу определял, сможет ли человек выжить после операции, поэтому-то не всем приходящим давал согласие на операцию».
Из воспоминаний Н. С. Чаплыгина (участника Великой Отечественной войны, капитана 1-го ранга):
«Когда нас везли с фронта в тыл, то в городе Мичуринске три эшелона с ранеными были направлены на юг, а наши два эшелона было решено отправить в Тамбов. Раненые из этих эшелонов возмутились. Помню, что я лежал с ранением в вагоне и слышал крики и ругань. Из-за этого раненые бойцы задержали отправку поезда на несколько часов. Они восстали, собрали митинг и не хотели подчиняться. Только после того, как им сказали, что в Тамбове есть выдающийся врач-хирург, который всех исцеляет, тогда народ успокоился и поехал в Тамбов…
Лука был немногословным, но обращался со вниманием. Подойдёт, погладит по плечу или по голове и спросит: «Ну как вы, голубчик? Всё ли хорошо?» Мы не имели нужной одежды, и когда приходилось выходить на воздух, то ничего, кроме подштанников, майки и халата, на нас не было.
Однажды весной, когда мы вышли из госпиталя на улице Пионерской посмотреть на Цну, то неожиданно увидели архиепископа Луку в окружении толпы. Несмотря на наш жалкий вид и свою занятость, Лука подошёл и стал спрашивать о самочувствии раненых. Он немного рассказал нам о реке Цне, о городе Тамбове, о котором приезжие бойцы знали немногое. ­Дважды мы встречались с ним на Набережной, и, когда провожали его, он рассказывал нам про Крым и главы из Библии. Меня приезжала проведать сестра, она была монахиней. А я до встречи с Лукой вообще был безбожником; мы с ней из-за этого не ладили  – я не хотел её видеть. Но после операции и общения с Лукой я смягчился; мы встретились с ней и примирились. Думаю, что она виделась с Лукой, так как в Тамбове жила целую неделю в ожидании встречи со мной. Можно сказать, что после встречи с Лукой я стал верующим православным человеком.

…У меня после ранения шесть или восемь рёбер были перебиты. В Тамбов привезли меня через месяц после ранения, и рана уже затягивалась. Но большими шприцами вытаскивали гнойные остатки. Осколки попали в лёгкое с правой стороны и в лопатку. Было опасно делать операцию и извлекать осколки; достаточно было и одного осколка, чтобы попасть на тот свет, а у меня их было три, и я был жив. Во многом благодаря тому, что до войны я трудился, работал на технике прицепщиком тракториста, здоровый был – «бугай»! Благодаря этому я три осколка и перенёс… Перед операцией вначале он один раз пришёл, посмотрел, потом два дня не являлся, потом привезли его, меня на операционный стол повезли, и он сделал операцию, он готовился к операции. Гениальность Луки была в том, что спереди не стал трогать рёбра, чтобы не разрушить костный каркас. Операцию сделал сбоку, обрезая рёбра. Так он придумал магниты; он один осколок из раны вытащил магнитом, потом стал рассекать, второй вытащил, а третий остался. Операция часов пять длилась, потому-то рёбра нужно было отпиливать или откусывать, да ещё и не хватило наркоза, и… медсестра Вера Тимофеевна просила, чтобы я матом не ругался. Многие фронтовики во время операций ругались, а Лука не терпел этого, у него начинали руки дрожать. Как мне сказали, я выругался только одним словом, и он потребовал, чтоб успокоили, и в этот момент сказал, чтобы ему скальпель в руки не давать…
Мне после госпиталя давали инвалидность и не пускали на фронт; я хотел сбежать… Лука, когда узнал об этом, потребовал, чтоб меня привезли к нему. Он сказал: «Дайте ему хотя бы вторую группу, так как у него нет, по сути, правого лёгкого – это тяжелее ранения, когда нет ноги». Но я не поехал к нему, а сбежал на фронт. А потом, когда я ещё раз вернулся после фронта, то профессор Лука уже ушёл от нас и стал главным консультантом эвакогоспиталей, а только в городе их было 24, а по области – около 50. Перед кинотеатром «Модерн», одноэтажное кафе, – там находился он как главный хирург-консультант, а потом там, где гостиница обкома была…
Никогда не забуду, как один раз после операции он пришёл в палату. Его сопровождала сестра моей жены Вера Тимофеевна Елагина… Она курила, поэтому всегда имела при себе папиросы. Старшая операционная сестра спереди стояла, а Вера Тимофеевна – сзади. Он приходит на второй день после операции проведать меня, специально приехал. (Он ещё был главным хирургом, а потом его сделали главным хирургом области.) Пришёл в палату с крестом. Я поднялся, он дал поцеловать крест. Потом спрашивает меня ни с того ни с сего: «Куришь?» А я не знал, что ответить. На фронте я не курил постоянно, но иногда, по обстановке, или в детстве было, ребята вот хулиганьё на улице – закуришь, ну что мы там курили – листья от семечек. Ни денег, ни табака не было. Я подумал, подумал и ещё ничего не успел сказать, а он старшей медсестре говорит: «Дай ему папиросу!» Она курящая была – сразу зажгла папиросу. Он забрал у неё папиросу и сразу мне в рот сунул. Как только я взял, он закрыл мне его. Рука у него мощнейшая была, закрыл ей мне рот. Я смотрю – из раны выходит столп плотного дыма. «Видишь?» – спрашивает меня Лука. «Вижу!» – отвечаю ему. «Через неделю, через две – на том свете будешь, или бросишь – будешь жить. Понятно?» – бескомпромиссно заявил он и сразу ушёл. Потом мне рассказывали, что он интересовался о моём здоровье и спрашивал, не курю ли я. Я и до этого почти не курил, а с той поры вообще не пью и не курю».

Тяжёлый труд архиерея не остался незамеченным, и в феврале 1945 года патриарх Алексий наградил архиепископа Тамбовского и Мичуринского Луку высшей церковной наградой – правом ношения бриллиантового креста на клобуке.
В декабре 1945 года консультант эвакогоспиталей врач-хирург профессор В. Ф. Вой­но-Ясенецкий был награждён медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». При этом архиепископ произнёс речь, от которой у партработников волосы встали дыбом: «Я вернул жизнь и здоровье сотням, а может, и тысячам раненых и наверняка помог бы ещё многим, если бы вы не схватили меня ни за что ни про что и не таскали бы одиннадцать лет по острогам и ссылкам. Вот сколько времени потеряно и сколько людей не спасено отнюдь не по моей вине». Председатель облисполкома стал было говорить, мол, надо забыть прошлое и жить настоящим и будущим, на что владыка Лука ответил: «Ну нет уж, извините, не забуду никогда!»
В 1944 году вышла из печати новая книга В. Ф. Войно-Ясенецкого «Поздние резекции при инфицированных огнестрельных ранениях суставов»; в 1946 году – второе издание книги «Очерки гнойной хирургии». За эти книги профессор Войно-Ясенецкий был награждён Сталинской премией I степени (1944 г.).
Что интересно, когда о. Лука приступил к написанию книги «Очерки гнойной хирургии» (за которую в 1946 году ему и дали Сталинскую премию), вдруг у него появилась крайне странная неотвязная мысль: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа». Так впоследствии и случилось.
В следующем году диплом и денежная премия были вручены. В предисловии ко второму изданию книги «Очерки гнойной хирургии» владыка Лука пишет: «Достигнута главная моя цель – привлечь внимание врачей к гнойной хирургии, показать, что она не скучное и неприятное дело, а чрезвычайно важный отдел хирургии, полный глубокого научного интереса и очень нелёгкий в отношении диагностики и оперативного лечения».
Архиепископ Лука всю жизнь был чуток к чужим бедам. Большую часть своей Сталинской премии он пожертвовал на детей, пострадавших от последствий войны, устраивал обеды для бедных, ежемесячно рассылал денежную помощь гонимым священнослужителям, лишённым возможности зарабатывать на хлеб. Однажды он увидел на ступеньках больницы девочку-подростка с маленьким мальчиком. Выяснилось, что их отец умер, а мать надолго положили в больницу. Владыка повёл детей к себе домой, нанял женщину, которая приглядывала за ними, пока не выздоровела их мать.
«Главное в жизни – делать добро. Если не можешь делать для людей добро большое, постарайся совершить хотя бы малое», – говорил Лука.
В феврале 1946 года известный московский скульптор С. С. Юдин обращается к архиепископу Луке с просьбой позировать скульп­тору М. П. Оленину для портрета. ­Согласие было получено, и скульптор приехал в Тамбов.
Сегодня бюст В. Ф. Войно-Ясенецкого украшает галерею выдающихся хирургов в Научно-исследовательском институте скорой помощи имени Н. В. Склифосовского в Москве.
Апрель 1946 года стал наивысшей точкой популярности хирурга и архиепископа Луки. О  нём много рассказывает светская и церковная пресса, художники пишут портреты.
Оценивая в целом «тамбовский» период жизни архиепископа Тамбовского и Мичуринского, врача-хирурга, профессора медицины святителя Луки (Войно-Ясенецкого), следует отметить, что он очень короткий, но уникальный. Период, когда ему удалось совмещать ипостаси священника, учёного, врача и созидателя наиболее активно, гармонично и продуктивно. По этой причине и считают Луку настоящим «тамбовским» святым.
Мощи святого Луки были обретены 22 ноября 1995 года. В том же году определением Синода Украинской православной церкви архиепископ Лука был причислен к лику местночтимых святых. А в 2000 году Архиерейский собор Русской православной церкви прославил священноисповедника Луку в сонме новомучеников и исповедников Российских XX века.

Анатолий ТРУБА