Александр ОРЛОВ
Александр Орлов
Александр Владимирович Орлов родился в 1975 году в Москве. Поэт, прозаик, историк. Окончил Московское медицинское училище № 1 имени И. П. Павлова, Литературный институт имени А. М. Горького и Московский институт открытого образования. Работает учителем истории, обществознания, основ философии и права в столичной школе № 1861. Автор пяти стихотворных книг: «Московский кочевник» (2012), «Белоснежная пряжа» (2014), «Время вербы» (2015), «Разнозимье» (2017), «Епифань» (2018), сборника малой прозы «Кравотынь» (2015), книги для дополнительного чтения по истории Отечества «Креститель Руси» (2015) и книги о роде священномученика Константина Переславского (Снятиновского) «Во власти Бога». Публиковался в широком круге изданий: «Бийский вестник», «День и ночь», «Дети Ра», «Дон», «Дружба народов», «Литературная газета», «Литературная Россия», «Литературная учёба», «Москва», «Наш современник», «Подъём», «Сибирь», «Сибирские огни», «Юность» и др. Лауреат всероссийских конкурсов имени А. П. Платонова (2011), имени Ф. Н. Глинки (2012), имени С. С. Бехтеева (2014), имени Н. С. Лескова (2019), Международного славянского литературного форума «Золотой Витязь» (2017 и 2019), обладатель специального приза ИС РПЦ «Дорога к храму» (2017). Лауреат открытого конкурса изданий «Просвещение через книгу» ИС РПЦ (2018 и 2019). Живёт в Москве.
* * *
Фёдору Николаевичу Глинке
Мощны, дремучи, непрерывны,
Господствуют вокруг леса.
Ветра им складывают гимны,
В них слёзы прячут небеса.
Луна и солнце в карауле
При столкновении эпох
Туманы сонные раздули,
Храня всё то, что создал Бог.
И мрак просторами низвергнут,
И над неравенством чащоб
Кружит апостол воли – беркут,
Знаток славянских древних троп.
И дух Смоленщины пасхален,
И время в просеки вросло,
И в просвещённости прогалин
Взмолился холод на тепло.
* * *
Александру Трифоновичу Твардовскому
Я без вести не пропадал под Ржевом,
Не замерзал в мончаловских лесах,
Не побывал на правом и на левом
Омытых кровью волжских берегах.
И не курил в окопах самокрутки,
Не пил из фляги перед боем спирт,
Не отпускал мне Вася Тёркин шутки,
Но смерти мне знаком холодный флирт.
И жизнь моя не сказка, не халява.
Кто скажет мне, что я себя берёг?
Нас всех с годами встретит переправа,
Я для неё давно не новичок.
И в миг, когда начнётся перевозка
И лестницей вдруг станут облака,
Меня поманит из-за солнца тёзка,
Признавший в моём сердце земляка.
* * *
Николаю Ивановичу Рыленкову
От московской незваной гордыни
Становлюсь я нередко свиреп
И спешу на тот берег Смядыни,
Где заколот был юноша Глеб,
Где молитве, как старенькой няне,
Каждый пришлый подвластен вовек,
Где защиту находят смоляне
В теплоте страстотерпца опек,
Где в года мировых пятилеток,
Неподвластный безбожным властям,
Проезжал мой расстрелянный предок
По дорогам из кочек и ям,
Где округа извечно смолиста,
Где все жили во имя труда,
Где встречали с войны гармониста
Божий крест и победы звезда.
* * *
Мне продали щекастые смолянки,
Стоящие под проливным дождём,
Ржаные, ещё тёплые буханки –
И хмурый вечер показался днём.
Они как две изюмовые сдобы,
И каждая глазами так прижмёт,
Что кажутся родней мне хлеборобы
И чудится мне сватом тестовод.
Я видел, как работают все живо –
Поют, смеются, рассуждают вслух,
В их душах – поспевающая нива,
Прародина плетёнок и краюх.
Они ещё доленинской закваски,
И прячут их помазанные лбы
Пословицы, поверья, песни, сказки,
Коленопреклонённые мольбы.
Дорогобуж
Александру Сергеевичу Орлову
и Сергею Васильевичу Серкову
Со дна июньских тёплых луж
Тянуло мёдом, льном и кожей,
И вечер, вежливый прохожий,
Нас пригласил в Дорогобуж,
Где дождь, задумчив и покоен,
Кропил торговые ряды,
И большегрузные следы,
И дух усопших маслобоен,
Полки канатной конопли
И залежи пластичной глины,
Мещанских домиков руины
И плинфы кривичей в пыли,
И колченогих стариков
У перекошенной ограды,
Их опалённые награды
За Ржев, Смоленск и Могилёв.
Дождь лил, слоняясь по дворам,
Передохнул в тиши сарая,
Кусты и грядки освежая,
Ушёл к блестящим куполам,
Где жизнь доверчива, мудра,
Щедра, смиренна и упряма,
Сокрыта от Москвы и гама,
Где дремлет солнце возле храма
Петра и Павла,
Павла и Петра.
Гагарин
Вчера я был проездом в Гжатске.
Что мне тебе, друг, рассказать?
Меня там встретили по-братски
Дома, погода, люди, Гжать.
Там помнят все о космонавте,
О горе, немцах, о войне.
Там жизнь как жизнь, меня отправьте
Туда ещё раз в летнем сне.
Мне будет день людской подарен,
И в полдень встанут все часы.
И солнце сам Юрий Гагарин
Улыбкой скроет от грозы.
И, уезжая, напоследок
Я со слезой стопарь махну,
И водки вкус так будет едок,
Как взгляд ушедших на войну.
Висельник
Василию Михайловичу Серкову
То время было горько-вязкое,
Дома от взглядов скрыла ночь.
Он шёл с оглядкой в Новоспасское:
Хотел увидеть сына, дочь…
За ним леса, поля ржаные,
Деревни край и в ряд снопы.
Придёт он скоро к Евдокии –
Вот изгородь, вот край избы.
Её он сам воздвиг когда-то,
Вот первое окно с резьбой.
Убрал он руку с автомата –
Вот-вот он встретится с женой.
Но не судьба, и как-то быстро
Произошёл его захват:
Соседа взгляд, крик бургомистра,
Десятки вермахта солдат.
Наутро к месту подлой казни
Он шёл по сродников земле
И горделиво, без боязни
Взглянул на солнышко в петле.
Повешен был он в Новоспасском
Под русский плач, тюрингский смех.
А с неба дождик бил по каскам,
Как будто мстил один за всех.
* * *
Не жил я в эпоху насильных коммун,
В курганах не взрыл артефакта,
Но слышал, как сладко поёт гамаюн
В чащобах Смоленского тракта.
И, в пенье дремотном красив и блажен,
Явился мне край вечной смоли,
Где люди не терпят плаксивых измен
И лечат в молитвах мозоли,
Где с детства мой дед выходил на покос,
Отца ждал у графского сада
И первой щетиной в отряде оброс,
Смывая кровь немцев с приклада.
Откуда ушёл он, ничто не забыв,
Ушёл навсегда поневоле,
Скрывая на сердце щемящий нарыв
С подсушенным привкусом соли.
Каноница
Время неслышно в неведомость тронется,
Жизни земной неизвестен нам срок.
Ты убрала свои пряди в платок.
Что тебе снится, родная каноница?
Где твой избранник израненный слёг?
Видишь ли ты неприглядные яви?
Слышишь, как вой орудийный затих?
Где же погиб твой весёлый жених?
В поле под Рославлем или в Варшаве?
Кто в той атаке остался в живых?
Долгие годы жила ты в затворе,
Кто-то, как раньше, окликнет: «Сестра!»
Ты, как на фронте, спокойна, быстра,
Только не выплакать девичье горе,
Не воскресить рядового Петра.
Всех подступавших мольбами жалея,
Вечно ты ликом была весела.
Множество бед ты в себя вобрала.
Как ты любила всех, мать Пелагея,
Ты – словно Бога земная хвала.
Как же мила ты, слепая солдатка!
Ты приходящих молитвенный тыл.
Вечер пасхальный кресты осенил,
И среди всех монастырских могил
Мне у твоей одиноко и сладко.
Студенец
Не плачь, курносая голуба,
Не стоит слёз твоих ведро,
И я с улыбкой водолюба
Верну пропавшее добро.
Оно лежит на дне колодца,
Помилуй, Фёдор Стратилат,
На глубину мне лезть придётся,
Подземный мир холодноват.
Читай, молельщица, прокимен,
Я ухожу в студёный свод,
Пусть будет он гостеприимен,
Ведро без грубости вернёт.
Колодец выложен по-русски:
Надёжен, гладок и дощат,
И от испуга в скользком спуске
Молитвы скрыли перемат.
Во тьме воды менялись лица,
Я слышал крики, имена,
И думал я, что будут сниться
Мне раскулачка и война.
Беспалый
Раскинулась за домом нежно радуга,
И мы расселись важно на крыльце,
И дверь была закрыта туго-натуго,
Ушла хозяйка, позабыла о жильце.
От «козьей ножки», полной самосада,
Газетная распространялась вонь.
Болтал вязьмич смешно, замысловато
О том, как не использовал он бронь,
О том, как посреди крестов и свастик
Дымящихся Зееловых высот
Кончины ожидал десятиклассник
В тот самый важный сорок пятый год.
Он говорил, что Божий он избранник,
Что баловень он, как ты ни крути,
Что починил на днях сапог и краник,
А я смотрел на две его культи.
Окруженец
Весенний лес был полон соловьями,
Взвивался к солнцу звучный перелив,
А он сказал: «Под нашими ногами
Лежат друзья, а я остался жив.
Мы пили воду из дорожной лужи,
Мы яблочную доедали прель,
Но знали, что бывает и похуже,
И хуже стало после двух недель.
Мы обошли угрюмую пустошку,
И с голодухи нас прельстила вонь,
И мы копали сгнившую картошку,
И пулемётный в спины лил огонь,
И в поле я лежал между телами,
И мягок был под Вязьмой чернозём,
И небо омывало нас дождями,
И я простился с пленным октябрём».
* * *
Помню, учили меня быть надёжным и смелым.
Всё изменилось с тех пор, но иду я к тебе,
Роща, где дед закопал навсегда парабеллум,
Где ждал связного не раз на медвежьей тропе.
Кажется мне, я иду по курганному полю,
Звёзды угрюмо склонились к расстрельному рву,
Сон ты никак не обманешь, он рвётся на волю,
Я его власть только с первым лучом оборву.
Снова под утро тревожат скупые просветы,
Наши свиданья с роднёй обречённо редки.
Грозным Смоленском в стальное подымье одеты
Мельница, сад и наш дом в изголовье реки.
