ЛИРИКА

Янка ЛАЙКОВ
* * *

Небеса благоволили, как своим,
Нам, изгнанникам, ослабшим от скитаний
По просторам дивным и чужим,
По тропам неведомым и дальним.

И священники встречали, как своих,
Нас. И спать укладывали в храме.
Утром же будил один из них,
Провожал, закрыв врата за нами.

Вновь дорогой, тонущей в веках,
Шли мы, от отчаянья стеная,
С ног усталых отрясая прах,
Головы золою посыпая.

В поднебесье брезжили лучи,
И мы слышали, земные пилигримы,
То молчанье месяца в ночи,
То святые ангельские гимны.

Сквозь туманы звал нас тихий свет,
Как звезды далёкое мерцанье.
На богов мы не роптали, нет –
Тех, что обрекли нас на изгнанье…

Новый путь нас, как своих, встречал,
Нас, поблёкших лицами и босых.
И надеждой пламенела даль,
И в руке дрожал дорожный посох.

* * *
Огонь в золе, мерцая, тлел.
Паслись на мглистых межах кони.
Отец дремал. А я сидел
Наедине с ночным покоем.

Сопел у стога пёс Байкал,
Вдруг в тишине вздымая уши –
То ветер в травах пробегал,
Его собачий сон нарушив.

А очертанья за рекой
Мой взор манили, чаровали…
Святая ночь, святой покой
Неспешно в вечность отплывали.

* * *

Виденье светлое и лёгкое:
В затихшей заводи речной
Плескалась щука одинокая,
И тени зыбились челнов.

А там, где осока нетронута,
Где мошек столб в тени гудел,
Не нарушая глади омута,
Шёл кто-то дивный по воде.

Обросший ряскою и сгорбленный,
Посеребрённый чешуёй,
Окутанный прохладой водною,
Свободно он ступал рекой.

К нему клонились вербы гибкие,
И в тишине струился звон.
А мне казалось, будто с рыбками
Так разговаривает он.

Сияли очи его добрые,
Меж мокрых тинистых волос.
И осыпали искры тёплые
В пространство моих дивных грёз.

Перевод с белорусского Марины
Помоз-Лайковой

---

Татьяна Лейко

Поэтесса, переводчик. Родилась в г. Екатеринбурге. Окончила филологический факультет Белорусского государственного университета, работала редактором. Живёт в г. Минске. Печаталась в журналах «Неман», «Наш современник» и других изданиях. Автор сборников стихов «Сентябрь обетованный» и «Ветра евразийские». Лауреат премии Союза писателей Беларуси за лучшую книгу года

* * *

Любовь, надежда, вера –
Что хочешь, выбирай.
Последняя химера –
Земной недолгий рай.

Ты отпускала чувство
По водам, словно хлеб.
Последнее искусство –
Не ждать иных судеб.

Ещё десятой доли
Не заплатила ты
За вольный ветер в поле,
За детские мечты.

За время без расчёта,
Дорогу без следа…
…Откроются ворота
Неведомо куда.

* * *

Душа моя – осень, а может быть, даже зима.
Но – полная снега, но – полная свежести
страстной!
И если умру или просто свихнусь я с ума,
Останется жизнь – и не менее будет
прекрасной.

Останется снег и на яблонных ветках замрёт,
И сядет сорока и что-то невнятное крикнет…
Не всё ли равно нам, что кто-то сегодня
умрёт,
И нам наплевать, что за чудо сегодня
возникнет.

Пусть будет зима с драгоценным сияньем
своим,
И пусть безразлично относятся люди друг
к другу.
Но как же красив этот белый предутренний
дым
И наша любовь по дороге к полярному кругу.

* * *

А ты, мой друг провинциальный…
И я в провинции жила.
И мой посёлок нереальный
Навеки вьюга замела.

Провинция! Душа! Природа!
Охота к перемене мест…
Но это родина народа –
Вся Русь, лежащая окрест.

Нам ладан, золото и смирна –
Листва, летящая с берёз,
Земли и хвои запах мирный
И в искрах пламенных мороз.

И мы с тобой провинциалы,
С судьбой таёжной и степной.
Для нас горит цветочек алый
Над тёмной пропастью земной.

* * *
Слово, всего только слово,
И ничего другого.

Слово в воздухе зыбком
И на листе бумажном.
Наперекор ошибкам –
Но это теперь неважно, –
Наперекор страданьям,
Как свет выплывает из тьмы, –
Безумного «я» свиданье
С бессознательным «мы».

Не оболочка сути,
А самая суть и есть:
Где-то в житейской смуте –
Мир и благая весть.

* * *
Там старые дремлют стихи
В тетрадке, а может быть, в книжке.
Мы жили во власти стихий,
Не зная ни дна, ни покрышки.

Проиграна эта игра.
Любимые песни допеты.
И вольное наше вчера
Сменили другие сюжеты.

О, кто же нас любит, скажи,
Дошедших до самой развязки?
Прекрасны твои миражи!
Темны наши русские сказки…

* * *

Чем дальше, тем больше мне хочется жить.
Ведь глупо, не так ли?
И сызнова вьюга пойдёт ворожить
И ставить спектакли.

Давай поскрипим заповедным снежком
И детство разбудим.
О чём же я плачу? О чём и о ком?
Что больше не будем

Идти по аллее, по лёгкой тропе,
По лунному следу.
…Я что-то тогда говорила тебе,
Подобное бреду.

* * *

Давай забудем эту ночь.
Давай забудем это утро.
Ушедшей молодости дочь,
Угасла наша Камасутра.

Но даль закатная горит
Каким-то предпоследним светом.
И видно, как душа парит
Над временем и над поэтом.

---

Тамара КОВАЛЬЧУК

Город Осиповичи, Могилёвская область, Беларусь.
Член Международной ассоциации писателей и публицистов, Белорусского литературного союза «Полоцкая ветвь», автор десяти сборников стихов и рассказов на русском и белорусском языках: «Я жить без тебя не могу» (2016), «Мой казачны край» (2017), «Всё начинается с любви» (2017), «Всё, что свыше дано» (2018), «И всё это жизнь» (1-й том, 2017), «И всё это жизнь» (2-й том, 2018), «Поцелуи Вселенной» (2018), «Души закрома золотые» (2019), «Па роднай старонцы» (2019), «Шагая по алфавиту» (2019). Автор-составитель сборника стихов и рассказов «Память храним» (2019), литературный редактор Международного художественно-публицистического альманаха «Созвездие» (г. Минск), победитель международных литературных конкурсов: «Мой аленький цветочек» (2018), «Прысвячэнні песняру» (2018), «Созвездие духовности» (2019). Российским союзом писателей награждена звездой «Наследие» III степени.

 

Старый сундук

Под слоем пыли в тёмной комнатушке
Стоял сундук, забытый на года.
На нём лежала чья-то колотушка,
В бутылке – освящённая вода.

Но день пришёл, когда её открыла
Из любопытства девушка одна.
Нашла она пилотку в нём, и мыло,
И маленький кусочек от сукна.

На самом дне лежали в нём медали,
Под ними – гимнастёрка и кисет.
А рядышком письмо с пометкой: «Гале,
Галине Жук». Куда: колхоз «Рассвет».

Взяла письмо девчонка в свои руки,
И задрожали пальцы, затряслись:
Она и брат – Галины этой внуки,
От дочки её, Маши, родились.

Глазами пробежала по бумаге,
От времени покрытой желтизной.
Прочла о чьей-то жизни и отваге,
О том, что станет Галочка женой.

Рассказывал солдат о страшном бое,
О гибели людей в концлагерях.
О том, что их осталось только двое:
В живых остались он и Ванька Страх.

Ещё в письме описывалась речка,
В которой утонул почти весь полк.
Просил боец: «Поставь, Галина, свечку.
За всех поставь! Я знаю в этом толк».

Внизу стояла подпись: «От Егора.
И жди. Я обязательно вернусь.
Победа будет нашей очень скоро!
Гони прочь слёзы, милая, и грусть».

Медали подняла девчонка нежно,
К груди прижала, вытерев слезу:
– Люблю тебя, дедуля – Павел Снежнов.
Тебе цветы я каждый день везу.

 

Солдатка

В то майское утро я шла на прогулку,
Минуя дома и дворы, переулки.
И вышла на поле подросшей пшеницы,
В которой резвились весёлые птицы.

А ветер играл на берёзовой щепке,
Да дуб шелестел, толстый, старый и крепкий.
Под дубом сидела седая старушка
Со старой солдатской прострелянной кружкой.

Бескровные губы шептали чуть слышно:
– А я ведь, Егор, замуж так и не вышла.
Тебе обещала до гроба быть верной,
Хотя жизнь была тяжела непомерно.

Детей подняла и отправила в люди,
Сама вот к тебе – это правильным будет!
Устала одна я встречать все рассветы,
Не радуют больше ни осень, ни лето.

Я помню, любимый, как ты полз с гранатой,
А рядом немецкие были солдаты.
Твой крик до сих пор слышу с горечью, болью
И вижу, как в небо с тобой летит поле.

Как падают замертво все те фашисты,
Как будто скосил их косою нечистый.
Всё помню, родной, ничего не забыла,
Хожу каждый день на твою я могилу.

Но ты не волнуйся – я буду с тобою,
Вот только поправлю твой холм со звездою,
Чтоб долго она над землёю сияла…
Таких ведь, Егорка, на свете немало.

Затихла солдатка, поставила кружку,
Потом подмигнула, как старой подружке,
И крикнула: – Ну-ка, давай за Победу!
Пусть знают внучата, за что гибли деды!

Стояла я молча. Лились градом слёзы
От слов старой женщины, стона берёзы.
Душа моя плакала вместе со мною,
Услышав, какой жизнь давалась ценою.

 

Он был настоящим солдатом

Он был настоящим солдатом
И шёл, не страшась, на войну.
Он чёрту в аду том был братом
Не день и не ночку одну.

Сражаясь бесстрашно и смело,
Кричал: «Не сдадимся! Вперёд!»
И знал: коль падёт, так за дело,
За дом, за славянский свой род.

Форсировал Днепр без сомненья,
Тащил пулемёт на себе.
И в трудные очень мгновенья
Молитвы слал Богу, судьбе.

В огне он горел под Берлином,
Спасая детей, стариков.
Был ранен осколками в спину,
Взрывая с фашистами ров.

Он был чьим-то сыном и другом,
Сражался за них так, как мог,
И помнил: второго нет круга,
Но Родина есть, свой порог.

 

Забыть нам нельзя

Давно позабыты метели,
В которых стрелял автомат,
И плакали сосны и ели
За Ржев, за Москву, Ленинград.

Нет зим с окровавленным полем,
И снег не целует бойцов.
Лишь ветер летать в поле волен
Над братской могилой отцов.

Давно не горят в печках дети,
В Освенциме дыма уж нет.
Не ставят клеймо Ритам, Петям,
По ним не рыдает рассвет.

В колодцы с водой ключевою
Никто не бросает людей.
Лишь вьюга ночами здесь воет,
Как выл тот немецкий злодей.

Но сердце от ужаса стынет,
Когда вспоминаем тот год,
В котором глумился в Хатыни
Фашист, убивая народ.

Давно позабыты метели,
Да только забыть нам нельзя
Войны, тех ребят, что сидели
Под танком, со смертью ползя.

И тех, кто дошёл до Берлина,
Европу спасая от тьмы.
И тех, кто отправил в бой сына, –
Всегда должны помнить всех мы.

Я вижу войну и тот ад

Стою я у братской могилы опять,
Читаю фамилии павших.
А время со мною уносится вспять
В рассвет тот, от взрывов уставший.

И вдруг: поле боя, строчит пулемёт
И рвутся у пушек снаряды
Да падает в озеро наш самолёт –
У смерти сегодня порядок.

Встаёт на дыбы, как шальная, земля,
Взлетают за нею берёзы.
И стонут от боли с пшеницей поля,
Льют реки горючие слёзы.

И русский Иван в этой бойне, как лев,
Стоит, защищая род древний.
И, ужас войны осознать не успев,
Спасает от фрицев деревни.

А рядом Алесь с белорусских болот,
Израненный весь, с голым телом,
Кричит во всё горло: «Ребята, вперёд!
Мы гибнем за правое дело!»

Я падаю ниц в этом страшном аду
И Бога прошу о пощаде.
Ведь если я здесь своё место найду,
То стану стрелять жизни ради.

И гнать буду тех, кто пришёл воевать,
Людей истязать, не жалея.
И тех, кто забыл, что дала жизнь им мать,
За каждый шажок их болея…

И вновь я у братской могилы одна,
Огонь лижет воздух, играя.
А мне улыбается вишней весна,
Как в день сорок пятого, в мае.