АЗАРТ
Александр Быков
Александр Валерьевич Быков родился в 1958 году на прииске Кировский Амурской области. Проживает в г. Находке с 1974 года. После окончания ГПТУ-31 работал на Приморском СРЗ. Служил в ВМФ. После демобилизации работал в ГПТУ-31 мастером производственного обучения. С 1984 года служил в уголовном розыске транспортной милиции.
В 1991 году заочно окончил Высшую школу МВД РФ. Майор милиции в отставке.
С 2001 года преподаёт юридические дисциплины в вузах Находки. В настоящее время – старший преподаватель кафедры гуманитарных и социально-правовых дисциплин филиала ВГУЭС в г. Находке.
Неоднократно награждался грамотами мэра г. Находки, Приморским отделением Союза писателей России за литературное творчество и активную жизненную позицию. Член Союза писателей России с 2013 года.
ОТРЫВОК
Во время перерыва студенты яростно резались в карты и даже не услышали звонка, известившего о начале следующей пары. От карт они оторвались, когда в аудиторию вошёл преподаватель.
– Да-а! Будущие юристы… и карты! Оригинально! Не хватает пары пива и полуобнажённых женщин!
– Извините, Сан Саныч, заигрались, – раздался чей-то голос.
– Азарт в нашей профессии не последнее дело! Или вы не согласны, Сан Саныч? – Высокая смуглая девушка с греческим профилем горделиво откинула назад голову, отправляя за спину тяжёлый водопад чёрных волос. В её глазах светились искорки вызова.
– Азарт?..
Крупный беляк снежным комом вырвался из запорошенного снегом молодого ельника и оказался на поляне. Вскинув уши, он на мгновение застыл снежным столбиком на обдуваемом ветром пятачке. Собачий лай, переходящий в визг, вновь резанул его слух. Заяц сделал замысловатый скачок в сторону, стараясь сбить преследователя со следа, стремглав бросился вперёд. Три десятка метров отделяло его от спутанного и заваленного снегом ерника.
Маленький человек, стоящий под высокой раскидистой елью, быстро вскинул ружьё. Но… по макушкам деревьев неожиданно пробежал порыв ветра, сдувая на голову охотника и его одностволку снежную порошу, мешая точно прицелиться. Этого короткого мгновения хватило беглецу, чтобы юркнуть в спасительный ерник. Ещё через миг на заснеженную поляну шаром выкатился рыжий, с белой грудью пёс. Подскочив к человеку, он присел, задрал к небу широколобую морду, завыл протяжно-досадливо, упрекая охотника за нерасторопность. Хозяин, мальчик лет двенадцати, прижал его голову к ноге, словно оправдываясь, взволнованно заговорил:
– Не переживай, Амур, передохни! На третьем круге я его всё равно возьму! Понимаешь, у меня всего один патрон. Промажу – второго мне батя не даст!
– Гав! Гав! У-у-у… – укоризненно взвыл пёс.
Вывалив длинный розовый язык, он часто и глубоко дышал. Бока его ходили, как кузнечные меха. В чёрных глазах застыло недоумение: «Первый раз ты запнулся за ветку! Второй? Снег тебе в глаза попал? Почему ты такой неуклюжий? Со старшим хозяином мы бы его ободрали да у костра грелись». Пес потёрся о ногу маленького хозяина, ещё раз коротко взлаял и, хватая пастью снег, помчался за беляком, большой петлёй огибая заросли ерника…
– Азарт?.. – Преподаватель подошёл к окну, распахнул его, ненадолго задумался, глядя на осеннее буйство красок. Помолчав некоторое время, произнёс как-то не совсем уверенно: – Пожалуй, вы правы, господа! Азарт в нашей профессии… не последнее дело. Я не знаю, как с этим обстоит дело у адвокатов, нотариусов… и у прочих… – Он помолчал и, очевидно, подобрав более мягкое выражение, добавил: – Правозащитников. А вот какой азарт у сыщиков… у работников уголовного розыска, если быть точнее, мне знакомо!
– Может, поделитесь, Сан Саныч? – снова раздался голос смуглянки.
– А почему бы и нет? Правда, я несколько отвлекусь от темы… но это вам не помешает… А может, и пригодится… в выборе профессии.
Знаете, детство я провёл в таёжном селе. И было у нас принято: если в июне-июле, во время сенокоса, пацан брал в руки литовку, то в сентябре он уже мог брать ружьё. На сотни километров вокруг – тайга. Егерь свой! Ну так… когда за уши отдерёт, чтобы не забывались, что в тайге он всё же хозяин… Это я к чему? А всё к нему! К азарту!
Был у нас пёс по кличке Амур. Для него тайга – дом родной. Не дай бог, вышел во двор с ружьём! Искрутится-извоется в ожидании, пока соберёшься. Пристрастились мы с ним за зайцами ходить. Он выгонял, а я стрелял. Вот у него был азарт так азарт! Пару раз его из тайги приходилось на руках выносить из-за этого азарта. По насту лапы в кровь раздерёт, идти не может. Ляжет на снег. Глаза печальные: «Ты же меня не бросишь?» А скажешь ему тихо в ухо: «Заяц!» – откуда силы берутся? Даст круг и снова ложится. Я это вот к чему рассказываю. У собаки же нет понятий: долг, честь, совесть. Чувство преданности, несомненно, есть, да и то основано на инстинкте… привязанности. А всё остальное – азарт. Собачий… звериный азарт…
Преподаватель замолчал.
Лай Амура, сначала такой близкий и ясный, катился всё дальше и дальше… И вскоре стих где-то внизу широкого распадка.
Багрово-рыжее солнце постепенно клонилось к горизонту, красным золотом озаряя покатые бока недалёких сопок. Короткими порывами задул «северяк». От его вздохов с макушек вековых елей, подсвеченных заходящим солнцем, розово-молочными облачками срывался снег, переливаясь и сверкая миллионами искорок, радугой ложился на зимнюю тайгу.
Маленький охотник не спеша надел подбитые камусом широкие лыжи, немного потоптался на месте, словно проверяя наст на прочность, заскользил в противоположный угол поляны. Он знал, что не пройдёт и часа, как рыжий пёс вновь выгонит на него долгожданную добычу. Он должен был подстрелить своего первого зайца единственным выстрелом.
Паренёк, заехав за поваленную бурей старую берёзу, обтоптал у её корневища рыхлый снег, снял лыжи и стал выбирать место для стрельбы. Несколько раз, прикладываясь щекой к холодному ложу, целился в противоположный угол поляны. Пристраивая на ствол берёзы ружьё – то так, то эдак, – наконец выбрал позицию. Удовлетворённо хмыкнув, приставил старенькое ружьишко к молоденькой ёлочке. Вытащил из-за пазухи газетный свёрток и, отломив от горбушки небольшой кусочек хлеба, с удовольствием, сладко жмурясь, начал его жевать.
Вдоль распадка пробежал низовой ветерок. Захолодало. Зашумели таёжными звуками деревья.
«К пурге… Дотемна бы выбраться! Эх, костерок бы запалить… Да нельзя! К костерку-то заяц чай не прибежит! Ага… Гонит Амур!»
Собачий лай был едва слышен.
«Ветер снизу… Хорошо! Так, ружьишко пристрою… вот сюда, на сучок! Видно всё здорово! Глаза, зараза, слезятся… Рукавицы снять? Нет, пока рано – руки застынут».
Лай всё ближе. Ещё ближе заверещала сойка.
«Вот зараза! Сюда б не налетела! Предупредит косого!»
Лай, временами переходящий в детский плач, уже рядом. Тревожно защемило сердце. Оно забилось учащённо в предвкушении чего-то нового, неизведанного. «Амура бы не зацепить. Он вообще-то стороной всегда идёт. Рукавицы в сторону… Ух… холодная рукоятка… Уже бы пора?»
На расплывающуюся мушку выкатился снежный ком беляка. Хлёсткий выстрел громом расколол притихшую было тайгу. Его эхо, ударяясь о сопки, затихая, покатилось за горизонт. Заяц, словно споткнувшись, перевернулся через голову, по инерции проскользив по небольшому косогору, неподвижной кочкой застыл на снегу. Выскочивший следом Амур, с разбегу ткнувшись в заячью тушку носом, упал рядом, тяжело дыша.
– Амур! Амурушка! Я попал! Попа-ал!
– Ал-ал-ал… – покатилось вслед за раскатом выстрела восторженное эхо мальчишеского крика.
– Попал!
Проваливаясь по пояс в снегу, паренёк поспешил к своей добыче…
Аудитория молчала. Это молчание нарушила светловолосая девушка со стрижкой каре:
– Что-то не совсем понятно, Сан Саныч! При чём тут собачий азарт и… профессиональный?
– Вот и я думаю! При чём?.. Знаете… в начале восьмидесятых государственные мужи вдруг с удивлением заметили, что в стране есть проблема… и проблема довольно нешуточная – наркомания. Вслух об этом говорить было не принято. Да и вообще в те времена вслух мало о чём говорили. Дали милиции установку: ликвидировать заразу и доложить! Естественно, наши начальники в авральном порядке создали спецгруппы… по борьбе с наркоманией. Одну из таких групп и возглавил мой друг – Ванька Стрехов. Сейчас он, конечно, уже не Ванька, а Иван Иваныч. А тогда?.. Так вот, его задача была довольно проста – перекрыть каналы поступления наркотика в город. Ну а коли задача поставлена – надо решать! И он её решал!..
«Ну что за невезуха? На поле местная братва в кровь измочалила. Какой-то вонючей конопли пожалели. Их пятак, видите ли! Хозяева хреновы! Хорошо, что барахлишко кой-какое было, откупился!.. А тут на ментов нарвался… Предупреждали же пацаны – сойди после Партизанска, а дальше на попутках. Не послушал! Вот на тебе, влетел как… в рукомойник! Выпасли, суки! Ну ничего, ребятки, вы теперь меня взять попробуйте! Спасибо мужикам-попутчикам – самогоночкой подогрели. Эх… сумка тяжеловата. Интересно, заметили или нет, что я ушёл?..»
– Парень, тебе что… жить надоело?
Его размышления прервал голос откуда-то сверху. Фрол поднял голову. Из разбитого окна вагона высунулся парень и обеими руками ухватил его за рубашку. Фрол, крепко держась за поручни вагона, глянул вниз. Шпалы мелькали, сливаясь чёрно-серым потоком.
– Да пошёл ты… – огрызнулся он.
Встречный ветер пузырём надувал рубашку. Поезд мчался, не сбавляя хода. Промелькнул переезд «Волна».
– Парень, кончай дурить! Разобьёшься!
Фрол перекинул сумку на изгиб руки и освободившимися пальцами свернул кукиш:
– На!.. Ментяра… Я ещё поживу!
Парень крепко держал рубашку, тогда Фрол просто вывернулся из неё. С обнажённым торсом он вдруг почувствовал себя беззащитным. Прицеливаясь прыгнуть на откос, краем глаза увидел, что в соседнем вагоне открылась дверь. Напряжение фигуры в дверном проёме говорило о том, что человек прыгнет вслед за ним.
«Ну ладно, я убегаю от срока! А ты-то, мент, зачем прыгать будешь? Проблем тебе мало? Понтуешься?!.. Не прыгнешь…»
В глазах Фрола в бешеном ритме, стуча по стыкам, крутились колёсные пары. Поезд вдруг дёрнулся, резко замедляя ход. «Надо оттолкнуться подальше…»
Фрол прыгнул, выставив вперёд сумку, туго набитую коноплёй. Струящаяся серо-зелёная лента откоса, замедлив бег, больно ударила в лицо щебёнкой. В голове мелькнуло: «Жив!..»
Он вскочил и увидел отделяющуюся от поезда фигуру. Про себя прикинул: «…Форы – метров сто! Уйду! До складского забора… метров двадцать пять…»
Подхватив сумку, пробиваясь через ломкий камыш, Фрол кинулся к забору. «…Повезло менту! На четыре мосла упал. Уже встал… Бежит… Забор!»
Одним движением Фрол перекинул через забор сумку. Подпрыгнул, ухватился за край, подтянулся, перекинул ноги и, продираясь через колючую проволоку, спрыгнул вниз.
«Найти укрытие… затаиться…» Фрол забился в какую-то щель среди пыльных ящиков, прикрытых сверху брезентом. Затаил дыхание. «…Ну теперь ищи-свищи!»
Только здесь, в укрытии, он вдруг ощутил саднящую боль в ладонях, на лице, на груди. Услышал, как гулко бьётся сердце. Вдруг стало невыносимо жарко под этим пыльным, удушливым брезентом. Не хватало воздуха, который хотелось вдохнуть полной грудью. Страшно, до тошноты, захотелось пить. Фрол ладонью вытер набежавший на глаза пот. Колени дрожали, хотелось присесть, но Фрол боялся пошевелиться. Он услышал осторожные шаги. В гудящую после падения голову эти шаги ударили, как набат. «Мент?..»
Шаги приближались… Не спеша… Временами останавливались!
«Видать, не дурак! Не суетится. Догадывается, что я где-то рядом. Затаиться!.. Ждать!»
Шаги рядом… остановились…
…Как-то Иван выпрыгнул вслед за наркоманом на ходу поезда и задержал его. Задержание было… так скажем… не совсем стандартным. Не каждый день опера прыгают из поезда на полном ходу…
По этому поводу начальник поручил мне написать на него представление на поощрение. Ну я и написал. Как сейчас помню, дословно: «Проявив самоотверженность и мужество, оперуполномоченный уголовного розыска лейтенант милиции Стрехов выпрыгнул на ходу поезда вслед за подозреваемым и, невзирая на полученные при падении серьёзные травмы, задержал его».
Я когда представление писал, спрашиваю у Ивана (а мы в это время с ним в одном кабинете работали):
– Ты когда прыгал за наркоманом, о чём-нибудь думал? Ну типа: долг, честь?..
Он не задумываясь отвечает:
– Саня! Ты о чём?.. Какой там долг… У меня, кроме звериного азарта, ничего не было… хотя… – в его голосе зазвучали нотки сомнения, – было что-то вроде стыда. А вдруг уйдёт этот нарк?
– А страх! На каждый километр пути десяток пикетных столбов, да и щебёнка не пух…
– Нет, страха не было! Я же тебе говорю: я был как гончая.… Потом уже, через несколько дней, приснился мне сон: летит та самая щебёнка на меня, а среди щебёнки – ромашка, такая одинокая. Ветерок её чуть-чуть пошевеливает, лепесточки загибает, и так мне не хочется мять её своим телом. Вот тогда я от какого-то непонятного страха за этот цветочек проснулся и почему-то вспомнил этот прыжок.
– Странноватые у тебя ассоциации.
…Вдруг яркий солнечный свет ударил в лицо Фролу. Брезент упал к его ногам. Перед ним стоял тот самый парень, который выпрыгнул вслед за ним из поезда.
– Что? Доволен? Взял? – криво усмехнулся Фрол и хотел пренебрежительно плюнуть под ноги менту, но в горле запершило, и он закашлялся.
Парень, тяжело дыша, опёрся одной рукой о коленку, в другой он сжимал пистолет.
– Ты дурак или больной? Он же пёр… семьдесят километров в час. А если бы ты разбился? А?.. Меня бы прокуратура… изжевала! Фу… жарковато… – Парень рванул ворот рубахи – посыпались пуговицы.
Фрол видел, что парню досталось не меньше, чем ему. Джинсы на коленях порваны. Светлая рубашка, выбившаяся из брюк, в пятнах мазута. Размазанная кровь на лбу и локтях.
Фролу стало дурно до тошноты. В глазах замелькали зелёно-серые круги, и его стошнило под собственные ноги.
– Во-во! Порыгай – полегчает!
Не выдержав боли в ноге, Фрол сполз по штабелю ящиков на землю.
– Ну совсем-то не скисай! – Парень, засовывая пистолет под ремень за спину, склонился над Фролом.
Фрол очнулся от размеренного покачивания и от неудобной позы. Он тупо уставился на плывущий перед глазами асфальт, мотающиеся кисти собственных рук и мельтешащие подошвы чьих-то кроссовок. Он перевёл взгляд по ноге и увидел торчащую из-за пояса рукоятку пистолета. В голове тяжело зашевелилась шальная мысль, и рука непроизвольно потянулась к этой рукоятке. Но тело вдруг подбросило, в живот остро упёрлось чужое плечо.
– Не балуй… Ну и тяжёл же ты, браток. Потерпи – чуток осталось.
Фрол как-то отдалённо, будто не сам, а со стороны, услышал лай собаки. Увидел, как чужая рука выхватила пистолет, и тот же голос прохрипел:
– Бабуля, убери собаку! Не ровен час – пальну!
– Белый, Белый! Фу! Фу! Ко мне! Вы кто такие? Здесь охранная территория! – женский голос был где-то рядом.
– Милиция! Телефон есть?
– На проходной. Тут рядом… за складом! Сумасшедший какой-то…
Фрола мутило, всё куда-то плыло.
Окончательно Фрол очнулся на деревянном топчане в каком-то небольшом помещении от едкого запаха нашатыря. Над ним склонилась женщина в белом халате.
– Ну вот, очнулся, сердешный! Кости вроде все целы. Так мы его забираем или в милицию повезёте?
– Забирайте! – Фрол услышал знакомый голос. – Только позвоните. Я вам сейчас телефончик запишу. Вот, пожалуйста! Фамилия моя – Стрехов. Скажите, в какое отделение определили.
Над Фролом склонился парень с перевязанной головой, тронул его за плечо и сказал:
– Худ ты, дружище, как велосипед, но тяжёл. В больничке веди себя прилично. К утру наведаюсь. Там и поговорим.
Паренёк потрепал собаку за холку. Подхватив за уши безвольную тушку зверька, он осмотрел рану. Несколько дробинок попали зайцу в грудь. Капельки крови сочились на снег и застывали на его белизне красно-матовыми ягодками недозрелой брусники.
– Раз, два, три… пять. Пять штук из семнадцати? Чуть не промазал! Но не промазал же. Амур, смотри! – Мальчишка сунул в нос собаке мёртвого зайца.
Но Амур снова и снова хватал пастью снег, вывалив розовый язык. Он устал, и у него не было сил по привычке трепануть шерсть подстреленного зайца. Пёс, забив по снегу хвостом, отвернул морду. Его глаза блеснули укоризной: «Ну что за ребячество. Заяц как заяц».
– Ну ладно, ладно… отдохни и будем выбираться, – паренёк глянул на багровый диск солнца, уже цепляющийся своей кромкой за дальние горы.
Он прикидывал, как лучше выбраться на большак засветло. «Пройти у Талого ключа по кромке льда или сделать петлю вокруг утеса? У ключа – короче, но риск… риск велик! Вокруг утёса через марь – далеко. Километров десять-одиннадцать. Да и снег на мари местами рыхлый, тяжёлый…»
– Ну что, Амур, махнём напрямик? Через Талый?
Пёс в ответ устало вильнул хвостом.
Пацан достал из-за пазухи краюху хлеба и разломил её пополам.
– На, держи свою долю! – он кинул кусок перед псом.
Тот проворно схватил корку и расправился с ней за несколько секунд.
– Вкусно? То-то. Ну-ка, держи ещё!
Он отломил от своей части ещё кусок и сунул под нос собаке. Амур одобрительно взглянул на мальчика, осторожно взял кусок из его рук и неторопливо съел.
– Закусили? Пошли!
Пёс вскочил со снега и отряхнулся.
Паренёк связал лапы зайца бечевой и закинул его за плечи. Надев лыжи, взял в руки ружьё, легко заскользил по склону к скальному выступу, возвышавшемуся над мелким ельником. В душе мальчишки билась радость. Он стал охотником.
Лыжи шли ходко. Встречный ветерок не щипал морозом, а лишь приятно холодил лицо. До большака оставалось пройти километра три – не больше. Но пятьдесят метров этого пути были довольно опасны. Нужно было пройти по узкому закрайку у незамерзающего ручья. Перед ручьём снять лыжи и осторожненько, цепляясь за скалу, пройти вдоль его кромки. Самое главное – не сорваться в ключ и не намочить ноги. Прошёл – считай, что дома.
Вот он – этот опасный участок.
Мальчишка оглядел ледяной закраек. В груди пробежал холодок сомнения: «Не пройти! Очень узкий… сплошной лёд. Амур проскочит, а вот я?.. Может, вернуться?» Он неуверенно топтался на месте. «А!.. Была не была!» Паренек решительно снял лыжи. Потом связал их вместе и закрепил за спиной. Повесил на правое плечо ружьё, приказал собаке:
– Амур, сидеть! Перейду – свистну. Сидеть!
Багряное солнце уже на половину диска забралось за раскалённый по его краям горизонт. Резко потянуло ветром.
«К ночи запуржит. Надо поторопиться. Так, осторожненько. Лицом к скале. Шаг… ещё шаг… скользко. Перехватиться за следующий выступ. Ещё шаг. Не торопиться! Чёрт!.. Надо было обойти! Не пройду!»
Мальчишка прошёл половину пути. Оставалось ещё три-четыре осторожных шага, и кромка начнёт расширяться.
«Надо отдохнуть. Поправить ружье…» Он начал подтягивать ружьё поближе к шее и задохнулся от ужаса. Бечёвка, связывающая лыжи, лопнула, и они, стукнувшись пятками о лёд, во всю длину шлёпнулись в воду. Течением их медленно развернуло вдоль струи и затянуло под лёд…
Александр Быков
