Жизнь сквозь мрамор

Жизнь сквозь мрамор

В тихую январскую ночь юноша и девушка остановились у Вечного огня. Пламя как будто вырывалось из сердец погибших в минувшую войну, взывая к памяти, вечной памяти.
– Смотри, что это? Неужели!.. – удивлённо воскликнула взволнованная девушка.
Между коричневыми мраморными плитами качались два хрупких стебелька с нежно-зелёными листочками.
Несмотря на крепкий мороз, они жили, согретые Вечным огнём, огнём памяти и жизни вечной.

Нежное кружение

Начало мая ещё не благоухает пышностью белого и розового цветения садов, но вся природа и мы как её часть в ожидании этого. Закружит голову аромат черёмухи, под которой влюблённые назначат свидание, и только сердце подскажет, от чего больше нежное кружение.
Кто не любит в первом весеннем дыхании леса посидеть у костра, порезвиться на поляне, нарядившейся в изумрудно-зелёную шаль, по которой щедро рассыпались голубые пролески, жёлтые тюльпаны, разноцветные ряски, бордовые в крапинку колокольчики? Целый мир цветов и красок только на одной поляне. А сколько их в лесу!
Как прекрасно, что май дарит каждому, кто пожелает принять этот дар, своё щедрое, цветущее благолепие с соловьиными трелями и весёлым щебетаньем птиц. Только сумейте увидеть, услышать и принять. И тогда на время забудутся проблемы, а жизнь покажется прекрасной и вечной.
И как прекрасно, что именно в мае, девятого числа, прогремел на весь мир салют Победы, благодаря которой мы имеем возможность каждой весной, зимой, летом и осенью любоваться красотами родимой земли, дышать и наслаждаться мирной тишиной и нежным кружением листьев, снежинок, дождинок и солнечных бликов.

То сон и явь

Сад благоухал запахом спелых яблок и груш. Солнце ласковыми лучами пробиралось сквозь листья, согревая и без того тёплую землю. Девушка лежала на траве, подставив лицо солнцу. Глаза её были закрыты, но… видели. Они видели день, тонущий в солнечном свете, золотые блики играли повсюду, и не стало домов, заборов, деревьев, а один всепоглощающий ясный свет.
«Боже мой, как во сне…» – подумала девушка.
Так не хотелось открывать глаза, но пора уходить из сада. Шла по тропинке с ощущением неповторимого блаженства. Вот и дом. Дверь открыта, и оттуда слышатся слова диктора: ­«…­погибли пять солдат федеральных войск…»
– Господи, скоро двадцатый век кончится… и опять война уносит жизни молодых ребят… Если погибшие в Отечественную видят всё с небес, как же они там плачут…

Кровавый закат

Кровавый закат догорал на западе, как будто алые капли крови собрались в огромное озеро и медленно стекали за горизонт. Алые капли… Сколько упало их на землю в годы минувшей войны! Прошло много лет, но война до сих пор тревожным набатом стучит в сердцах тех, кто её пережил, и год за годом уходят её бойцы, оставляя о себе память… Вечную память.
Не плачьте, папа

Мария с мужем и тремя детьми эмигрировала из Польши в Россию в 1939 году, когда фашисты вошли в страну. Жильё им дали в Донбассе. Муж пошёл работать на шахту, а она с детьми занималась дома по хозяйству. Роза, старшенькая, уже помогала с уборкой в доме, Лиза, средняя, любила с мамой готовить, стряпать на кухне, а трёхлетняя Оленька бегала от мамы до сестёр и обратно, ей было весело резвиться в кругу родных.
Вечерами собиралась вся семья, дети радовались, что папа дома и принёс самый вкусный гостинец – три кусочка сахара! Дружно ужинали, Мария умела «из ничего» готовить вкусно и сытно: то были клёцки, то картошка в самых разных видах, всегда свежие супчики, а потом детям лакомство – сахар с ромашковым чаем.
Через два месяца пришло с родины страшное известие: всех евреев во Львове согнали на площадь, облили бензином и сожгли заживо… Не пощадили даже стариков и детей… Среди казнённых были все родные Марии и её мужа… Отец Маши был еврей, а мать полячка, а у мужа мать была еврейка, а отец немец, но погибли все – и родители, и братья, и сёстры…
В 1941-м пришла война и в СССР. Все мужчины призывного возраста ушли на фронт. Мария, оставшись одна с детьми, зарабатывала где могла, продавала что-то из вещей, трудилась по найму. Не думала не гадала она, что осталась беременной, но через пару месяцев после прощания с мужем поняла, что это так.
Родила, когда фашисты уже хозяйничали на улицах города. Крохе исполнилось всего две недели, когда все еврейские семьи согнали к комендатуре. Мария сунула живой комочек в пелёнках своей соседке со словами: «Умоляю, спаси!»
И, спотыкаясь, побежала с детьми под злобные окрики конвоиров. Молодых евреек построили отдельно, стариков и детей отвели в сторону. Мария оказалась в числе первых, а детей оттащили от матери. Вопли, рыдания, крики детей, проклятия слились воедино в раздирающий душу шквал ужаса!
Первую группу погнали на железнодорожную станцию, чтобы отправить в Германию. Мария лишилась чувств. Её сначала тащили две еврейки, а потом упали. Фашист ударил лежащую прикладом, две другие сразу вскочили и кинулись со всеми бежать. Сзади раздалась короткая автоматная очередь.
А стариков и детей бросили в шурф и завалили камнями…
Муж Марии выжил, искал семью, но никто так и не отозвался. Он до самой пенсии прожил в России, в Поволжье. В 1947 году женился, родились двое детей. Жили хорошо. Когда оформлялся на пенсию, поехал в Донбасс, чтобы стаж работы на шахте приплюсовать к колхозному.
Архивы уцелели, и всё нашлось. Перед отъездом домой Салих зашёл в магазин купить продукты в дорогу. И остолбенел, увидев молодую девушку, точь-в-точь похожую на Марию.
– Мария, – прошептал старик.
– Нет, папаша, я Людмила.
– Чья ты? С кем живёшь?
– А почему вы спрашиваете?
Салих молча вынул из нагрудного кармана фото Марии с детьми и показал девушке. Она удивлённо спросила:
– Откуда у вас моя фотография и кто сделал фотомонтаж? Я никогда не видела этих детей и тем более не снималась с ними.
– Это твои сёстры и мама.
– Так значит… Ах вот почему перед смертью моя мама сказала, что унесёт в могилу какую-то тайну… и что пусть всё рассудит Бог…
– Доченька моя!
Старик больше не мог сдержать слёз.
– Не плачьте, пожалуйста… – И, помолчав, добавила: – Папа…

Судьбу с поля боя вытащила

«Завтра бой, артобстрел, фашисты бомбить будут, надо поспать», – думала Зоя, ворочаясь на топчане в землянке.
А потом – то ли сон, то ли видение: спускается с небес Божья Матерь. Девушка упала перед ней на колени и молится, молится.
– Встань, дитя, не бойся, жить будешь и сама жизнь подаришь. – И исчезла.
Зоя вскочила, уже светало.
– Господи, воля Твоя, что это было? Спаси, сохрани и помилуй!
Хоть и молоденькая была, восемнадцати ещё не исполнилось, но в Бога крепко веровала, а на войне тем более без веры – никак: и в Бога, и в победу.
Зоя поправила медицинскую сумку на боку и вышла в окопы. Началась бомбёжка. Вражеские самолёты всё летели и летели тучами, издавая угрожающий рёв: «везу-у-у, везу-у-у, везу-у-у…» – так слышалось медсестричке. Потом с воем рвались снаряды. Она по звуку научилась определять, далеко будет взрыв или близко.
Самолёты улетели, остались только одиночные, не бомбовозы, а «мессеры», которые обстреливали пулемётными очередями окопы. Потом загрохотали пушки.
«Привалит работёнки, – думала Зоя, – хоть бы здоровых солдат не ранило, уж больно тяжело их тащить…»
И выскочила из окопов. Недалеко стонал окровавленный боец, перевязала и потащила с передовой. Не очень тяжёлый оказался. Когда выползли из зоны обстрела, поднялись, раненый шёл, опираясь на хрупкие девичьи плечи.
– Жди здесь, браток. К этому дереву всех раненых надо доставить, сюда на телеге подъедет санитар и отвезёт всех в медсанбат. Жди.
И убежала назад, на поле боя. Пули свистели, тупо глохли, впиваясь в тела. Зоя бежала, пригибаясь к земле, на зов раненого. Оставалось всего метра два, как страшно взвыл над головой снаряд.
«Накроет, – промелькнуло в голове девушки, – как же так, Господи, Матерь Божья…»
Снаряд воткнулся в землю в метре и… не взорвался!

Миг – и Зоя уже перевязывала бойца, взвалив на себя, потащила к дереву, оставила и снова в бой. Скольких вытащила в тот день – не упомнить. Но один такой здоровяк попался! Да ещё и ранен был тяжело. Ох и намучилась она с ним! Дотащила до дерева, там уже санитар на повозке, запряжённой лошадью, приехал. Затащили они вместе раненого на повозку, он спросил:
– Сестричка, как тебя зовут?
– Зоя, браток.
И убежала на передовую.
Вечером к ним в землянку пришёл Ванечка-украинец. Любовь у них с Зоей случилась. Другие девушки вышли из землянки, все давно считали Ваню и Зою мужем и женой. А они полюбили друг друга с первой встречи и не стали противиться вспыхнувшим чувствам. Любили истово, восторженно, отдаваясь друг другу до последней капельки души и страсти, как в последний раз. Да так оно и было – кто знает, будут ли завтра живы?..
В 1944 году Зою демобилизовали и отправили домой рожать. А Ванечка так и не вернулся с войны…
Почти 40 лет спустя Зоя получила письмо от поискового отряда учеников одной из школ города, где она воевала. В письме ребята приглашали её на встречу однополчан. Как раз дочь с семьёй в гости приехала.
– Мама, поезжай, раз тебя нашли!
И она поехала. Немного располневшая, седая, в лёгком длинном платье. Взволнованно подходила к месту сбора. И вдруг к ней, раскинув руки для объятий, побежал высокий широкоплечий мужчина, настоящий здоровяк!
– Зоя! Уцелела! Живая! Я уже и не надеялся… Наконец-то ты приехала на встречу! Ты же меня спасла! Не помнишь разве?
– Эх, браток, скольких я спасла, разве всех упомнишь…
– Да ты меня с поля боя вытащила! Ещё приговаривала, что я тяжёлый очень.
– И тяжёлых тоже много было, прости, браток, не помню.
В тот вечер они долго не могли уснуть. После торжеств и почестей ветераны разошлись по номерам в гостинице, а Зоя и Николай всё сидели в вестибюле и вспоминали свои боевые пути-дороги.
– Твой Ванечка жив?
– Нет… Погиб… Я одна дочь растила… Так замуж и не вышла.
– А у меня сын взрослый, отдельно с семьёй живёт. Я один, три года назад овдовел…
Расставаясь, Николай спросил:
– Зоя, можно я писать тебе буду? Ведь мы ещё не очень старые. Я тебя все эти годы вспоминал.
– Пиши, браток, а там видно будет, как Бог распорядится… Может быть, тогда, в сорок третьем, я свою судьбу с поля боя вытащила… Она подскажет, братом ты мне останешься или другом сердечным до конца жизни. Пиши, Коля, пиши.

Натали АДЛЕР