Ольга КАРТАШОВА
Перевод с украинского Ирины ПЕНЮКОВОЙ
* * *
Перепуганной пташкой в ночи прокричав,
Я слезою-росой упаду в твою осень,
Ни челом, ни крылом не коснувшись плеча…
«Ты любил ли меня?» – сердце скорбное
спросит.
Словно факел, в груди полыхает печаль,
В серой хляби очей притаилась обида.
Ни весны мне, ни лета нисколько не жаль,
Стала осень милей их цветущего вида.
Истомлюсь, настрадаюсь, увяну в тоске
И, взалкав чистоты больше чёрного хлеба,
Не беспомощной чайкой всплесну на реке,
Обниму белоликой лебёдкою небо!
Чтоб звездой осенять тебя в тёмной ночи
И крылами крестить тебе утром дорогу.
Ты иной красоты на земле не ищи,
Помни: я за тебя предстою перед Богом!
* * *
О душа! Что кричишь ты из бездны
истерзанной птицей?
Ты ль не пела иль ранней росы на заре
не пила?
Поправляйся скорей! Окрылённым ли
в пропасть стремиться?
Ведь была ты счастливой, желанной
когда-то была!
Или осень-вакханка обратно тебя баламутит,
Что в огнистые косы беспечно с улыбкой
вплела
Не прощанья печаль, а любовь – ту,
что сердце окрутит,
Полыхнёт – и оставит лишь два поседевших
крыла.
Так зачем же, душа, в одиночестве дни
коротая,
Ожидаешь ты вновь возвращенья былого
тепла?
Это осень, душа! И она твоих слёз не считает,
Всё, к чему прикоснётся лишь взглядом,
сгорает дотла.
ЗИМА
Полощется пламя во чреве печурки
прохладной
Запахнут дрова, застрекочут
на сильный мороз.
Разнеженной, сонной я встану из тёплой
кроватки
И в зеркальце гляну: «Ой, нет! Что за пакля
волос!»
Пройдусь гребешком по бедовой головке
белесой.
Глазёнки протру. Мне ещё бы немного
поспать!
А папа внесёт со двора дух морозного леса
И дверью, обшитою войлоком, скрипнет
опять.
– Папулечка, милый, смотри,
как от холода зябко!
Не надо мне это!
– Ай, добрый мороз! Двадцать пять!
Поспи-ка, родная! Ступай поскорее
в кроватку!
Учёбы не будет.
Ты можешь подольше поспать!
Растаявший иней слезой покидает ресницы,
На шапке-ушанке снежку серебрится кайма,
А в печке аж воет – то вьюга бездомная
злится!
Водица дымится в ведре у порога – зима!
Под песню печи вновь зевну безмятежно
и сладко.
Ох, горюшко-горе! А снег всё сильнее валит!
Клубочком свернувшись, уютно устроюсь
в кроватке…
Когда это было? И что же так сердце болит?!
* * *
Всё б дивиться в глаза долгожданные,
Всё б касаться висков поседевших,
Ты, наверно, не скажешь, желанный мой,
Сокровенных слов, наболевших?
И они улетят в никуда,
Чтоб уже никогда не вернуться.
Лишь сухие от ветра уста
Властно тёплой ладони коснутся…
* * *
В непостижимо-сумрачных мирах
Моя любовь растерянно бродила.
Пока сентябрь, как огнекрылый птах,
В больное сердце жар не уронил.
И вот уже, взволнованно-тиха,
Моя душа, полна огнём нетленным,
Рассыпалась в испуганных стихах
Жемчужно-белым бисером бесценным!
По тропам тайным, отстраняя страх
И злую боль всего лишь силой слова,
Моя весна на ста семи ветрах
Следы зимы затаптывает снова.
ВЕЧЕР
Всё воет и воет на улице зимняя стужа.
А дома уютно – здесь мама плачинды печёт.
Уж день соловеет. Пурга заметает снаружи.
Наш папа на шахте. Лишь ветер в окошко
сечёт.
Грустим в ожидании. Вдруг чудится:
стукнуло что-то…
Заснеженный папа калиткой скрипит за собой.
Пришёл, слава Богу! Пурга обрывает ворота.
А матушка с нежностью сыплет нам в миски…
любовь.
Ну вот мы и вместе! Втроём вкусноту уплетаем.
А матушка щепочки сверху на печку кладёт.
И кажется, солнышко прямо в печи обитает!
От папиной шапки вверх пар серебристый
идёт.
* * *
Иду тихонько степью наугад
Прочь от села, проснувшись спозаранку.
Стерня росиста. Голени горят –
Жнивьё на коже оставляет ранки.
Мир предо мной во всей красе лежит
И в наготе смиренного терпенья.
В белёсом небе жалобно дрожит,
Вдруг пропадая, жаворонка пенье.
Купаясь в пыльной лета теплоте,
Летят по ветру веточки полыни.
Неторопливо в жаркой полноте
Всплывает солнце средь прозрачной сини.
* * *
В пыли купаясь, звонко воробьи
Чирикают о счастье, полном света.
И сыплет солнце лучики свои
На воробьёв в святой купели этой.
Какое чудо – с миром быть на «ты»,
Когда душа так страстно славит Бога!
Сухой лесок, забытые кресты,
Разбитая колёсами дорога…
