КАЗАЧЬЕМУ РОДУ – РЕПРЕССИРОВАННОМУ НАРОДУ
Геннадий Яковлевич Струначёв-Отрок родился 1 мая 1953 года, донской казак. В 1973 году окончил Ростовское-на-Дону мореходное училище МРХ СССР, штурманское отделение, и взял распределение на Камчатку. Работал капитаном на среднем добывающем флоте Камчатрыбколхозобъединения, затем окончил филфак Камчатского государственного педагогического института и работал в редакции газеты «Камчатская правда», пройдя путь от спецкора по рыболовному флоту и водному транспорту до редактора газеты в постперестроечные годы. Атаман Общественной региональной организации «Всекамчатский союз казаков», казачий полковник Союза казаков России, член Союза журналистов СССР, член Союза писателей России. Лауреат государственных премий Камчатского края: им. С. Н. Стебницкого 2017 года – за воспитание подрастающего поколения и 2018 года – за создание высокохудожественных образов произведений в области литературы.
Легенда в камне
1
За Ростовом,
В степи ковыльной,
Без дорог
По эпохе пыльной,
Жар степей
Обращая в ветер,
Из легенды
Летит карета.
Хлопья пены – с удил
Дончаковых.
…В память врезался след
Подковы…
У возницы во взгляде
Вера –
Смело в будущее
Глядит.
И верстается наша
Эра
Лёгкой иноходью
Копыт.
А седок,
Развернувшись к доле
(В лихорадке трясётся,
Что ли?), –
Лоб усеяли
Капли пота –
Бьёт в Историю
Из пулемёта…
…Так и мчатся,
Играя в молчанку.
Вы, конечно, узнали
Тачанку?
А когда-то,
В начале века,
На пороге
Гражданской войны
Заявил
Пулемётный стрекот
О правах
Молодой страны.
2
Пролетает
Шальная тройка
Сквозь казачий
Степной кордон…
Пулемёт
Тараторит бойко –
Крики. Паника. Топот.
Стон.
Прокричал есаул:
– По коням! –
И пустил казаков
В погоню…
Здесь,
В июньском
Небесном мареве,
Жаворонка сменил
Вампир.
И гудит,
Оттенённый заревом,
Вакханальный,
Кровавый пир:
Храп предсмертный
Коня маститого,
Морды вытянутой
Оскал.
Удивленье
В глазах убитого:
«Что же в мире я сём
Искал?»
3
Тройка стала,
Влетевши сходу
По подпруги
В донскую воду.
Вот взвилась пристяжная
Громко
И упала,
Порвав постромки.
Вот возница,
Взмахнув руками,
С плеском в воду упал,
Что камень…
4
Но,
Окружая с трёх сторон,
Редел и таял эскадрон.
Кривились лица
Нервно, зло,
Сверкали шашки
Наголо.
А пулемёт
Строчил в упор,
Пока не кончились
Патроны…
Поникли слёзно
С этих пор
Плакучих ив
Густые кроны.
Товарищ!
Брось свой пулемёт!
Ныряй! Плыви!
Ещё не поздно!..
Казачьей лошади
Намёт
И свист клинка стального
Грозный.
Но он сидел –
Гранита твердь.
Прямой, решительный
И строгий.
…И замерла
В смущенье Смерть:
Тот пулемётчик был
Безногий.
«Видел он и безногих пулемётчиков на тачанках – это были страшные для врага люди, пулемёты их несли смерть и уничтожение. За железную выдержку и меткий глаз стали они гордостью полков».
Н. Островский. Как закалялась сталь
Сохранённая вера
Бухта Трёх Святителей.
Яркий сопок снег.
Сходят три крестителя
На холодный брег.
А вдали, над скалами, –
Мачты корабля.
…Лились зори алые
Русского рубля…
Если Богу – богово,
Значит, дом их тут.
Соорудили логово
И живут.
Праведная месса и –
На кресте Христос.
Это не агрессия:
Батюшка – матрос.
Это православие
Посылает Русь,
А судить о праве я
Не берусь.
Вышли три святителя –
Люди в страхе – прочь,
Двое местных жителей
Отошли обочь.
Им – крести иль не крести –
Отошли и ждут,
Пожилые нехристи
Алеут.
Над челом хоругви, и –
Не убьём!
Протодьякон другове
Одарил рублём.
Так и шли по острову,
Мир сеня перстом,
Обращая отроков
Рублём
И крестом.
И входила с верою
В них Святая Русь.
А судить о мере я
Не берусь.
А потом (из брусьев ли
Корабля)
Шитики построили,
Стали у руля.
Обошли все островы
И Аляску ж так.
Куполами вострыми
Засиял Кадьяк…
И доселе звонами
Озвенён Кадьяк,
Словно молит стонами:
«Русские, кам бяк!»
Церковь лет под сто, небось,
Веру берегла.
Только пала стоимость
Русского рубля.
И теперь за волнами,
Сам не знаю как,
Лишь России звонами
Всё звенит Кадьяк.
А пращуры шли на восток
Облака на закате как космы индейца-апачи,
И перо в голове – на вершине айлэнда Кадьяк.
Мы отсюда бежим в направленье родимой Авачи,
Только ветер в лицо – не даёт разогнаться никак.
Снеги тянутся гор к горизонту, от самой Аляски,
Проплывают на карте посёлки из русских имён.
Дизелёк барахлит – хоть садись на салазки
И с разгона лети в ту лучистую даль из знамён.
Эх, Америка русская! Берег суровый и вьюжный!
И теперь мы без визы сюда – ни ногой.
Я в своей стороне-то казак не довольно
уж нужный,
Ну а здесь вообще не пришей… – совершенный
изгой.
Мы бежим от земли, кою искренне холили
предки,
Уплываем на запад (а пращуры шли на восток),
Оставляя на жизнях своих и в листах путевые
заметки,
Заглянуть попытавшись в заброшенный
первоисток.
Гимн камчатским казакам
Велика наша матерь-Расея!
Атаман! Налегай на весло!
Нас из Дикого поля посевом –
Вольным семенем – ветром несло.
Наши прадеды, жизнью гонимы
На восток
Полем-перекати,
По острогам цингою гноимы,
До Аляски сумели дойти.
Мы ж теперь размышляем по карте:
Путь казачий длиннющ был каков!
Шли где верхом, где батом, где в нарте –
Козыревский, Отлас, Соколов.
Здесь Анциферов в дельте Авачи
От стрелы камчадаловой пал,
Но сквозь годы Перун его скачет,
И в пищали всё тлеет запал.
Одолели немирных коряков,
Задарили строптивых князьков
И Камчатку – от верных казаков –
Подарили царю языков.
Горы рухляди, рыбьего зуба,
До Охотска носила волна
И, как корнем могучего дуба,
Здесь питалась царёва казна.
А потом?
Злые, тёмные силы
Замутили родные места,
И плыла без черкасов Россия,
Всё равно что собор без креста.
Гой, казаче! Болота забутим!
Перескочим и свары в Кремле!
Может, это последняя смута
На святой православной земле?
Я душой прикипел к Камчатке,
Но родился и вырос тут,
Где рядами лесопосадки
Вдоль дорог на ветру цветут.
Где в полях кукуруз початки
Золотятся в густой листве,
Где смородинный воздух сладкий
Кружит мысли в моей голове.
Сталинградская область, матерь!
Ты прости пилигримов своих.
Ты в душе, как вулкана кратер.
Ты в сердцах будешь вечно их!
Я вернусь к тебе, Родина
Жаль, что я не курю –
закурил бы.
Жаль, что водку люблю –
не запил бы.
Взглядом вперился в дверь
транс-вагона.
Зрю, как раненый зверь
из загона.
Поезд мчится на юг…
в степь, за Волгу.
Как я рвался от вьюг –
выл подолгу.
Вот случилось – лечу…
Память гложет.
Снам затеплить свечу
Бог поможет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сколько ж лет я не видел мать?
Брат с отцом – в могиле.
И таксиста я буду гнать
с неуёмной силой.
На Медведицу в мыслях рвусь…
Рельсы – к дому.
На казачью Святую Русь –
к Волге, к Дону.
Что обрящел? Чего искал?
И чего добился?
Горел, тонул, замерзал…
Сколько раз женился.
Дом, семью потерял,
детей утратил
И на этот на весь финал
Сорок пять лет
затратил.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я вернусь к тебе, Родина,
Через мечты,
Одиноким талантом.
У меня есть мать.
У меня есть ты,
И я стану атлантом!
Ты прости меня, мать,
Не журись,
Если в чём обидел.
Только,
Кажется,
За всю
Короткую жизнь
Я тебя
Тысячу лет не видел.
Роковая Русь
Петропавловск – Москва,
шереметьевский борт Ил-62М
Я лечу над тобой, как Мессия,
Окормляя заблудший народ,
Запорошенная Россия
Со снегами по пояс вброд!
Вензеляют по тундрам реки,
По распадкам хребтов – тайга…
Из варяг возвращаюсь в греки,
Перепрыгнув седой Вайгач.
Над следами былых кочевий,
Продираясь через пургу,
Я несу, как крыла Значений,
Уналяску и Карагу.
Упустили твоё величье
Кустари, роковая Русь!
И не рёв – воркованье птичье
Скоро вырвут из наших уст.
Но напрасно надежду холят
Сутенёры от сатаны!
Вознесётся священный молот
Над порогом моей страны!
И тенёта с Царицы Светлой
Опадут, словно тяжкий груз!
И орлицей вспарит из пепла
Над землёю Святая Русь!
Возвращение
Здравствуй, степь моя волгодонская!
Вот уж минуло тридцать лет,
Как ушёл на моря «апонские»,
А потом обошёл весь свет.
Но и там – за чертой горизонта, –
Весь в солёной морской пыли,
Я глядел на валы Гудзоновы –
Зрил… а видел твои ковыли.
Галсы вья по проливу Шелихова,
Как морской – Джека Лондона – волк,
Зрил чубатого Гришку Мелехова
И его повстанческий полк.
И, взращённый землёй казачьей,
Лишь пройдя сквозь девятый вал,
Как бездомный кутёк бродячий,
По тебе я затосковал.
Что ж ты, степ?!
Принимай бродягу!
Возвернулся к тебе капитан,
Не одну прожив передрягу, –
Сам себе в душе атаман.
Величаво-суровая сказка –
Золотая моя Аляска!
Вся залитая светом луны.
Тусклым светом горят валуны.
Ни огня, ни сосны, ни ольхи…
Только тлеют на сопках мхи.
Здесь, где выступы лупит прибой,
Чуть навек не остался с тобой.
Значит, есть! Существует рок!
Коль от смерти меня сберёг!
Значит, я ещё должен жить
И сумбурной России служить.
P. S.
А на Родине сна
Колобродит весна,
Да на вишенный цвет –
Ярко-алый рассвет,
И черёмухи крик,
У сирени – родник,
Кипень яблонь в садах –
Седина на годах.
А на маквы церквей –
Лепестков снеговей,
И в рассветных лучах –
Серебром на крестах.
И тропинка в лесу
Сквозь парную росу.
Табуны на лугах
И туманы в логах.
Гой ты, Белая Русь!
Я ж сказал, что вернусь!
Возвращусь и спасу!
И в века унесу!
Как всегда, молодой,
Но от жизни седой.
Песнь о Восточном ледяном походе
Полному георгиевскому кавалеру
Владимиру Оскаровичу Каппелю
Гой, казаченьки!
Вспомним под шелест рябин
Свой последний, ледовый, поход на Харбин!
Нас Россия гнала за пределы годов,
В ней не стало спасенья от красных жидов.
В жизнь длиною тянулся заснеженный шлях,
Но не бросили мы свой отеческий стяг.
Нам примером служил несгибаемый Каппель.
Он тот шлях устелил градом потовых капель.
Сколько мог он, без ног, на коне…
Не стонал.
Так и умер в седле боевой генерал
И страданья России с собою забрал.
От Читы до Харбина несли на руках
Истлевать на чужбине Владимира прах.
Возле Иверской церкви он был погребён.
На крестах не осталось поры той имён.
И могила героя быльём поросла.
…А Россия спокойно потерю снесла.
В поезде
Вот качусь по земле родной,
И ничто мне душу не радует.
Не сумел обрести покой
Ни в аляскинских водах, ни в Азии.
Я смотрю на дома станиц,
На погосты, людей пародии,
Но не слышу я пенья птиц –
Тех, что пели за здравье родины.
Государство моё взахлёб
Всё трубит о своей демократии.
Только я ведь совсем не жлоб,
Я-то знаю цену той братии!
Позаброшены хутора,
Казаки как народ повымерли.
И, наверно, уже пора
Из могил поднимать правителей.
Пусть научат вперёд глядеть
Наших нынешних мутных личностей:
Не базланить и не галдеть,
А вести свой народ к величию.
Степной мираж
И было виденье Отроку,
штурману дальнего плавания,
после 33-летнего отсутствия
на родине.
От Волги до Дона –
Четверть перегона.
От Дона до Волги –
Километров сто.
Еду я на коне –
Зрю из-под ладони:
Впереди – что волгнет?
И дымится что?
Что за наважденье?
Странное виденье!
Я коня пришпорил,
Я коня погнал…
Подъезжаю ближе.
Что же, братцы, вижу?
Теплоход дымится –
Волго-Дон канал!
Казачки, братушки!
Сдвинем в дружбе кружки!
Я свою стихию
В степи не признал!
Сторона, где свирепствуют пу΄рги,
А рассветы малиново-жарки!
Здесь братушки-казаки – дру΄ги –
Продолжают поход Пояркова!
Встречь солнцу
Как же долог мой был поход:
От Донца – не единый год –
Шёл я предками на Яик,
(А потом к леднику приник).
Первым обнял Урал-гранит
(Он объятья мои хранит),
А потом с Ермаком в Сибирь
Нас провёл башкир-поводырь.
Там издревле построил чум
Зауральский князёк Кучум.
Не нашёл с ним язык никак
Наш донской атаман Ермак:
– Что тут делает этот тип?
Как с востока к Руси прилип?
С ним соседствовать – маета:
Всех стращает из-за хребта.
И тогда Грозный царь Иван
Отрядил донцу караван…
Дальше – сотник, казак Бикет,
Стал в Якутске рубить пикет.
…Так и шли на восток казаки
От одной до другой реки.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Казаки
И поиде Мстислав с Козары
И с Козяг на великого князя Ярослава.
Никаноровская летопись, год 1023
Славный пращур был хазаром –
Вкрайны россичей трепал.
(И не зря Олег с базаров
Мстить им войско собирал.)
А когда пришли татары
Из-за Вологи-реки,
Увели свои отары
Под Руссию степняки.
И с тех пор, куя победы
Для великой для страны,
Били турков, немцев, шведов
Вместе с русскими они.
В большевистское же царство,
Что внесло в страну раскол,
Посадило государство
Всё казачество на кол.
Худо было нашим дедам:
Краснозвёздые совки
Гнали с Дона семьи к бедам –
В спецпосёлок Островки.
А потом хлебнули лиха
Наши славные батьки…
В сорок первом стало тихо
По всему пути реки.
Словно вымерли станицы,
Хутора и хуторки…
Эскадронами к границе
Уходили казаки.
Не добро хранить обиды,
Коли немец у ворот.
Не такие видел виды
Наш отчаянный народ.
Коли руки не ослабли,
Коли дух в груди кипит –
На конях на танки в сабли
С гиком роем полк летит.
…Тяжела была победа.
Русь, как мать, стонала в стон.
Сколько их, кому поведать,
Не пришло домой, на Дон?
Разрослись с годами парки,
Через Дон – полста мостов,
Поменял постройки-арки
На коробки град Ростов.
Наша жизнь подобна Лете,
И с годами казаков
Стали всех писать в билете –
Русаков как русаков.
Только помним мы страницы,
Наших летописей свод.
Восстановим и станицы,
Возродимся как народ!
«Хазары, коих Греки Козарами,
Римляне же Газарами называли,
был народ скифский, языка сла-
вянского, страна же их была близ
Меотического озера»
(Великие Четьи Минеи на день 11 мая)
Русь моя казачья
Обворованная, измятая,
Сионизмом к плетню прижатая,
На кресте Иисуса распятая,
Русь моя, непокорная, свя΄тая!
Где вы, други-товарищи сечевы?
Поугасли, потухли, как свечи, вы!
Так неужто, детишки вы сукины,
Позабыли дедовы науки вы?
Войны ратные – пограничные!
Ну, вставай! Отряхни, станичные,
Как от пепла в степи ковыльного –
Коммунизма идейно-сильного,
От разврата Русь православныя,
Сердце мира! Землицы славныя!
Гой, донцы, кубанцы, яицкие:
Пугачи, Грачи, Конобрицкие!
Если вы не пои΄дете в бой за Христа,
При΄йдут нехристи
стаскивать Русь со креста.
всегда объявлял Святослав.
Даль седая – ковыльные мифы,
В знойном мареве поле Дико.
На кочевья аланов и скифов
Шляха пыль оседает дымком.
С каждым днём всё чернее туманы,
И курганы встают у дорог.
В тех курганах – отцы-атаманы,
Защищавшие русский порог.
Это снова кричат из былого
Голоса сакалибов-славян,
Коих гнали с Медведицы много
В ахтубинский пархатый каган.
Век восьмой. Тридцать семь от начала.
Стон над Волгой и Доном-рекой.
Кони ржали, и бабы кричали,
Девы с воплем брели на убой.
И теперь в этих мутных разводах,
Что размыли истории сплав,
Может, сыщется в наших народах
И поиде на вы Святослав.
Гимн землице Камчатке
I
Камчатский край,
Окрашенный восходом!
В лазури пурпура
Пространственность небес!
Духовный рай
И вечная свобода
Орут здесь в рупор
Фауны чудес!
Да будет славен
наш край богатый
Природой,
недрами
и людьми,
В гранит вкраплёнными
тоской-агатами,
За Русь полёгшими
здесь костьми!
II
Мы помним всё:
Курилы, и Аляску,
И Алеутскую
Свою гряду!
И знаем сё
По старым мудрым «скаскам»:
В века какие,
В каком году!
Да будет славен
наш край суровый!
Непобедимый морской форпост!
Отсюда предки – браты-казаки –
Гвоздили боты
и шли на Ost!
III
Мы помним всё:
Английские эскадры,
Десант японский
И десант Курил!
Века несёт,
Как киноленты кадры.
Мы знаем правду –
Кто б ни говорил!
Да будет славен
наш край Камчатский!
Непобедимый
морской форпост!
Отсюда предки –
матрос и штатский –
Врагу навстречу
шли в полный рост!
Во имя Руси
Народному художнику России
Фёдору Григорьевичу Дьякову,
родовому донскому
казаку на Камчатке,
на 75-летие
Раскулаченные. Расстрельные.
Властью сосланные в холода,
Наши предки
кресты нательные
Не снимали с вый никогда.
И поэтому-то,
наверное,
По прошествии долгих лет
Их страданье и вера верная
Нас спасают от многих бед.
И поэтому-то,
наверное,
Мы в ответе за те дела,
Кои первая власть
«примерная»
Им доделать суть не дала.
Кто виновные? Кто безвинные?
Не дождались, закрыв зраки,
И вернулись в луга овинные
Небом, душами казаки.
Ну а мы –
их сыны-художники –
Помним всё и, сжимая кисть,
Пишем,
верующие безбожники,
По неблагой – благую «жисть».
