Проходимец

У главного героя великих произведений Ильфа и Петрова существовали некоторые разногласия с действующей властью: она желала побыстрее построить социализм, а он нет. Разногласия действующего лица моего рассказа с императором Романовым тоже существовали. Самодержец утверждал, что воровать грешно, Свавов придерживался иного мнения.

* * *

1887 год. София. Фешенебельный отель «Лихтенштейн»

Битый час цирюльник ожидал вызова в президентский люкс. Но настроение от этого хуже не становилось. Ещё бы, ведь именно его, а не кого-нибудь другого пригласили обслужить французского графа де Лортека! Заплатили щедро! А какие могут быть чаевые! Если он сумеет угодить высокородному клиенту! Ещё пара подобных заказов, и можно думать о расширении своего маленького бизнеса.
Но то, что произошло двадцатью минутами позже, не мог представить ни брадобрей, ни клиент.
– Не он! Точно! Подбородок этого господина мне хорошо известен! Я его брил! И не раз! В империи! Он не француз! Это другой человек, из России!
Как и многие из нас, не умел мастер помазка и бритвы держать язык за зубами. А посему остался без щедрого вознаграждения, а несостоявшийся клиент без болгарского трона.
Софийская полиция от греха подальше экстрадировала лжефранцуза в Российскую империю.
1937 год. Шанхай. Китай. Полуподвальная каморка

В этот день Никита Генрихович Свавов разоткровенничался. Виной тому обаятельная журналистка Стефана Бедельсон, прекрасно знавшая своё дело.
– Де Лортек – это, скажем так, ваш профессиональный псевдоним? – Женщина поставила галочку в блокноте, исписанном убористым почерком.
– Вовсе нет. Я потомственный дворянин. Матушка Свавова, в девичестве графиня де Лортек.
С минуту помолчав, журналистка внимательно посмотрела на собеседника и вдруг выпалила:
– А расскажите, с чего всё началось.
– Что началось?
– М-м-м, как это будет по-русски? Грехопадение.
Интервьюируемый нисколько не смутился. Наоборот. Его лицо посветлело, а в глазах забегали чертенята.
– Так назначили же!
– То есть? Не поняла.
– Это история длинная.
Вместо ответа женщина демонстративно перевернула страницу блокнота и приготовилась записывать.
– Я в молодости не обладал даром великого актёра или оратора-политика. Хотя, чего греха таить, Всевышний вложил в меня некие частицы этих ремёсел. Плюс к тому тягу к изучению чужих языков. Знаю их штук десять или двенадцать. И кое-кто это оценил! – Старик ждал вопроса, но журналистка писала не поднимая головы, и он продолжил: – В молодости развил в себе ещё один талант. Обладал способностью чувствовать себя как рыба в воде в аристократическом обществе. Однако для этого требовались немалые деньги и соответствующий прикид.
– И как же решали эту проблему? – поинтересовалась собеседница.
– Элементарно. Вам, наверное, известно, что в те годы я на законных основаниях носил военный мундир офицера. Облачившись в него, посещал мастерскую по пошиву элитной обуви. Просил изготовить дорогую пару модных туфель. После чего поспешал к конкурентам и делал аналогичный заказ. В положенный срок приходил за обновкой и требовал переделки правого ботинка, утверждая, что тот нестерпимо жмёт. При этом левый забирал с собой. В другой мастерской мне уже не нравился левый. И вуаля! Ваш покорный слуга, не заплатив ни копейки, щеголял на балах и светских собраниях в дорогой паре новенькой обуви.
А трюк с засахаренным тараканом, обнаруживаемым в ресторанном десерте, вскорости стал классикой. До сих пор успешно используется авантюристами разных стран. Вы можете не поверить, но я горжусь выдумкой с участием мёртвого насекомого.
– Вы упомянули, что получили приказ из некой секретной службы. Расскажите поподробнее.
– Барышня! Приказать Свавову не может никто! Что помню, поведаю. Извините, ежели детали этого дела запамятовал. Возраст, знаете ли, не тот. Многое забывать стал. Было это, кажется, в феврале 1872 года. Из канцелярии императора в жандармерию переслали письмо, адресованное одному из членов царской семьи. Некая особа по имени Фанни банально соблазняла племянника Александра Второго. Обыденное дело. В Российской империи подобных дамочек пара-тройка сотен сыщется. Однако шеф жандармов Пётр Шувалов не без основания полагал, что мадемуазель завербована германской разведкой. О моих способностях этому господину было известно многое. Вот он и предложил вашему покорному слуге в обмен на амнистию по прошлым аферам сделать так, чтобы воздыхательница навсегда забыла о существовании богатой дичи для любовной охоты. Деваться некуда. Пришлось стать другом высокопоставленного вельможи и как можно скорее оказаться в его свите.
Журналистка отложила ручку.
– Припоминаю. Об этом писали крупнейшие газеты. Кажется, у матушки молодого князя пропали бриллианты и другие ­украшения. Тем не менее доблестная полиция Российской империи быстро отыскала их в ломбарде Санкт-Петербурга. В светских салонах шептались, что высокородный сынок это и организовал. Для бесперебойного финансирования всё возрастающих потребностей некой танцовщицы по имени Фанни. Я ничего не путаю?
Старик кивнул. И продолжил:
– Царская семья быстренько спустила дело на тормозах. Князя объявили больным и сослали куда подальше. Меня же выгнали со службы. Да я об этом нисколько не жалел. Вырученных денег хватало на шикарную жизнь за пределами империи. За сутки мог обзавестись паспортом любой страны и стать доверенным человеком в свите высокопоставленного вельможи.
– А героиню этой авантюры, надеюсь, арестовали?
– Успела удрать за границу. И тут же состряпала книжицу мемуаров. Для убедительности опубликовав в ней полный текст писем опального члена царской фамилии.
– Вы ведь тоже осели в Париже? Не так ли?
– Свободный город. Лёгкие нравы. Выдал себя за идейного политэмигранта. По приезде организовал интервью прикормленным газетчикам. Откровенно поведал, что царские побрякушки реквизировал исключительно для нужд будущей революции. Потом меня перестали пускать в казино Монте-Карло.
– Почему? – Стефана удивлённо вскинула брови. – Проиграли все деньги?
– Нет, конечно. По старой привычке устроил скандал. Орал, что прилюдно разденусь догола, тем самым докажу, что меня обобрали в столь приличном заведении. В качестве компенсации потребовал тысячу франков. И получил! Чуть позже прочёл в газете: «Итальянской армии требуется не один десяток табунов породистых лошадей». В знании особенностей коневодства равных мне не было. Вот и выходит, что сам бог велел развести «макаронников» на многомиллионный аванс. Но заметьте: из этих денег я честно погасил государственный болгарский долг. Хотел преподнести на блюде «братушек» российской короне. А попутно стать царём Болгарии! Если бы не гнусный брадобрей, то всё бы удалось!
– Кажется, после этого случая за вашу персону взялись основательно. Упрятали в далёкую Сибирь!
Вместо ответа старик с трудом поднялся. Вынул из тумбочки пожелтевшую газету. Протянул гостье.
«Ленский листок» информировал, что гражданин С. умудрился продать местному купцу пять тысяч вёдер спирта с завода, существующего исключительно на бумаге.

* * *

Через пару недель после этого интервью «великий комбинатор» очутился в госпитале католической миссии. Цирроз печени не оставлял никаких надежд на благоприятный исход. Поняв это, старик потребовал к себе православного священника. Сердобольные люди отыскали в окрестностях только монаха-единоверца.
Проходимцу пришлось исповедоваться ему. Но даже заглядывая в лицо смерти, великий обманщик, мягко скажем, лукавил. Утверждал, что отыскал в Китае сына, которого родила брошенная много лет назад любовница. И последняя, неудавшаяся, афера с продажей вагона часов затеяна исключительно для того, чтобы оказать материальную помощь молодому человеку.

* * *

Вечером Никиту Генриховича уже отпевали в малюсенькой церквушке, приютившейся на окраине большого города. Монах, опуская в могилу измученное тело, бросил в неё горсть русской земли, привезённой им с далёкой родины.

Александр Ралот