«Север» идёт на восток
Андрей ОБЪЕДКОВ
Андрей Юрьевич Объедков родился 8 июля 1971 года. Окончил филологический факультет Мичуринского государственного педагогического института и Волгоградский юридический институт МВД России. Служил в органах внутренних дел, майор внутренней службы в отставке. Член Союза писателей России и Союза журналистов России. Лауреат литературных премий имени И. Г. Рахманинова, имени генералиссимуса Суворова и других.
Лето 2021 года. Луганская Народная Республика. Ополчение, созданное из местных жителей, защищает территорию от украинских националистов. Бой, взрывы, в окопе два человека: Василий по кличке «Зек» и Анатолий Яско. Они слышат по рации голос командира: «Боеприпасы у нас кончились. Следующую атаку отбить не сможем. Вызываем огонь на себя!» Вскоре двое бойцов видят, как около того места, где должен находиться их командир, – взрывы. Яско предполагает, что, наверное, это была его последняя команда. Взрывы замолкают, и они ползком направляются к тому месту, где только что было огненное месиво. Они видят тело командира, Яско осматривает его: пробило глаз осколком, но живой. Они оттаскивают его в безопасное место, к счастью, там был боец на машине, с которым отправляют раненого в госпиталь.
– Это хорошо, что спасли командира. Но плохо, что мы остались вдвоём, – произнёс Яско.
– Надолго ли нас хватит? Гляди, как бьют, откуда только берут? – недоумевает Василий.
– Да у них на складах с вооружением со времён советской власти сколько осталось боеприпасов: СССР распустили, армию поделили, оружие оставили себе, – со знанием дела говорит Яско.
Он начинал служить ещё при Советском Союзе в Военно-морском флоте и считал, что для мужчины нет ничего достойнее, чем защищать свою Родину. С болью он воспринял в 1991 году известие о распаде Советского Союза. Его всё возмущало, что решение о роспуске Советского Союза вместо руководителей 15 союзных республик принимали только главы трёх славянских республик: России, Белоруссии и Украины. И тогда от мнения Яско ничего не зависело. Да что только мнение одного человека! Президенты России, Украины и Белоруссии вытерли ноги о мнение более чем четырёх пятых населения Советского Союза, которые высказались на мартовском референдуме 1991 года о сохранении Советского Союза. Кто ожидал такой заподлянки? Где справедливость? Почему судьбу большинства решает меньшинство? Почему они не пригласили руководителей остальных 12 республик?
– Да, согласен, три прибалтийские: Эстония, Литва и Латвия – точно проголосовали бы против, но остальные… – подтвердил мысль Яско Василий.
– Хотя я тоже не согласен с этим решением, но у меня есть своя версия, почему судьбу ядерной сверхдержавы решали только представители именно этих республик. Ведь в декабре 1922 года на I Всесоюзном съезде Советов решение о создании СССР принимали только четыре республики: РСФСР, Украинская и Белорусская социалистические республики и Закавказская Федерация. Закавказской Федерации нет уже несколько десятилетий – распалась ещё до начала Великой Отечественной войны, а вот Россия, Украина и Белоруссия остались. И они вершили судьбу когда-то созданного ими детища, – высказал свою точку зрения Яско.
– Но для чего проводили референдум? Фикция? – негодовал Василий.
– Ещё в середине XIX века Фёдор Тютчев написал: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…» Как видишь, за полтора века ещё ничего не поменялось, – констатировал Анатолий.
Василий осмотрелся вокруг: вроде немного стихло, достал из кармана сплющенную пачку, из которой вынул одну сигарету и поинтересовался:
– Будешь, Толя?
– Да я же не курю. В молодости немного баловался, да не понравилось. Вася, давно я хотел у тебя спросить. Вот уже несколько месяцев за тобой наблюдаю, и ты практически всех называешь по именам, хотя у нас принято по позывным. Почему? Вроде как военная дисциплина…
– Ну ты должен был заметить, что по именам называю практически в уединённых местах, при личных беседах. А в остальных случаях, как и положено, по позывным. Но если честно, то недолюбливаю я эти позывные. И не из-за того, что у меня вроде бы неблагозвучный «Зек». А из-за того, что эти позывные похожи на клички собак. Или как в зоне погоняла у заключённых. Но мы же люди. Помнишь, как у Горького: «Человек – это звучит гордо!» А раз так, то и должны мы обращаться друг к другу уважительно, по имени, данному родителями. – Василий сделал несколько затяжек и вскоре спросил: – Анатолий, а сколько у тебя осталось патронов?
Яско проверяет свой рожок и констатирует, что в наличии только пять штук.
– А у меня ни одного не осталось. – Зек вновь сделал затяжку, чувствуя, что им не отбиться, и продолжил: – Конец нам, Толя. Напоследок скажи: а зачем ты сюда приехал?
– Банально будет звучать, но приехал, чтобы защищать русских людей, моих земляков. Если мы не остановим этих националистов здесь, то следующей будет моя родная Воронежская область, где я родился. Бандеровцы обязательно постараются пройти туда…
Анатолий стал объяснять, что он долго раздумывал на эту тему. Ведь он воспитывался в интернате, где были жесточайшие условия. Но Яско был благодарен педагогам, которые приучили подростков к жизни, – именно их стараниям он всё умеет в бытовом плане, не боится ничего. Поэтому и пошёл служить.
– Интересные вещи говоришь, но в тюрьме же то же самое – тот же мужской коллектив, но обстановка по сравнению с армией как небо и земля. Если помнишь, за военных все девушки мечтали выйти. А я хоть и умею всё делать, но никого не заманишь женитьбой, если сразу сказать, что бывший зек, – всех отпугивает. Я очень жалею, что в школе не попал в нужную струю, а ведь я любил читать, как ни странно, хотел стать писателем, но связался с дурной компанией. Но теперь до смерти не отмыться…
– Не переживай, если пошёл воевать за страну, то значит, не пропащий, всё изменится, – успокаивал Анатолий.
– Если свои бывшие грехи хоть как-то могу искупить нынешними делами, то вот эти татуировки точно не отмыть мне вовек, – Зек показывает на руки.
– Кстати, вернёшься с фронта – можешь мемуары писать, я считаю, рассказы очевидцев очень важны. А ты не пробовал уже делать наброски? – поинтересовался Яско. – Я знаю, что многие писатели ведут дневники, из которых потом рождаются рассказы или повести.
– А ты, наверное, сам пробовал писать?
– Если честно, нет, но литературой интересовался всегда. И знаешь, что подтолкнуло? Город, в котором я рос. Я уже потом осознал, что есть, может, и небольшие города, но они обладают какой-то заряжающей силой, в них рождаются и живут творческие люди, которые могут «заразить» других.
– А ты из какого города?
– Из Острогожска в Воронежской области. Очень живописный городок, расположен на холмах. Я любил бродить по нему и любоваться на реку Тихую Сосну. Сейчас у нас на пересечении улиц Крамского и Прохоренко стоит шикарный памятник художнику Крамскому. Он сидит на стуле, а в руках палитра с кисточкой, – Анатолий сделал паузу, всматриваясь вдаль. – Притягивает к себе памятник. И ведь в детстве часто видел изображения «Портрета незнакомки» Крамского – его часто печатали в журналах, газетах. Но в голову никогда не приходило, что написал такой замечательный портрет мой земляк. А когда наконец-то дошло, то не поверил, что я хожу по тем же самым улицам, по которым ходил известный человек, которого знала не только вся страна, но и весь мир…
Василий в этот момент преобразился в философа и стал рассуждать, что, наверное, наша беда в том, что мы мало обращаем внимание на окружающих – погружены в собственные заботы, дела.
– А нет, чтобы пообщаться, побеседовать, – высказал свою мысль Василий. – Не зря же говорят, что после Великой Отечественной войны люди жили беднее, но веселее.
Яско подтвердил, что однозначно надо бы побольше общаться, узнавать больше друг о друге:
– И знаешь, какое открытие я сделал? Это, наверное, моё сугубо личное мнение, но жизнь в какие-то периоды бывает серой. И настоящие таланты это отображают и передают. Когда я в первый раз побывал в Третьяковской галерее, то, грешным делом, подумал: куда я попал? Вроде висят все известные картины, но какие-то серые. Стал читать о художниках, их переписку, что-то осознавал. А потом в следующую свою вылазку в Третьяковку уже смотрел на картины другими глазами. Тот же «Портрет незнакомки» – красивая женщина изображена! Но фон-то серый… То ли показывал серую жизнь обывателей?
– Знаешь, а ты на хорошую мысль навёл, – неожиданно для себя продолжил Василий. – Я в Мичуринске видел большую картину местного художника Александра Ярославцева, как Крамской пишет Иисуса Христа. Тоже эта полутораметровая в высоту картина сделана в чёрно-серых тонах. Но здесь чуть другое. В церквях, я заметил, внутри тоже порой расписано в тёмных тонах. Эти тона больше подавляют, подталкивают к смирению.
Яско подтвердил, что есть в этом логика: в церкви главный – священник, он читает молитву, произносит проповедь, и все должны слушать его, он там как главнокомандующий – никто и ничего не должно отвлекать от молитвы. Ведь зрение в первую очередь обращает внимание на яркие цвета. Так что однотипный серый цвет не отвлечёт от слов священника.
– Согласен, – кивнул Зек. – А знаешь, почему я завёл разговор про Мичуринск? Я ведь родом с Тамбовщины. И Мичуринск – это тоже родина многих известных людей. В том числе и художников. Кстати, Александр Михайлович Герасимов, первый президент Академии художеств, там родился, каждое лето приезжал в свой дом. И когда нас из школы водили в его дом-музей, то обращал внимание на его красочные картины – нравились они. Кстати, картину «Мокрая терраса» он нарисовал именно там, в своём мичуринском доме. И она публиковалась как иллюстрация в учебнике русского языка. Помню, как мы даже сочинение по ней писали. Гордился в детстве, что из нашего города вышла знаменитость, – продолжил Вася.
– Ты говоришь, Мичуринск? Не поверишь, у нас общий земляк есть – Василий Кубанёв, – вспомнил Яско.
– Тёзка. Не слышал про такого, – отреагировал быстро Василий.
– Немудрено. Он прожил всего 21 год, умер в 1942 году.
– На войне погиб?
Анатолий объяснил, что не совсем: работал в острогожской газете «Новая жизнь», а когда началась Великая Отечественная, весь коллектив редакции пошёл подавать заявления в военкомат… Кубанёва не брали, так как у него зрение было плохое.
– На медкомиссии говорили, что не возьмут, так как у него один глаз видел на 80 процентов, а второй – на 20. А Василий шутил: 80 и 20 – в сумме 100, значит, зрение стопроцентное… – рассказывает Яско. – И добился своего, зачислили в лётное училище на стрелка-радиста. Участвовал даже пять дней в обороне Москвы, а потом заболел, лежал в госпитале. Я как-то встречался с его сестрой, когда она приезжала в Острогожск, она рассказывала, что брат, когда приехал домой, читал врачу стихи, а тот записывал их в историю болезни. Вот бы найти эту историю болезни… Но он меня поразил тем, что погибал трижды…
– Такое невозможно! У него что, как в компьютерной игре, было три жизни?
– В это трудно поверить, но это так, – утвердительно произнёс Яско. – Первый раз он умер естественной смертью, когда его отправили из госпиталя домой. Он, приехав в начале 1942 года в родной Острогожск, не смог сидеть дома, хотя был прописан постельный режим, а пошёл в редакцию и напросился в командировку в село. Естественно, добирался пешком в жуткий мороз. Ещё сильнее подорвал здоровье и умер 6 марта. До сих пор ходят легенды, что его пришло хоронить чуть ли не полгорода, так как его знали по репортажам – он ухитрялся бывать везде. Но вскоре город начали бомбить немцы, и одна бомба попала в дом Кубанёвых, где хранился целый мешок рукописей. Представляешь, что парень прожил всего 21 год, а успел написать целый мешок?
К слову, потом многие рукописи находились, и из того, что осталось, можно издать четырёхтомник. Прикинь: если большая часть погибла, а из оставшегося можно издать четыре тома – сколько же он мог написать, если бы остался жить… – произносил с горящими глазами Анатолий. – Ну а третьей его смертью можно считать попадание фашистской бомбы в его могилу. Уже мать с друзьями, чтобы как-то увековечить место гибели, привезли 20 подвод песка и поставили старый купеческий памятник, на котором высекли афоризм Кубанёва: «Либо совсем не гореть, либо гореть во всю силу!»
– Гениально сказано, лучше и не придумать. А как же он восстал из пепла? – задал логичный вопрос Василий.
Яско зашёл издалека и напомнил, что в Острогожске было много творческих людей. Так вот, в предвоенные годы в редакции был такой сильный состав – там работал Николай Сергеевич Гамов, который был потом специальным корреспондентом центральной газеты «Советская Россия». Работал Борис Иванович Стукалин, который потом редактировал воронежскую областную газету, уехал впоследствии в Москву, работал в Центральном комитете Коммунистической партии Советского Союза, возглавлял Комитет по делам книгоиздания, то есть был книжным министром, избирался депутатом Верховного Совета СССР. А заканчивал свою карьеру послом Советского Союза в Венгрии. Интересно, что в Острогожском районе в предвоенный период работал агрономом Гавриил Николаевич Троепольский.
– Да-да, тот самый известный писатель, который написал «Белый Бим Чёрное Ухо». Но не все знают, что он вывел около 20 сортов проса и начинал писать статьи на агрономические темы – и приносил их именно Кубанёву, который как раз в то время работал редактором сельскохозяйственного отдела. Именно Кубанёв обратил внимание на Троепольского и советовал подготовить книгу, – рассказывал Яско.
А Зек слушал открыв рот и подтвердил, что интересные переплетения. Яско продолжал, что Стукалин в самом конце войны приехал в Острогожск с фронта в краткосрочный отпуск и узнал, что Кубанёв умер, – нашёл его мать и сестру. Маленькая Маша наизусть вспомнила две миниатюры брата, и он записал их. Узнал, с кем переписывался брат. Борис Иванович стал обращаться к знакомым, собирал так по чуть-чуть какие-то рукописи, перелистал подшивки и переписал стихи, которые там публиковались.
Зек внимательно слушал, но никак не мог понять: почему Кубанёв – их совместный земляк?
– Ты всё время рассказываешь про Острогожск. А я же родом из Мичуринска… – напомнил Василий.
– Тоже интересная история про семью Кубанёвых: вначале они жили в селе Орехово, отца раскулачили, отправили на Соловки с женой и маленькой дочерью, а Вася остался у тёти. Так как отец был человеком грамотным, то и в лагере был бухгалтером. И как-то сумел выбраться оттуда. А чтобы односельчане не спросили, мол, почему так рано вернулся, часто менял место жительства. И вот в 1937 году Кубанёвых занесло в Мичуринск, Вася учился там в выпускном классе первой школы, печатался в «Мичуринской правде».
Зек успел вставить, что интересные вещи узнаёт, и продолжал слушать, как Яско рассказывал о дружбе Кубанёва с Тасей Шатиловой.
– Кубанёв по ночам писал Тасе письма и отправлял. Представляешь: за год написал 200 писем. К сожалению, их дружба прекратилась, когда семья Кубанёвых переехала в 1938 году в Острогожск.
– Неужели эти письма тоже погибли?
Яско обрадовал: эти письма сохранились. И история их находки тоже очень интересна.
– Николай Сергеевич Гамов, про которого я уже упоминал, писал книгу «Ленин и Воронежский край» и приехал в музей Ленина в Москве, поинтересовался у экскурсовода историей одной телеграммы, посланной Владимиром Ильичом в Острогожск, – продолжал Яско. – Та спросила, почему мужчина интересуется именно Острогожском. Гамов ответил, что он родом оттуда. Тогда женщина переспрашивает: “А вы случайно Васю Кубанёва не знаете?” Гамов, чуть не подскочив, ответил: “Так это же мой друг”. Тогда экскурсовод повела в свой кабинет, достала пачку писем, перевязанных ленточкой, на конвертах почерк Кубанёва. Оказалось, что это и есть Тася Шатилова, с которой поэт дружил в Мичуринске.
Зек вновь достал сигарету и произнёс:
– Как закручена судьба! Про такие истории книги надо писать. Вот это романтическая любовь! Вот чего сейчас не хватает в нашей литературе. Было бы неплохим продолжением «Дикой собаки Динго». А то в 1990-е годы надоел секс: и в кино, и в литературе. Вспомнишь героя Вицина в фильме «Не может быть!», как он повторял: «Романтики не хватает».
– Да я Кубанёва считаю героем нашего времени. Если у Лермонтова произведение про героя XIX века, Кубанёв – герой XX века. А сейчас на этой войне появляются уже герои XXI века.
Зек выразил уверенность, что про эту войну тоже появятся книги, лейтенантская проза никогда не умирает. И Яско высказал мысль, что нужны современные летописцы.
– Кстати, а ты как прибыл на фронт? Что сподвигло? – не удержался Анатолий.
– Да я такую жизнь прожил, что должен тысячу раз перед людьми извиниться. Грехов у меня много: воз и ещё тележка… И не маленькая, как в пословице.
– Ты хоть сам это осознаёшь о своих поступках и стыдишься. И это хорошо, это, считай, как награда у тебя – осознание своих грехов.
Но Зек только буркнул, мол, какая это награда…
– Не скажи, я встречал людей – настоящих трусов, которые прятались за спины других в опасные моменты, но потом за настоящих героев получали награды. Вот служил я на Камчатке, произошёл тогда у нас взрыв боеприпасов, расчищали вместе с МЧС поле. Знаешь, большинство из нас вышли, не испугавшись, что подорвёмся, и очищали территорию. А один, гад, спрятался под машину и пролежал всё время. А потом, когда приехало начальство для раздачи побрякушек, то первым вызывают его и вручают орден. А меня вызвали самым последним и вручили медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-й степени. Так я подошёл к этому гаду, посмотрел в глаза и спросил: «Тебе самому-то не стыдно?» Он только ухмыльнулся. Вот меня за правду начальство не всегда жаловало.
В это время Василий поднёс руку к ремню, отцепил лимонку и произнёс, что жизнь – суровая штука. И оценит каждого по заслугам.
– Но я сейчас хочу немного вернуться к реальности. Неизвестно, сколько нам ещё в тишине сидеть. Скажи, Толя, ты сможешь этой наградой подорвать нас двоих в случае чего? Меня и себя?
Яско не слукавил: сможет. Тогда Василий огорчённо вздохнул, произнеся:
– А я вот не смог бы. Даже не знаю почему. Может, морально слабоват? Кишка у меня тонка… Давай поступим так: отдай мне все свои пять патронов, а я отдам тебе гранату.
Яско одобрительно кивнул головой, мол, каждый из них должен сделать именно то, что точно может сделать. Василий также достал из кармана нож и попросил напарника взять его.
– А его-то для чего?
– Если бандеровцы увидят у тебя в руках гранату, то начнут сразу стрелять ещё издали. А это значит, что завалят раньше времени. А нам надо, чтобы мы погибли, уложив побольше этих националистов. Поэтому в руках лучше держать нож. Он для них всё равно пластмассовая безделушка, а значит, захотят поиграться с тобой, как кошка с мышкой, а потом уже и прикончить. Значит, они сначала, когда увидят в руке нож, попытаются взять нас в плен, подойдут поближе. Вот в этот момент можно и рвать кольцо у гранаты. Так что ты её пока спрячь под рукав или куда удобнее.
– Толковый план, – констатировал Яско.
Вскоре началось наступление, со всех сторон раздавались стрельба, взрывы. Василий поинтересовался:
– Страшно?
– Страшно воевать? Или страшно выстоять? Ты же сам, Василий, понимаешь, что не боится только идиот. Но и слабаки здесь не остаются. Сколько человек, не выдержав игры нервов, уезжали домой. Таких были единицы, но они были. А те, кто остался, всё-таки не струсил… может постоять. И за себя, и за страну…
Василий объяснил, что не то имел в виду: не страшно умирать? На это Анатолий ответил кратко: не страшно. Тем более что он знает, что сегодня не умрёт.
– Ясновидящий, что ли? – усмехнулся Зек.
– Да какой я, к чёрту, ясновидящий, – улыбнулся в ответ Анатолий. – Но знаешь, несколько раз в жизни со мной происходили вещи, в которые просто трудно поверить. Если бы это было не со мной, то сам не поверил бы. Но ко мне являлись святые. Скажи кому-нибудь это в нормальной обстановке – осмеют, наверное. Но здесь, в окопе, мне уже и терять нечего, даже боеприпасов нет. Но я точно знаю, что сегодня не умру, потому что уже знаю день своей смерти.
– Э, даже интересно. Расскажи, пожалуйста. Я-то точно смеяться не буду, – пообещал Вася.
– Мы-то с тобой выходцы из советской эпохи. Помнишь, что тогда всё общество наше было атеистическим? – зашёл издалека Яско.
А Зек только и ответил: как не помнить, ведь в школе сначала были октябрятами, пионерами, комсомольцами. Вася вспомнил, как классе в пятом или шестом накануне Пасхи классная руководительница проводила с учениками профилактическую работу. Ведь, как ни странно, в коммунистическом обществе много взрослого населения России всё равно готовилось к православному празднику: красили яйца, пекли куличи, носили их святить в церковь. И классуха тогда всё втирала, что ученики не должны ходить со взрослыми в церковь, мол, нельзя терять облик пионера. Да ещё припугивала: около церкви будут дежурить комсомольцы и, увидев школьников, станут допытываться, из какой школы и класса, а потом сообщат директору. И самое интересное, что такое воспитание давало эффект. Много молодёжи было атеистами.
– Вот и я не верил, что есть Бог, – продолжал Яско. – А когда служил на флоте, то, будучи мичманом, всегда тоже проводил с матросами беседы о религии, особенно если у кого видел на теле крестик. И не скажу, что это было надуманно, я ведь искренне верил в коммунистическую идеологию – нравилась мне, в кармане лежал партийный билет – был членом Коммунистической партии Советского Союза.
Но потом в жизни Анатолия произошло три случая, в которые трудно было поверить. И предсказание о смерти было в третьем…
– Ну что ты тянешь-то? – торопил Василий. – Ведь интересно узнать: ты, может, сегодня и не помрёшь, а у меня никакого предсказания не было. А кругом вон пули летают: туда-сюда, туда-сюда.
И Яско начал рассказать всё с первого случая, чтобы понятней было. Первый случай произошёл давным-давно, когда Анатолий только отслужил на флоте, тогда был старшиной. Дежурил он как-то в наряде и поздней ночью шёл проверять посты на корабле. Погода стояла тогда ужасная, штормовая. Пошёл проверять: не смыло ли кого в воду? И на корме обнаружил доходягу матросика. Он был синим, кожа вся пупырчатая, как будто динозавр.
– Стою и понимаю: если оставить здесь, на морозе, – точно загнётся, – вспоминает Анатолий. – Даже сердце ёкнуло, сжалился, сказал, чтобы шёл в кубрик и отогревался, а я сам заступил за него подежурить.
Паренёк приложил руку к шапке, произносит «есть», а получается что-то невнятное, зуб на зуб не попадает. Скрылся он, а Яско вместо него стоит на посту, темень непролазная. Так прошло около получаса. И вдруг неожиданно блеснули полоски северного сияния, ночь прямо на глазах стала отступать, Яско даже присел от неожиданности. Что творится?
– Поднимаю голову наверх и вижу… Бога! – продолжает Анатолий. – Как на иконе, но живой. Если бы не со мной было – не поверил бы, если кто-то рассказывал бы. Как в «Неуловимых мстителях» герой Савелия Крамарова ответил бы: «Брехня». И, что самое главное, стою я, атеист, и вижу Бога. Он передо мной с крестом, смотрит на меня, а я падаю на колени и начинаю молиться, вроде бы искупая свою вину, что не верил в Него и открещивался во всей предыдущей жизни.
И ведь на тот момент он не знал молитв, только хотел искупить свою вину, что не верил в Бога. Но потом всё-таки начал читать молитвы, хотя ни одной до этого не знал.
– Сам тогда не понял, откуда знаю, просто молился и читал молитвы, можно сказать на автомате, наверно, восполнял пробел всей своей предыдущей жизни, – вспоминал Яско.
Василий воспринял весь рассказ серьёзно и вспомнил своё детство, когда чаще проводил время с бабушкой, которая верила в Бога.
– Конечно, перед разными людьми ты можешь вести себя по-разному: на работе ты один, дома – другой, но в душе не можешь раздваиваться, – высказал свою точку зрения Василий. – Перед самим собой ты не можешь быть разным. Конечно, у меня был период, когда сомневался, есть Бог или нет. Хотелось кого-то попросить о помощи, но не было близких людей. И вот как раз в такие минуты я понял самое главное: пусть Бог и дух, но Он всё выслушает и поймёт. А ты высказываешься, и тебе легче становится. Его можно попросить о любой помощи, и Он не откажет. Пусть не выполнит, но у тебя останется надежда, что это когда-нибудь произойдёт. Знаешь, в детстве мы все романтики, любим сказки, верим в них и думаем, что все ситуации в сказке повторятся в нашей жизни. А потом человек вырастает. Вроде бы верить в сказки как-то не по взрослому, они же написаны для детей… Но мне кажется, каждый человек должен верить во что-то. И религия – это та самая хорошая сказка для взрослых. И я считаю правильным, что сделали веру. Взрослому человеку нужно верить. Как говорится, кто верит, тому Бог и помогает, а кто не верит – тому не помогает.
– Как я понимаю, ты тоже веришь, и всё-таки что-то тебя подтолкнуло к этому?
Василий начал вспоминать, что в юности он не осознал веры, а уже взрослым анализировал, что с ним происходило в определённые моменты.
– Помню, учился я в профтехучилище, как-то накануне Нового года не заладилось у меня в личной жизни – бросила девушка, не ладилось и с учёбой – нахватал двоек. Товарищи пригласили отмечать Новый год в компании, где обещали познакомить с девчонками, а я слёг, температура была ужасная – сорок градусов. Был в бреду. А тут подходит бабушка, подносит маленькую иконку Николая Чудотворца и говорит: «Помолись ему и поцелуй». А сам знаешь, как раз переходный возраст, нужно сделать всё поперёк. Хорошо, что слаб был и не успел ничего плохого наговорить пожилому человеку, – вспоминает Василий.
Зек рассказал ещё историю о бабушке, как она по молодости жила в деревне, муж умер через два года после окончания Великой Отечественной – поэтому всем хозяйством и огородом приходилось заниматься одной, а на руках ещё двое мальчишек, один из которых – будущий отец Василия. И вот бабушка говорит, что прихватил её как-то радикулит: спину не разогнуть. Что делать? Конечно, родственники перехватили на некоторое время детей, но просить хозяйством заниматься язык не поворачивается – у всех свои огороды. А на кухне висит икона, стала молиться. Заснула ночью, и снится сон, как приходит старец с белой бородой. Бабушка сразу узнала, что это Николай Чудотворец, который сообщил: «Ты веришь в Бога и в церковь ходишь регулярно – заберу я от тебя болезнь. Но сляжет вместо тебя соседка через дорогу – Клавдия». Проснулась бабушка и удивилась: ничего не болит, встала с кровати как ни в чём не бывало. Бежит к соседке Клавдии, а у той глаза на лоб. Мол, как это так: вчера с кровати не могла подняться, а сегодня бегаешь? Бабушка рассказывает свой сон, а та не верит, только махнула рукой и пошла в огород. А вечером прихватил её радикулит.
– Вот после её рассказа я как-то сам непроизвольно потянулся к иконке, поцеловал, – вспоминал Василий. – А бабушка протянула мне «Живые помощи» и попросила, чтобы я всегда их носил с собой, сказала, что они всегда будут мне помогать. И не поверишь: утром, так же как и она, я чувствовал себя здоровым. Не случись это со мной, тоже не поверил бы. Вот и ношу бабушкины «Живые помощи». Кстати, мы отвлеклись на меня. Чем у тебя история на корабле закончилась?
– Да про корабль практически рассказал, долго ли я молился, не знаю, – продолжил Анатолий. – Но помню, что погода успокоилась, дежурство подошло к концу, нас сменили. Но, естественно, я об этом ночном случае никому не рассказал – подумал, что меня сочли бы ненормальным и отправили бы в психушку.
Если в советские времена упомянуть, что тебя навестил Бог, – точно светила бы психушка. Но Яско стал молиться втайне. И, что самое интересное, потом к нему ещё дважды приходили святые.
Василий попросил рассказать ещё и о двух других случаях: он впервые слышал, чтоб к одному человеку трижды являлись святые. Анатолий продолжал рассказывать:
– Второй случай произошёл, когда я уже служил на Камчатке. Иду как-то в Петропавловске к автобусной остановке. Погода ненастная, да ещё автобусы стали ходить плохо, интервалы большие. На улице суета, народу много, толкаются. Как достала эта суета, хотелось остановиться на миг, поднимаю глаза наверх, а там Богородица. И, что самое интересное, я вижу Её отчётливо, а проходящие люди ничего не видят. Они ещё толкают, говорят, что застрял, мол, проходу мешаю. А я смотрю на Матерь Божию и не могу оторвать глаз. Я точно видел такую на иконах, а тут вживую – на небе. Опять я был тогда в какой-то прострации, не понял, сколько по времени стоял. Но как-то одновременно изображение стало исчезать и появился автобус – нужно было садиться. Ноги у меня двигались уже на автомате, а голова и душа были под впечатлением. Знаешь, какое-то тёплое ощущение, что я побывал в раю, какая-то благодать навеяла.
Василий только махнул головой, мол, понимает его. Ведь не зря говорят – есть намоленные места, где чувствуешь себя хорошо и душа отдыхает…
– Есть вроде бы красивые храмы, но подойдёшь к иконам, помолишься, а в душе ничего и не встрепенётся. А бывает, что переступишь порог какого-то храма, и уже с самого начала в душе какой-то подъём начинается. И хочется сразу молиться. Наверное, вот такие и есть намоленные храмы. Кстати, а какой третий случай был у тебя? – не отставал Василий.
А Яско продолжал вспоминать, что, когда ушёл в отставку, обосновался на родине, в Острогожске, но что-то применения себе там не нашёл. Да и кочевая жизнь сказывалась. Когда служил на флоте, уходил в поход и несколько месяцев был в мужском коллективе, занимался охраной государства. То есть работа была на первом плане. Домой попадал на чуть-чуть. Тем более Острогожск небольшой городок. И решил поехать в Москву, устроился работать у руководителя Коммунистической партии и депутата Государственной Думы Геннадия Андреевича Зюганова.
– Он мне выделил небольшой дом, который стоял на его участке, – говорил Яско. – Там я жил. И вот как-то сижу вечером на кровати, делаю что-то. А отмечу, что это был конец 2013 года. И вдруг замечаю, что одна стена в моей комнате отодвигается. Первая мысль – апокалипсис. Решил, что всё, сейчас окажусь в руинах. Но нет, стена отодвинулась, а остальные три стены стоят, крыша тоже на места. А через свободное место заходят три старца и начинают говорить на старославянском языке. Хотя я на нём не разговаривал и никогда не слышал, но я явно осознаю, что это старославянский язык, всё понимаю и начинаю отвечать старцам тоже на старославянском языке.
– А о чём вы тогда говорили? – выразил неподдельный интерес Зек.
– Старцы сказали, что специально пришли ко мне, чтобы я убедил Зюганова насчёт того, чтобы он пролоббировал вопрос присоединения Крыма к России. А если я не исполню это или Геннадий Андреевич не сделает то, что нужно, – то нам обоим держать ответ перед Богом.
– А почему же они сразу к нему не пришли?
– Этот же вопрос и я им тоже задал. Говорю, мол, вам проще к нему сразу напрямую подойти. А они отвечают, что нет, мы должны к руководству страны подходить через простых людей.
Может, это и правильно: если посмотреть историю нашей страны, то всё равно можно узреть, что судьбу государства в ответственные моменты решал народ. Ведь мы, русские, долго запрягаем, но быстро скачем…
– И что же, ты поговорил с Зюгановым? – уточнил Василий.
– Знаешь, непросто давалось для меня решение. Долго сомневался: стоит ли подходить? Геннадий Андреевич – нормальный мужик, но вдруг сочтёт меня сумасшедшим. Несколько дней ушли на раздумье. Но решил не кривить душой, пусть будет как будет: если сочтёт сумасшедшим и уволит – так тому и быть, но я свою миссию выполню. И, как ни странно, Зюганов выслушал и отреагировал спокойно. Сказал только спасибо. Но по его глазам понял, что он поверил мне. Правда, я потом ни разу не спрашивал о его действиях. Да и кто я такой, чтобы он отчитывался передо мной? Но я думаю, что он должен был проявить дипломатию и высказать эту мысль президенту или на заседании Государственного Совета. Я знаю, что Геннадий Андреевич пользовался там уважением.
Но как ни крути, а присоединение Крыма к России произошло. Да, факты упрямая вещь: сейчас скажи кому – не поверят (а может, и засмеют), что из-за старцев и лидера КПРФ был решён этот вопрос. Но…
– Кстати, ты говорил, что именно в третьем случае было предсказание о твоей смерти, но ты пока ничего об этом не упомянул, – вернулся к основной мысли Василий.
– Да, старцы мне это предсказание и сделали. Мы тогда говорили о судьбе Крыма, защите русских, они говорили, что я тоже должен стать на защиту соотечественников и умру в бою. И сказали число, когда это произойдёт, – 9 мая. Правда, год не сказали. Но сегодня точно не май и даже не весна, – утвердительно сказал Яско.
Василий посоветовал тогда 9 мая никуда не соваться, но Яско запротестовал, мол, такого никогда не будет, чтобы он специально отказывался от участия в бою. Лучше умереть в честной схватке, и честное имя для него превыше всего.
– Да, а я пришёл воевать сюда затем, чтобы смыть по возможности свои грехи. Во всяком случае на душе у меня легче оттого, что если и умру, то не как крыса, а как честный русский солдат, – продолжил мысль Зек. – Кстати, ты из-за предсказания старцев не остался работать у Зюганова?
– Да, и из-за предсказания. Но, в принципе, это и мои убеждения: мы же в самом начале об этом говорили. Помнишь, что потом началось на Донбассе после Крымской весны 2014 года? А ведь Донбасс – это русский регион, там у меня много знакомых. Тем более я с моим опытом как мог не поехать? – В этот момент мужчины вновь услышали стрельбу.
– Ну вот, началось. Наш выход. Посмотрим: останемся живы или нет, но долг свой должны выполнить. Значит, действуем по нашему плану? – увидев утвердительный кивок Яско, Василий продолжил: – Значит, как и договорились. Гляди, как прут на нас…
Раздался грохот взрыва.
– Гляди, попала прямо в толпу нациков…
Значит, сработало их обращение к артиллеристам о подмоге, пришла огневая помощь.
Уже потом, на отдыхе, Василий поинтересовался у Яско, почему у него такой позывной: случаем, не потому, что служил на флоте?
– Верно угадал: и по большей части служил на севере. Поэтому и выбрал такой позывной. От судьбы не убежишь! – улыбнулся Анатолий.
Идёт очередной бой, украинские националисты пытаются прорвать оборону. Яско находится в окопе, а неподалёку от него расположился совсем молоденький юноша, который взял академический отпуск в институте и записался в ополченцы. Он отщёлкнул магазин на автомате Калашникова, вставил новый и начал стрелять вслепую. Яско ошалел от таких действий и закричал:
– Дурак, что творишь? Чего стреляешь и не смотришь куда?
А юноша отворачивает в сторону голову и стреляет неизвестно куда с криками «За Родину!», потом начинает менять рожок. Яско подбегает к парню, трясёт его за плечи, крича:
– Чего творишь?
– А что я не так делаю? – чуть не плача поинтересовался парнишка.
– Ты в армии был? – уточнил Анатолий.
– Нет.
– А курсы молодого бойца проходил перед отправкой сюда?
– Где? В том-то и дело, что я не знаю, как правильно! А что не так делаю?
– Ты почему не смотришь, куда стреляешь?
– Да чтоб не страшно было – там же такое творится…
Яско стал объяснять: кому от этого легче, что тот так стреляет куда попало? Ведь надо вести огонь прицельно, по врагу.
– А перед тобой даже никого нет. А первый закон бойца: есть перед тобой враг – стреляй, а нет врага – не трать патроны… Ты умеешь целиться через мушку? – уточнил Яско.
Парень отрицательно махнул рукой, мол, ему только показали, как надо менять рожок, и всё…
Анатолий подумал: вот оно, постперестроечное поколение. А в СССР был предмет «начальная военная подготовка», разборку и сборку автомата Калашникова на время сдавали. Для мальчишки было позором, если не выполнит норматив. И девчонки от них не отставали.
– Ты, наверное, ещё школу не окончил? – уточнил Яско.
– Нет, на втором курсе института учился, сразу после школы поступил. Поэтому и в армии ещё не служил.
На это Яско только усмехнулся, ответив, что в его время было позорным в армии не служить, девчонки не хотели встречаться с парнями, кто не служил.
– Больше скажу – у большинства девчонок мечта была выйти замуж за военного. И всё потому, что знали, что будут как за каменной стеной. Пусть будут мотаться по гарнизонам, но знали, что военные – люди слова, могут обеспечить семью и Родину защитить, – объяснил мужчина. – Тебя как хоть зовут?
– Лёша.
– А меня Анатолий, для тебя – дядя Толя.
– Дядя Толя, вы хоть меня научите, как правильно стрелять надо?
Яско ответил, что показать несложно, но военному делу учиться надо, не зря в армии учебка есть. И не удержался мичман спросить:
– Ты сюда зачем приехал?
– Как зачем, дядя Толя? Здесь же русских убивали только за то, что они разговаривают на родном языке. Это же геноцид. А я много читал об истории, не мог находиться в стороне – ведь я тоже русский, надо было помочь…
Но Анатолий был уверен, что от такой помощи только один вред выходит. Студент недоумевал: почему? Яско пытался растолковать, что на фронте с патронами беда, каждый на вес золота.
– А ты столько на ветер сейчас перевёл! Впустую! У нас запас совсем с гулькин нос. А если сейчас большая атака будет, много бандеровцев наступать начнут. Чем будем отбиваться? Молчишь? Лучше бы учиться продолжал, знаний набирался, на военную кафедру пошёл бы… А то сбежал…
– Не сбежал, а академический отпуск взял.
Яско всё удивлялся, как с такой подготовкой его ещё не убили.
– Но в будущем наверняка тебя убьют, потому что военной науке хотя бы по минимуму надо обучиться, – объясняет Анатолий.
В это время началась атака, неподалёку упал снаряд. Парня оглушило, он заметался и закричал:
– Меня убили? Дядя Толя, я, наверное, не смогу стрелять, меня же убили? Я в раю? Что мне делать?
Яско был ошарашен – этого ещё не хватало, но потом решил ситуацию повернуть с пользой для себя и стал ему внушать:
– Да, Лёша, тебя убили, поэтому ты должен сидеть. Вот тебе рожки, заправляй их патронами. А стрелять буду я.
И студент принялся за работу. А Яско начал стрелять прицельно по врагу и радовался: «Вот так мы будем вас уничтожать!» Взглянул на парня – хорошее применение нашёл ему. Вскоре бой закончился, и только в этот момент парень заговорил:
– Дядя Толя, а что так тихо? Или в раю всегда так? Вроде картинка неприглядная, а тихо…
Яско только улыбнулся и начал читать стихотворение:
Берлинских бандитов берёт зудёж:
«В России просторы – богаче не сыщешь!
Сразу – только на землю взойдёшь –
В карманы сами полезут тыщи…»
Мы двинули силы к вражьему стану.
Мы стали стеной, да не мы одни!
В забитых, закрытых фашистами странах
У нас легионы рабочей родни.
На чёрных дымных развалинах зданий,
Душой ненавидящей не хитря,
Люди виселицу поставили,
И надпись: «Для Гитлера эта петля».
…
Ходите прямо, дышите легко,
Все, сгибавшие спины низко!
Это от Берлина до Москвы далеко,
А от Москвы до Берлина близко!
Студент очнулся и понял, что его место не на войне. А Яско убедил, что ему вначале надо окончить институт и получить базовое образование. Обещал его проводить до вокзала.
– Дядя Толя, спасибо тебе за всё, за всю науку, что ты преподнёс. Ты мне как отец стал. Я же рос только с одной матерью.
– Мой телефон ты записал, Лёша, можешь звонить, если нужен будет совет. Сам знаешь: если не отвечу, значит, на задании. Но как будет возможность – перезвоню. Но ближайший месяц, сам знаешь, я в отпуске. Обязательно сообщишь, как доедешь.
– Дядя Толя! А в прошлый раз ты мне читал стихотворение. Кто автор? Ведь вроде про Великую Отечественную войну, а актуально и сегодня. Нацики думают, что осилят нас, а на самом деле им до Москвы далеко, это мы воюем за идею, и значит, нам одолеть их быстро…
– Это Василий Кубанёв, мой земляк, умер в 21 год, твоим ровесником, но столько успел написать. А лирик какой был! Кстати, еду в свой родной Острогожск, он похоронен там, зайду обязательно на могилку.
– Дядя Толя, обязательно передай, что у него появились новые поклонники. А почитай что-нибудь из лирического?
Яско начал декламировать:
Исходи весь город
Поперёк и вдоль –
Не умолкнет сердце,
Не утихнет боль.
В чьих-то узких окнах
Стынет звон и свет,
А со мною рядом
Больше друга нет.
Сколько недосказано
Самых нежных слов!
Сколько недосмотрено
Самых нужных снов!
Если б сил хватило,
Можно закричать:
На конверте белом
Чёрная печать.
И знакомый почерк
Поперёк и вдоль.
Чем письмо короче –
Тем длиннее боль!
В дни разлуки дальней
Письменная весть –
Самое большое
Из всего, что есть!
Студент удивился: не скажешь, что написано было почти сто лет назад! Но Яско отметил, что настоящие поэты всегда современны. Они постояли немного, парню не хотелось прощаться, но надо было садиться в поезд. И он пообещал, что обязательно будет заниматься на военной кафедре, а после окончания института обязательно вернётся на фронт.
– Ты всё правильно понял, Лёша. Но учти, если вдруг увижу тебя ещё раз на фронте без диплома, как сейчас, то пристрелю на месте без суда и следствия – рука не дрогнет! – улыбаясь ответил Яско.
– Дядя Толя, да не такой ты, добро можешь делать, а зло нет. Удачи тебе!
Но встретиться им больше не удалось. Анатолий Яско после отпуска в феврале 2022 года вернулся воевать в Луганскую Народную Республику. Погиб в бою 9 мая.
28 и 29 июля 2024 г.
Санаторий «Берёзовая роща», посёлок Поведники Московской области
