Встречи с Михаилом Шолоховым
30 июня 1968 года – мой последний студенческий день. Волнующие события этого дня запомнились мне на всю жизнь. Холл перед кабинетом ректора Воронежского государственного медицинского института был заполнен студентами-выпускниками. Стояла молчаливо-торжественная и в то же время волнующая тишина. Лица студентов-медиков выражали глубокое внутреннее волнение, скрытую свободу и ожидание какого-то неповторимого, серьёзного и величественного события для каждого из нас. Я был внутренне спокоен, но мысль, что сегодня, сейчас мне выдадут диплом врача и что я уже перестану быть студентом, перестану системно учиться, будоражила и одновременно угнетала меня. Мне до боли в душе хотелось ещё учиться, ходить на лекции, практические занятия, до позднего вечера засиживаться в читальном зале – одним словом, познавать и осваивать знания, накопленные человечеством. Я чувствовал, что «полки» моего мозга ещё и наполовину своих возможностей не заполнены полезной информацией, а природная, какая-то внутренняя сила требовала их наполнения, будоража моё сознание.
Тихо и внезапно открылась массивная резная тёмно-вишнёвого цвета дверь кабинета ректора. Вышла декан нашего факультета. Назвала фамилии Александры, мою и пригласила нас в кабинет, где заседала комиссия по распределению студентов-выпускников. Нас торжественно поздравили с окончанием института и вручили дипломы. Декан зачитала список городов и населённых пунктов, нуждающихся во врачебных кадрах, и предложила нам первым, как отлично окончившим институт, выбрать место работы. Александра Пушилина выбрала город Тамбов, а я – станицу Вёшенскую, где было одно место. Ректор одобрил наш выбор, ещё раз поздравил со званием врача и пожелал успешной работы. Мы выразили искреннюю благодарность преподавательскому составу и администрации института за их неоценимый труд, терпение и доброту в обучении нас благородной профессии врача.
Расставание с институтом, с друзьями-врачами было скоротечно и печально, впереди каждого из нас ждало неизвестное будущее. Мы пообещали друг другу поддерживать общение, делиться успехами, неудачами и обмениваться личным опытом и профессиональными достижениями.
Домой, в деревню, к отцу, родным я летел на крыльях счастья и радости. Это естественное моё состояние имело под собой логическое объяснение. Я, сын крестьянина-колхозника, малограмотных родителей, хлебнувший в раннем детстве ужасов войны, первый в моей деревне за всё время существования её получил высшее медицинское образование – стал врачом. Причём без всякой помощи родителей и окружающих меня по жизни людей, бесплатно. Только упорство и самоподготовка привели к достижению поставленной для себя цели. Естественно, для этого в то время была поддержка студентам, гарантированная государством и проводимая советской властью. Она на законодательном уровне предоставляла всем молодым людям возможность получения обязательного среднего образования, желающим учиться дальше – среднего специального и высшего бесплатного образования. Обучение стимулировалось предоставлением общежития, в первую очередь для малообеспеченных и для сирот, а также достаточными стипендиями. Стипендии в мединституте в размере 28–33 рубля в месяц хватало на питание при рациональном расходовании. Это величайшее достижение советской власти в сфере образования и здравоохранения позволило обеспечить врачебными кадрами не только крупные города, но и сотни тысяч деревень и станиц нашей страны. Следствием этого стало увеличение средней продолжительности жизни населения СССР до 72 лет.
Месяц отпуска перед началом нового неведомого и благородного пути пролетел как один день. Добравшись на перекладных почти за сутки до Воронежа и купив билет на ночной поезд «Воронеж – Ростов», я ранним утром следующего дня прибыл на станцию Миллерово. Держась за грязные от чёрной угольной пыли поручни вагона, спустился на примитивный, покрытый сухим угольным шлаком перрон.
Озираясь по сторонам в поисках таблички «кипяток», я направился к одноэтажному серо-жёлтому зданию вокзала. Не доходя до него метров 30–40, увидел наконец станционное «архитектурное чудо» с искомой надписью.
Проделав необходимые утренние процедуры и приведя свой внешний вид в приличное состояние, я поспешил в вокзальный буфет. Ночная тряска и механический «массаж» на верхней полке плацкартного вагона, портфель под головой вместо подушки истощили мой организм, и требовалось подкрепление, поэтому мне ужасно хотелось есть.
Буфет находился в углу станционного здания с видом на проходящие поезда. Резко пропел свисток дежурного по станции, одетого в строгий, аккуратного покроя костюм чёрного цвета. Фуражка с красным околышем венчала его привлекательно-строгую фигуру. Лязгнула сцепка вагонов, и состав тронулся. Поезд уходил на Ростов. Был ещё ранний час, но буфет уже был открыт для посетителей, хотя в нём, кроме меня, никого ещё не было.
Симпатичная, средних лет чернявая женщина доброжелательно улыбнулась мне. Её голову украшала аккуратно уложенная колечками коса. Снежно-белый, сказочный, с кружевным орнаментом кокошник придавал ей вид царственной особы. Светло-зелёный комбинированный приталенный фартучек, надетый на малиновую кофточку с ажурным шейным воротником и короткими рукавами, подчёркивал её изумительную талию и выделял привлекательную и таинственно-божественную средних размеров грудь.
Голубые глаза, испускавшие из-под чёрных бровей какой-то ласковый, томительно-близкий и родной взгляд, будоражили моё сознание. Я смотрел на неё как заворожённый, пытаясь вспомнить, где я её видел. Её фигура, лицо и ласковый взгляд стучались в мою память.
Глубоко вздохнув и почувствовав, как независимо от моей воли на лице появляется благодатно-радостная улыбка, я вымолвил: «Вы копия моей матери, её, правда, уже нет, но вам большое спасибо, за то что вы есть, так как в вашем лице я встретился со своей молодой и красивой матерью, ушедшей из жизни в расцвете лет из-за войны».
Женщина с печально блеснувшей на глазах слезинкой ответила: «Да, война принесла много горя и печали. Мои родители также погибли во время войны. Но мы выжили, должны их помнить. И делами своими содействовать предотвращению новой войны».
Печаль сошла с её лица. По-матерински улыбнувшись, она предложила мне завтрак, который я с большим удовольствием принял. Тепло распрощавшись с удивительно доброй и прекрасной казачкой, я в прекрасном настроении покинул буфет миллеровского вокзала и отправился на автостанцию.
Поездка в станицу Вёшенскую на стареньком пазике была изнурительной и долгой. Узкая асфальтированная дорога с едким от жары запахом битума петляла по донской иссушенной степи. Она была проложена буквально несколько лет назад при содействии авторитетного и знаменитого писателя Дона – Михаила Александровича Шолохова. Остановок было много. Полчаса стояли в станице Кошары. В станицу Боковскую прибыли во второй половине дня. Переправившись на пароме через реку Дон в станицу Вёшенскую, я пешком направился в больницу. Улицы в станице были не асфальтированные, по большей части песчаные, отсутствие озеленения усиливало летний зной. Обливаясь потом, я шёл по знаменитой казачьей станице. Изредка мне встречались седые, бородатые казаки-станичники. При встрече со мной они, здороваясь, вставали со своих околодомных скамеечек-лавочек. Приветствовали меня добродушно, с приятной улыбкой. Такое уважительное обращение к незнакомому молодому человеку в галстуке и с портфелем поразило и взволновало меня. В их отношении чувствовалось что-то благородное и почтительное, унаследованное от старорусской казачьей культуры.
Вёшенская центральная районная больница располагалась на окраине станицы, в небольшом сосново-песчаном «оазисе». Принимал и оформлял меня на работу и.о. главного врача врач-рентгенолог Алексей Петрович Ломакин, милейшей души человек, простой в обхождении и высокой культуры. Принят я был на должность врача стоматолога-хирурга. График работы предусматривал с 8:00 до 13:00 приём больных в поликлинике и с 14:00 до 17:00 ведение больных в стационаре. Пациентов, нуждающихся в такой специализированной помощи, было очень много, так как на три района (Вёшенский, Боковский и Мигулинский), кроме меня, специалистов больше не было. Больным приходилось добираться из соседних районов в Вёшенскую ЦРБ за получением стационарной стоматологической помощи. Плановые операции проводились с утра под местной анестезией с операционной медсестрой, экстренные – независимо от времени суток. Понимая своё предназначение и ответственность, я с воодушевлением отдавался лечебной работе.
Как-то по истечении нескольких месяцев моей работы, когда я принимал больных в поликлинике, мне позвонил главный врач, участник Великой Отечественной войны Е. А. Сидоренко, и сообщил, что к 12:00 за мной прибудет автомобиль и доставит к дому М. А. Шолохова для оказания лечебной помощи. Уточнив у Сидоренко, в чём суть болезни, я приготовил необходимый набор лекарств и инструментов. В условленное время прибыла чёрная «Волга», которая доставила меня в усадьбу М. А. Шолохова.
Калитку во двор открыл дежурный милиционер. Улыбнувшись и поздоровавшись, он направил меня по дорожке в сторону дома. Дом был деревянный, одноэтажный, с небольшой террасой, на которой стоял простой деревянный столик. Дом располагался в глубине усадьбы, в тени деревьев. Справа от него виднелся длинный деревянный сарай, к которому примыкала огороженная металлической сеткой территория для домашней птицы. Я шёл по дорожке с чемоданчиком в руке, и томительное волнение не покидало меня. Я видел портреты М. А. Шолохова в книгах, прочитанных мной, но ожидание личной встречи с живым великим писателем приводило в высшую степень напряжения мой ум. Я по-военному собрался и мысленно «прокрутил» в голове заготовленную речь. Мне представлялся он крепким здоровяком, строгим и очень серьёзным. Подходя к крыльцу, я увидел, как распахнулась дверь и по ступенькам крыльца навстречу мне стал спускаться маленького роста, среднего телосложения, с умеренно выделяющимся животиком пожилой лысоватый человек, одетый в стального цвета футболку и светлые, свободного покроя брюки. Лицо озаряла добродушная широкая улыбка, и даже нос с довольно выраженной горбинкой дополнял душевную красоту его лица. От изумления я даже не успел открыть рот, чтобы первым произнести заготовленную мною речь, когда он протянул мне руку и сказал:
– Ну, здравствуйте, доктор. Мы рады вас видеть в нашей станице! Нам очень нужны молодые специалисты.
– Здравствуйте, Михаил Александрович! Я рад видеть вас в добром здравии и хорошем настроении. Выражаю вам своё почтение, и большое спасибо за предоставленную с вами встречу!
– Нет, уважаемый доктор, спасибо вам, что прибыли ко мне по моей просьбе. Я всегда отдаю предпочтение молодым специалистам, так как они вооружены современными методами лечения, любознательны, не боятся трудностей, бескорыстны и в любое время готовы прийти на помощь больным людям.
К моему удивлению, напряжённость и всё моё волнение исчезли мгновенно. Я уже спокойно и непринуждённо разговаривал с ним. Создавалось впечатление, что мы давно знакомы. Простота в обращении, обходительность, любезность и широко улыбающееся лицо с высоким прямым лбом вселяли в собеседника чувство «своего», душевного и в то же время благородного человека. В его рукопожатии отмечались отеческая теплота, лёгкость и спокойствие.
Поднявшись по ступенькам крыльца и открывая дверь, всё с той же доброй улыбкой Михаил Александрович пригласил меня в дом. Комната, в которую мы вошли, была светлой и довольно просторной. Два высоких окна создавали хорошую освещённость. Вдоль стены с окнами стоял овальный стол с резными ножками, покрытый цветастой скатертью. Комната, которая, видимо, служила приёмной, сверкала исключительной чистотой.
Михаил Александрович предложил располагаться, как мне удобно. Разложив медицинские принадлежности на столе, я предложил писателю сесть на стул лицом к окну. Задавая определённые вопросы, я собрал необходимую информацию о состоянии Михаила Александровича и его заболевании для выбора метода лечения. Он рассказал, что не так давно вернулся из деловой поездки в Европу, в результате которой, как он считал, обострилось его хроническое заболевание.
После проведённого мною тщательного медосмотра его предположение подтвердилось. Я хорошо понимал его состояние и в душе восхищался его поведением и терпением.
Ознакомив Михаила Александровича с лечебной методикой и получив от него согласие, я приступил к проведению лечебной процедуры. Так как её выполнение исключало его участие в беседе, он попросил меня рассказывать ему о себе, о новостях в медицине, об институте, в котором я учился. В течение 45 минут (время процедуры) я рассказывал ему то, что считал интересным и достойным его внимания. В течение всего времени он внимательно слушал, активно участвуя в беседе улыбкой, движением глаз, кивком головы, что отвлекало его от процедуры, а меня стимулировало на свободное и непринуждённое изложение событий, интересовавших его.
Окончив процедуру, я спросил Михаила Александровича о самочувствии и результате лечения. Глубоко вздохнув и добродушно улыбаясь, он сказал, что самочувствие великолепное, местная боль ушла. Это было видно и по его радостно улыбающемуся лицу, и весёлому настроению. Я оставил ему необходимые лекарства и дал рекомендации по их применению. Курсовое лечение предполагало 7–10 процедур ежедневно. Условившись о времени посещения на завтра, Михаил Александрович тепло и трогательно поблагодарил меня.
Вошла приятной внешности солидная женщина. Михаил Александрович представил меня ей. Эта была его жена, Мария Петровна. Она любезно предложила мне чай. Я поблагодарил её за приглашение и, сославшись на занятость, отказался. Я распрощался с Михаилом Александровичем, и Мария Петровна проводила меня. Чёрная «Волга» быстро доставила меня в поликлинику, где я продолжил рабочий день.
На следующий день в установленное время я снова прибыл в усадьбу. Михаил Александрович стоял у крыльца и, широко улыбаясь, встречал меня. Я первым поздоровался с ним и справился о его самочувствии. Он сказал, что спал хорошо, что эффект от лечебной процедуры чудесный и завтрак прошёл без неприятных ощущений и боли. Не отпуская моей руки из своей тёплой ладони, пригласил присесть за столик, стоящий на террасе, и засыпал меня вопросами: как я устроился, где меня поселили, что из мебели есть в доме, чего не хватает в больнице для оптимального лечебного процесса и другими. Я поблагодарил за его деловое и великодушное беспокойство, сказав, что всё необходимое у меня есть и лично ни в чём не нуждаюсь. Что касается больницы, то есть острая нужда в таком специалисте, как врач анестезиолог-реаниматолог. Кроме того, больница нуждается в обеспечении специализированной аппаратурой.
В Вёшенской ЦРБ не было в то время (1968 год) анестезиологическо-реанимационной помощи. Все плановые и экстренные операции проводились под местной анестезией. Это, естественно, негативно отражалось на качестве лечения. Задав ещё несколько уточняющих вопросов на эту тему, Михаил Александрович сказал: «Эту проблему, я уверен, мы теперь решим быстро».
Поднявшись из-за стола, мы вместе с ним вошли в ту же комнату, в которой я был вчера. Нас встретила стоявшая у стола симпатичная улыбающаяся женщина со светло-русыми волосами. Она движением руки пригласила нас к столу. На столе, покрытом белой скатертью, стояло овальное внушительное блюдо с белым хлебом, сыром и ломтиками осетрины. В стаканы с серебристыми подстаканниками был налит янтарного цвета чай, издающий ароматный запах.
Михаил Александрович, увидев моё смущение и изумление, добродушно улыбаясь, сказал: «Познакомьтесь, это – Лидия Петровна, моя по жизни и по работе секретарь, сестра моей жены Марии Петровны». Глаза её искрились добротой и нежностью. Во взгляде и обхождении её чувствовалось какое-то материнское притяжение. Смущённый таким неожиданным приёмом и обхождением, я просто-таки не знал, как себя вести. Видя мою растерянность, Михаил Александрович взял меня под локоть и усадил за стол, сказав с улыбкой, что нам нужно обязательно подкрепиться, иначе лечение на пользу не пойдёт. Напряжение моё исчезло, и непринуждённая беседа лилась свободно, пока мы чаёвничали.
Лидия Петровна выражала свои мысли легко и понятно, культура плавной, свободно льющейся речи наводила на мысль, что она высокообразованный и тактичный педагог и находится в особом авторитете у Шолохова. И это действительно было так. Михаил Александрович больше молчал, улыбаясь, смаковал ароматный чай, подкладывая мне на блюдечко очередной бутерброд. Лидия Петровна также интересовалась моим устройством, семьёй. Узнав от меня, что моя жена Валентина Дмитриевна имеет высшее образование в области культуры, предложила рассмотреть вопрос об устройстве её на работу в Вёшенский Дом культуры. Так потом и произошло, её приняли на работу на должность директора Дома культуры. Подкрепившись, я поблагодарил за гостеприимство и любезность Лидию Петровну и Михаила Александровича и предложил начать лечебную процедуру.
Необходимо отметить, что при общении в простой непринуждённой обстановке, даже если собеседник избегал каких-либо просьб или намёков на них, Михаил Александрович обладал способностью вникнуть в суть излагаемых проблем, незаметно, без предвзятости и показухи выяснить и уточнить болевые точки и потом оказать практическое содействие в их разрешении. Так было и в моём случае. В общении с ним я был далёк от мысли, чтобы просить его о чём-либо, да в этом и не было никакой необходимости.
Однако на следующий день, придя с работы, я увидел в казацкой хате, где мы жили с женой и четырёхлетней дочерью Лилей, новый холодильник и двухстворчатый шкаф. Жена мне объяснила, что доставил это всё водитель по распоряжению председателя потребсоюза. Как я потом узнал, он получил указания по телефону от М. А. Шолохова.
А через пару месяцев главный врач больницы предложил мне специализацию по анестезиологии и реанимации, на которую я охотно согласился, и прошёл её в Ростовском медицинском институте. Вернувшись, я организовал этот вид медицинской помощи в Вёшенской ЦРБ, так как к этому времени была уже получена и специализированная анестезиологическая аппаратура. Таким образом, с марта 1969 года в Вёшенской ЦРБ полостные, а также экстренные и плановые операции стали проводить под общим наркозом. В результате повысилось качество проводимых операций.
В этом была неоспоримая заслуга Михаила Александровича Шолохова. Это не афишировалось, и даже многие врачи, не говоря уже о больных, ничего об этом не знали. Позже, общаясь с Лидией Петровной во время её лечения, я узнал, что она готовила письмо по указанию М. А. Шолохова в Ростовский облздравотдел о выделении Вёшенской больнице анестезиологическо-реанимационного оборудования.
В народе говорят: «Добро делаешь, добром и аукнется». Так случилось, что Лидия Петровна заболела, и ей срочно потребовалась полостная операция, да под наркозом. Отправлять её в другое лечебное учреждение или в Ростов не позволяли время и её состояние. Решили оперировать в Вёшенской ЦРБ, так как необходимое анестезиологическое оборудование уже было и врач-анестезиолог в моём лице тоже. Полостная операция под общим наркозом прошла успешно, без осложнений. Правда, оперировал её не местный хирург, а вызванный из Ростова самолётом заслуженный профессор Коваленко. Лидия Петровна была очень благодарна команде медиков, участвующих в её лечении, а мы были счастливы и рады её выздоровлению.
В 1968–1970 годах в Вёшенской ЦРБ работали хирурги-виртуозы, активные участники Великой Отечественной войны: Лев Дмитриевич – ветеран медицины, спасший многие жизни во время войны; Владимир Николаевич Синявский, также участник войны, высококлассный специалист, любимец больных; хирург от Бога Геннадий Журавлёв – серьёзный обходительный человек. Честь и хвала им за их бесценный труд по спасению больных. Мне пришлось с ними работать в качестве анестезиолога. Для них это было большое облегчение, особенно при проведении экстренных операций. Они это ценили, и я с чувством величайшего уважения и благодарности относился к ним. В историю больницы они заслуженно вписали свои имена.
В одно из очередных посещений, связанных с курсовым лечением М. А. Шолохова, он поинтересовался о моих планах на будущее. Я сказал, что хотел бы окончить аспирантуру с намерением потом заниматься научными изысканиями, для чего, естественно, в больнице возможности небольшие. Михаил Александрович внимательно выслушал и с присущей ему добродушной улыбкой сказал: «В жизни нужно прислушиваться к простым людям. В их умах находится кладезь знаний и мудрость, а в данном случае они сказали бы: от добра добра не ищут; на месте и камень обрастает. Любимая работа, накопленный практический опыт порой приносят пользы и удовлетворения большее, чем защита диссертации. Наши станичники – народ работящий, мудрый и хлебосольный. Добром отвечают всем, кто к ним с добрыми намерениями приходит. Любят весёлые праздничные гуляния, сопровождающиеся разноголосым пением старинных песен. В осенние и весенние праздники станицы Дона перекликаются в песенных хороводах, состязаниях, плясках. Возможности охоты и особенно рыбалки великолепны».
Слушая его, я видел по выражению лица, как он любит свой народ, свой край с его неповторимой красотой. Немного помолчав, не спеша набивая табачком свою любимую курительную трубку, он продолжал: «Как-то однажды перед войной было весеннее половодье. Дон разлился так широко, что подобного даже старожилы не помнили. Потом вода резко пошла на спад. В такие времена у рыбаков всегда бывал хороший улов. Четверо моих станичников и я решились на весеннюю рыбалку сплавать. Всё поначалу складывалось удачно. Хотя весенняя холодная вода, бурное течение в Дону и его затонах заставляли рыбаков всегда помнить о своей безопасности. Собрали хороший улов, пора бы отправиться и восвояси, да захотелось всем (азарт) ещё раз забросить сеть на устье затона. Место очень уж рыбное, все мы об этом знали. Забросили, протянули. Стали выбирать сеть с рыбой и складывать в лодку. Рыбы действительно попалось больше обычного. Я на вёслах, два моих приятеля изо всех сил выбирали сеть. Вдруг сеть резко ослабла, и на поверхности воды у борта лодки появилась огромная спина, потом голова громадного сома. В мгновение сом окинул нас злым взглядом, а потом резко ударил своим могучим хвостом по воде, окатив нас всех холодной водой, и с бульканьем, не торопясь, стал погружаться под лодку. Мои приятели от такого неожиданного исхода попадали в лодку. Спохватившись, все мы втроём бросились к одному борту. Схватившись за сеть, начали её тянуть с надеждой вытащить сома. Но в это время почувствовали сильный толчок в дно лодки, от которого она накренилась, и мы все втроём вмиг оказались в холодной воде Дона. Тут нам было уж не до сома, как бы самим выбраться из этой жуткой ситуации. На наше счастье до берега было недалеко, и рыбаки со второй лодки быстро помогли нам выбраться из воды. Изнеможённые, стуча зубами от холода, добрались до берега. Судьба миловала нас, и, поняв, что спаслись, мы разразились радостным смехом, от которого на душе стало теплее. Сом, конечно, ушёл, но мы были очень довольны и счастливы, что так всё благополучно обошлось. Естественно, об этом случае условились между собою молчать. Это пример того, что иногда азарт и необдуманные действия в погоне за чем-то могут закончиться большой неприятностью. Но даже и в таких случаях удача будет у того, кто находится в своей родной среде, как говорится – в своём доме и стены помогают».
В одно из очередных посещений в беседе за чаем мне запомнилась рассказанная М. А. Шолоховым одна очень жизненная байка.
«Шёл рыбак с рыбалки. Удача улыбнулась ему. Поймал он крупную, редкой красоты серебристо-зелёную щуку. Счастливый, дошёл до развилки дорог. Одна шла через дремучий бор – короткая, другая петляла через луговину, в два раза длиннее. Задрав голову вверх, увидел: на обгорелом от молнии дереве сидит любопытная хитрая ворона. Она заметила счастливого рыбака ещё вдалеке и спокойно наблюдала за ним. «Куда же пойдёт рыбак?» – думала ворона. Рыбак, похваляясь, помахал вороне щукой и в задорном настроении, посвистывая, пошёл короткой дорогой. Ворона прокаркала: “Шагай, шагай, дуралей! Будет у нас с лисой отменный ужин сегодня”. Протяжно прохрипела, “дав знать” лежащей под кустом в бору голодной лисе, а сама сорвалась с дерева и стала выписывать кренделя в воздухе, сопровождая рыбака. Вечерело. Багряно-красные лучи заходящего солнца играли разноцветными бликами в верхушках деревьев, создавая иллюзию райского сада. Радужные мечты овладели сознанием рыбака. Увлёкшись “танцующей” вороной и сказочной лесной красотой, рыбак размечтался и увидел там райских птиц в женском нагом обличии. Такое воображение взбудоражило его кровь и плоть. Сердце его затрепетало, как в юности. Неведомая сила тянула его туда. Ему уж очень хотелось райского наслаждения, и он, не раздумывая, резко ускорил шаг. Да только споткнулся о лесной корень и кувыркнулся в глубокую лесную яму, образовавшуюся от вывороченного бурей дерева. Очухался. Нет райского сада. Нет певчих с женской красотой. И щука ведь была, да куда-то уплыла. Кругом тьма лесная да голова больная. Часы лесные час пробили, лиса с вороной щуку разделили. Рыбак из ямы шлёт привет, давая людям свой совет:
Не лови ворон, не хлопай ушами.
Ворона прямо летает, да дома не бывает.
От добра добра не ищут.
Пришла беда – закрывай ворота и жди другую.
Удачей не хвались, а с бедным другом поделись.
Мечты и грёзы приносят слёзы.
Соблазнов избегай, не искушайся и не искушай других.
Начиная любое Его Величество Движение, выбери безопасную дорогу.
Не глазей, дуралей, а гляди под ноги.
Умный яму обойдёт, домой в здравии придёт.
Заветы эти будешь знать – получишь Божью благодать».
Эту поучительную байку Михаил Александрович рассказывал с характерной для него улыбкой, с хитринкой в глазах, не торопясь, с выражением, давая собеседнику время вникнуть в суть и ценность сказанного. Такое его изложение комментариев не требовало, а создавало впечатление об общении с умным, талантливым и в то же время простым и обходительным человеком.
Михаил Александрович любил народный фольклор, часто употреблял в своей речи народные поговорки и пословицы, рассказывал мудрые, ёмкие, к месту сказанные анекдоты. Он никогда не прерывал собеседника, давая возможность ему высказаться. Речь его была неторопливой, но слова подбирал ёмкие, с глубоким смыслом, подчёркивая главную цель сказанного.
Любознательность, тактичность, добродушие и гостеприимство всегда сопровождали его. Он был оптимистом по жизни, с верой в справедливое социалистическое будущее народа.
В общей сложности я посетил его с лечебной целью шесть раз. Результаты лечения от проведённых процедур были внушительные. И в этом была не только моя заслуга, но и его, так как он чётко и последовательно выполнял все рекомендации и назначенные процедуры. Врачебной помощи ему уже не требовалось, дальнейшее профилактическое лечение он мог принимать самостоятельно. Объём и методики мы с ним обговорили. Я поблагодарил его за терпение и содействие в лечении, взял свой медицинский чемоданчик и собрался уходить. Открылась дверь, и в комнату, здороваясь со мной, вошла Лидия Петровна. В руках у неё была объёмная книга. Она передала её Михаилу Александровичу, и он, улыбаясь, протянул её мне со словами: «Это одно из первых изданий “Тихого Дона” в одной книге. В этой книге заложен мой пятнадцатилетний писательский труд. Самые молодые годы ушли на создание этой книги. Я благодарен вам, доктор, за успешное лечение и прошу принять от нас эту книгу в знак благодарности».
Не ожидая такого исхода, я в растерянности принял книгу и поблагодарил их за столь ценный подарок. Обменявшись тёплым рукопожатием, я вышел из комнаты в сопровождении Лидии Петровны. Чёрная «Волга» быстро доставила меня на место работы.
Все, кто неоднократно бывал дома у М. А. Шолохова, единодушно отмечали его хлебосольность, щедрость и гостеприимство. В этом мне пришлось убедиться и самому.
Однажды, в одно из дежурств по больнице, где-то в двенадцатом часу ночи мне позвонили из дома М. А. Шолохова. Ему требовалась срочная медицинская помощь. Взяв необходимые лекарства и медицинские принадлежности, я на дежурной машине «Скорой помощи» прибыл в усадьбу писателя. Дежурный милиционер проводил в дом. Встретила меня его жена Мария Петровна. Она была встревожена его состоянием и рассказала, в чём суть болезни. Проводив меня в комнату к больному, сама вышла. Михаил Александрович лежал на диване. Увидев меня, встал, грустная улыбка скользнула по его лицу. Он протянул руку, мы поздоровались. Я понимал его мучительную боль и общее тяжёлое состояние, но он бодрился, пытался шутить. Я попытался успокоить его, помог лечь на диван и проинформировал о лечебных мероприятиях. Он одобрительно кивнул головой. Я быстро набрал в шприцы необходимые лекарства, сделал ему две внутримышечные инъекции и сказал, что сейчас он почувствует облегчение. Михаил Александрович заулыбался и сказал, что острая боль уже отступает. Приготовив все необходимые медицинские принадлежности, успокаивая его, плавно и нежно провёл медицинскую неотложную манипуляцию. Выполнял её по специальной методике с добавлением местной анестезии, процедура прошла быстро и безболезненно. Бледно-серый цвет его лица исчез, щёки порозовели. Почувствовав такое облегчение, он стал отпускать шутки и сказал, что так удачно ему ещё никто не делал такую процедуру. Я спросил: «А что, это у вас не в первый раз?» Он ответил: «Да уж, не впервой. Врачи предлагают операцию, но я никак не соберусь, да, честно признаться, и не решаюсь пока».
Я, как мог, ненавязчиво подтвердил мнение врачей, что операции, по-видимому, не избежать. В дверь постучали. Михаил Александрович сказал: «Войдите». Дверь открылась, и в сопровождении Марии Петровны быстро вошёл взволнованный и возбуждённый семейный врач-терапевт В. Т. Корноушенко. Он засыпал Михаила Александровича вопросами о самочувствии, упрекнул, что не обратился раньше к нему, а терпел до ночи и т. д. Михаил Александрович спокойно выслушал, кивая головой, потом, широко улыбаясь, успокоил его, сказав, что всё хорошо, что хорошо кончается, и что чувствует он себя сейчас прекрасно. Несмотря на это, врач померил ему артериальное давление, прослушал его, провёл обследование внутренних органов и остался доволен его общим состоянием, хотя и дал несколько советов-рекомендаций, которые Михаил Александрович обещал выполнять. Пока проходил врачебный осмотр М. А. Шолохова, я уложил в сумку медицинские принадлежности с намерением уйти. Увидев это, Михаил Александрович показал мне на стул рукой, чтобы я присел, что я и сделал. Открылась дверь, и в комнату вошла улыбающаяся Мария Петровна с подносом в руках. Она поставила его на стол. Михаил Александрович сделал ей какие-то знаки, она вышла, а нас он пригласил к столу. Через пару минут она снова вошла и поставила на стол приборы и напитки. Находясь в хорошем настроении, она пожелала нам приятного аппетита и оставила нас. Увидев все эти приготовления на столе, Владимир Трофимович попытался отказаться, ссылаясь на то, что уже первый час ночи, что больному нужно отдохнуть. Михаил Александрович посмотрел на него с укоряющей улыбкой, и дальнейшее сопротивление было бесполезно. Мы расположились за длинным овальным столом старинного стиля. Михаил Александрович в центре, я справа от него, Владимир Трофимович слева. Несмотря на ночное время, Мария Петровна накрыла изумительно хлебосольный стол. На круглой цветастой тарелке красовался тонко нарезанный ароматный донской белый хлеб. Рядом с ним овальное блюдо с чёрной зернистой икрой. Далее стояло блюдо, украшенное зеленью, с чёрными маслинами и осетриной горячего приготовления. Кроме этого, стояли два блюда на ножках с овощами и фруктами. Из напитков был домашний хлебный квас и несколько бутылочек (150–200 граммов) французского коньяка с названием «Мартель». Михаил Александрович налил в хрустальные ребристые рюмочки объёмом 30–50 граммов коньяка и предложил выпить за мою персону и новые методики в медицине, которые позволяют избавлять пациентов от мучительных болей. Потом, подумав, продолжал: «Я уверен, что через тридцать-пятьдесят лет в медицине произойдёт колоссальный прорыв. Многие сердечные, онкологические, мочеполовые и другие заболевания перестанут быть смертельным приговором для больных. В нашей стране созданы и продолжают создаваться все необходимые условия для развития медицины. Молодые, качественно обученные врачи будут доступны для населения даже небольших населённых пунктов и станиц. На пленуме ЦК КПСС, на котором я недавно был, принята широкая и объёмная социальная программа по медицинскому обеспечению и оснащению новейшей медицинской аппаратурой всех уровней медучреждений. Это даст возможность качественно улучшить профилактическое направление в медицине. Лучше предупредить болезнь, чем её лечить. Только вот без “неотложки”, думаю, ещё многим поколениям не обойтись. Вот за неё – нашу спасительницу – мы и выпьем!»
После чего он предложил закусывать, как он выразился, «чем Бог послал». Я взял кусочек белого душистого хлеба и кончиком ножа стал наносить на него икру. Михаил Александрович усмехнулся, увидев мои действия, взял ложку и сказал: «Икру надо есть ложкой, а не ножом». Подавая мне ложку, продолжил: «Бери ложку, накладывай себе на тарелку и кушай ложкой, не стесняйся, это нормально». Владимир Трофимович, видя мою растерянность, успокоил меня: «Да, да, Виктор Владимирович, ложкой кушай икру, у Михаила Александровича по-другому нельзя!»
Я последовал его совету. Михаил Александрович дал возможность нам закусить, налил по второй рюмке. Владимир Трофимович предложил тост за здоровье и гостеприимство хозяина дома. Выслушав и поблагодарив, Михаил Александрович добавил: «За здоровье пьют на праздниках, а в нашем случае надо выпить на здоровье, чтобы выпитая рюмка сняла напряжение, повысила настроение, одним словом, пошла на пользу каждому из нас. В этом и заключается смысл тоста “На здоровье”».
Мы обменялись хрустальным звоном и выпили. Михаил Александрович предложил отведать осетрины, сказав, что она очень свежая, накануне выловлена и по-домашнему приготовлена. Это было действительно изумительно вкусно, тем более что мне до этого подобного пробовать не приходилось. Вторая рюмка сняла у меня напряжение, и я чувствовал себя в беседе уже свободно. Семейный доктор предложил заканчивать ночную трапезу, по случаю чего Михаил Александрович наполнил третий раз рюмки. Я поблагодарил его за щедрость и гостеприимство и выразил надежду, что «скорая» ему больше не понадобится, ну а если всё-таки придётся, то мы всегда в любое время рады оказать неотложную помощь. Тепло и дружески обменявшись рукопожатиями, мы вышли из дома в сопровождении Михаила Александровича, и я уехал в больницу продолжать дежурство.
В дальнейшем в связи с особыми сложившимися жизненными обстоятельствами я перевёлся на работу в другой город. Связь с жемчужиной донского казачества станицей Вёшенской у меня прервалась. Но даже те немногие встречи с М. А. Шолоховым, которые мне подарила судьба, оставили в моей памяти приятные и познавательные впечатления как о человеке мудром, высокообразованном, обходительном, с гениальным талантом писателя XX века.
В свободное от работы время я неоднократно любовался донскими пейзажами с крутых берегов реки, красота которых менялась в разные времена года. Столетия, как вихри, проносились над донскими просторами. Эпоха тюрков-гуннов сметалась половецкими нашествиями. И те, и другие топтали копытами своих лошадей донскую степь. Эхо от их топота далеко разносилось по степным просторам. Со временем налетевшие с востока пёстрые могучие лавины монголо-татарских орд, которые также были временщиками на этой благодатной земле, смели и их. Все эти империи были обречены, так как они несли разорение, рабство и смерть вместо созидания. И только вольные и трудолюбивые русские казаки овладели степными просторами Дона и превратили их в цветущий и благодатный край. Донские степи стали для них малой родиной и привязали их своими корнями навечно к донской земле. Европейское нашествие в лице немецкого фашизма на свободолюбивый российский народ под флагом лживой демократии закончилось для них так же плачевно. Широкие донские степи, как океанские волны, остановили варваров-пришельцев и сгноили их в степных просторах. Казацкий уклад жизни, их неповторимая культура и патриотизм создали благоприятные условия для рождения талантов. Одним из таких целебных родников, пробившихся на донской земле, явился миру в лице гениального писателя Михаила Александровича Шолохова.
Виктор Семенок