Сладость восторженных слёз
Раиса Гайдарова Родилась в семье военнослужащего в г. Ташкенте, где окончила школу и литературный факультет педагогического института. На всю жизнь избрала себе путь служения журналистике. Работала корреспондентом в газетах, на радио, на телевидении и в Республике Узбекистан, и в России (в Смоленске). Книги: «Судьба скульптора», «Художник – человек мира», «Поёт Ирина Нецина», «Неизбежное прими с достоинством», «Если б не было тебя».
ПРИТЧА
…Как же он неистовствовал – Океан – с самого заката и всю-то ночь! Точно в первые дни творения. Может, всё дело было в наступившей полной луне? Хотя и не только в ней… Она, лукавая, хищно вытягивала к себе с самого десятикилометрового дна его душу. В ответ он выплёвывал на берега мелких особей и всякий водоплавающий мусор. Его живую, чистой слезы голубую плоть перекручивали в шторма и цунами вихри невиданной энергетической мощи. Океан знал: ужаса в наступивший апокалипсис добавляет она, та самая жажда «быть» у океанических обитателей – от моллюсков и черепах до дельфинов и китов, – беременных будущей Жизнью. Вот-вот с муками и взрывной, космического масштаба силой завтрашние новорождённые перейдут красную черту – от Небытия к Бытию…
Тяжко, тяжко Океану…
…А утро принесло штиль. Океан задышал освобождённо и ровно. Вот тогда и двинулись на песочные пляжи полчища морских черепах, отягощённых драгоценной ношей – яйцами будущих черепашат. Необозримое береговое пространство застонало под тенью и тяжестью озабоченных особей. Вечность, осевшая на песчаных дюнах, забыла о тишине. Окрест – хруст и только хруст сухого песка от этого когтистого шершавого шествия.
Туда, туда! Подальше от Океана! Заложить яйца в вырытые в песке ямки – раз. Засыпать и притоптать всей плоскостью и грузом панциря – два. И забыть! Забыть! Не вспоминать до следующей, через несколько лет, кладки этот ритуальный танец во имя будущего потомства. Как же лёгок и быстр обратный путь в голубую лагуну! И что за дело до тех, которые должны вылезти на Божий свет через две полные луны? В добрый, как говорится, путь! Правда, если на этом пути к месту их трёхсотлетнего обитания, к Океану, их не склюёт цапля, не проглотит змея. Ну и что родительницам до этого? Кто решил, что материнский инстинкт – не столько великая милость, сколько обязанность матушки Природы? Ну не сработало. Кому упрёк-то? Создателю? Однако факт: «изуродовал» Он черепаху, наделив своё создание не только безобразием. Может, по недогляду или задумавшись, забыл (по нашему глупому разумению) вдохнуть в неё важный компонент – заботу о потомстве. А спохватившись, оплошность решил исправить: «Хватит вам, убогие, двухсот – ну ладно, трёхсот лет для жизни? А? В довесок – мудрость… Неплохо? Правда, чего не могу исключить, так это угроз, исходящих от человеческой алчности. Остерегайтесь… Пока. До встречи…»
(Прозорливо. Не одно поколение черепах погибло в желудках ненасытных людей. В трудные военные вёсны мясом среднеазиатских черепах – их тоннами привозили на грузовиках из Голодной степи – подкармливали оголодавших жителей Ташкента. Панцири сваливали под стены пристройки к Ташкентской консерватории. Из её окон мог бы выливаться трауром по жизни мудрых созданий Природы реквием… Но жизнерадостно лились звуки произведений юного Моцарта, Чайковского, Штрауса… Музыканты самозабвенно погружались в божественный мир вселенской гармонии. А этот натюрморт (т. е. «мёртвая природа») у стены? Нет, он не отвращал ничьего взгляда, не смущал, увы, ничьей души. Какая удача – не правда ли? – что человеку не дано видеть тень смерти – ни своей, ни братьев наших меньших?!)
…Однако к делу. Почти прошли, затерявшись в паутине Вечности, две полные луны. Потомство морских черепах, досиживая последние часы в песчаных ямках, готовилось к первому дню жизни. Вот-вот… Раньше всех почему-то вылезла лишь одна уродливая, как, впрочем, и все остальные, черепашка. Видно, родительница своим животворящим панцирем плохо притоптала песок с края ямы – спешила, милая, в голубую лагуну. В итоге миру явилась она, недоношенная, недогретая, недосиженная – по имени Не́до. А раз уж явилась, надо было куда-то двигаться. Куда? Вокруг знойная пустынная необозримость. И ничто, даже спасительные инстинкты, не подсказывали черепашке направление. Видно, что-то в Недо ещё не вызрело, не успело ороговеть. Нежность к будущему потомству? Но ведь этого не было в планах Создателя. Охота к перемене мест? Оказалось – ориентация в пространстве. Ничтоже сумняшеся она двинулась в обратную от Океана сторону.
Недо отважно, не ведая страха, где-то проваливаясь в ямы, ошпаренная знойным маревом, когтисто преодолевала пустынные километры – под ленивым взглядом обездвиженных от жары змей и ящериц.
…Что интересно: в наше время, которое, возможно, потомки грустно назовут «эпохой децивилизации», кто-то склонен думать, что отвага несмышлёных, как и мудрость стариков, – материя эфемерная, едва ли не противоестественная… А жизнь с немереной мощью несёт в своих артериях не что иное, как только кровь и токи природных инстинктов. Но так ли это?
Остановилась путешественница, только уткнувшись в заросли травы. Раздвинув их, оказалась в ином мире – понизу стелился плотный шум – шуршащий, писклявый, натруженный. Здесь кто-то нелениво жил… Над черепашкой сияли золотые переливы живого малахитового света. А высоко над головой возникло чудо чудное – летящее многоцветье.
– Ты кто? – вдруг спросило оно.
– Так черепаха я. Морская.
– А! Вспомнила. Уродливая и безобразная. Ну и встреча… Двух миров. «Рождённый ползать летать не может». Так ведь? Это о тебе. Ползаешь, всякую дрянь жрёшь. А я вкушаю божественный нектар цветущих цветов. Поняла, кто я? Бабочка, самое красивое на земле насекомое, убогая ты наша.
– «Убогая»? Не знаю, разве себя видишь? Но почему – «дрянь жрёшь»? Я родом из морских глубин, там всякой черепахе на её трёхсотлетнюю жизнь неплохой еды хватает.
– Триста лет?! Ну и что… – бабочка нервно скрестила изящные усики. – Пусть мой век три дня (если повезёт, то и четыре). Зато ты никогда не увидишь, как прекрасна земля с моей высоты. Горы, леса, водопады… Это мой мир. Я купаюсь в красоте.
– А что толку – увидеть и почти тотчас умереть?! Сравни – мои три века и твои 72 часа жизни!
– Триста лет однообразия. Скучища! Ну вот ты и на вершине холма. Не умри от счастья…
Взгляд Недо радостно пробежал до самого горизонта, вобрав в маленькую душу всю красоту Творения. Бабочка забеспокоилась.
– Ты… плачешь? От восторга?
– Да. Да! Да! Я, оказывается, умею плакать!
В следующее мгновение, вспорхнув радугой красок, бабочка села на её кожистый нос и разом выпила черепашьи слёзы.
– Что? Что ты сделала?! Как ты могла?! Мне… плохо. Ничего, ничего не вижу, кроме серого тумана! Ты! Ты украла красоту!
– Ну, я… Твои слёзы восторга, только они, могут продлить ещё на один день мою жизнь. Как всякой бабочке. Можешь ли ты это понять?! Не три, а четыре… Из четырёх возможных! Только твои, а не слёзы крокодила помогают. Те водянистые, притворные, бесполезные. Я летала к Океану, знаю…
И медленно, отягощённая, отползла. Счастье надо было пережить…
…Минули 100 первых лет жизни Недо. Они были прекрасны, эти годы! Каждый из прошедших 36 тысяч дней Океан, едва солнце оказывалось в зените, начинал качать на своей голубой глади эту несуразную панцирную блаженствующую братию. С утра они подпитывались планктоном, затем ныряли на приличную глубину за десертом, медузами. И конечно, самозабвенно отдавались брачным играм. Самцы вожделенно гладили когтисто морды своим возлюбленным, эксклюзивно понравившейся подруге исполняли тягучие гимны. Даже этот шершавый поход самок по песчаному пляжу к местам кладки яиц очень разнообразил их трёхсотлетнюю жизнь.
Однако Недо тяготила память. О другом, земном мире. Как может тяготить одиночку вряд ли понятное окружающим, ненужное им знание? В очередной раз пришло время материнства. После всех тягот пустыни, притоптав песок над последней кладкой будущих детёнышей, она, двинувшись от Океана, оказалась перед этим миром. Ничего не забыто! Через зелёную чащу к знакомой тропе! Вверх к горизонту с его потрясающими тайнами! Однако не одна, а стая бабочек облепили её панцирь. Нет, не тяжело, но зачем?! Ждут её слёз восторга, чтобы… хищно выпить?! Значит, они, потомки той, первой, всё… знают про их сладость?! И ждали целых сто лет?!
– Что медлишь, убогая? Ты, считай, уже на вершине, – ворчали хором пассажирки, нервно скрещивая изящные усики.
Но вдруг… Как всё, чего не ждёшь, происходит вдруг… Над этой компашкой появилась тень Орла:
– Не туда торопишься, черепаха… Не то празднуешь! Твоих черепашат, «наследных принцев», змея дожирает. Если уже не съела. Ползи, убогая… Хотя вряд ли успеешь…
Распластавшись на вершине холма, Недо заплакала. Чудом не ороговевшая нежность к потомству переливалась в горечь отчаяния. А бабочки, прильнув, пили и пили её теперь уже не сладкие, а горькие слёзы. Уж очень хотелось им ещё один, четвёртый день попраздновать на этой изумительной планете. Увы! Слёзы горя и отчаяния дают обратный ход жизни. В Ничто они растворяют солнечные мгновения Бытия.
…И потому, увы, самым прекрасным созданиям земного мира оставалось жить лишь одну минуту и разъединственную секунду…
Википедия: «Некоторые разновидности хищных бабочек пьют слёзы черепах и крокодилов».
Раиса Гайдарова
