ПАСХАЛЬНАЯ
РУССКАЯ ПОЭЗИЯ
1
Колокола будут гудеть…
Гуд тяжёл.
Мистический праздник, самый непостижимый сердцем, именуемый Праздником Праздников, – Пасха – отражается в зеркалах русской поэзии различно:
Повсюду благовест гудит,
Из всех церквей народ валит.
Заря глядит уже с небес…
Христос Воскрес! Христос Воскрес!
С полей уж снят покров снегов,
И реки рвутся из оков,
И зеленее ближний лес…
Христос Воскрес! Христос Воскрес!
Так пел Аполлон Майков, и тут скорее о пробуждающейся жизни: о том, как славит природа, неизъяснимая во многих тайнах своих, невиданное событие, согревающее сердца, остающееся тайной…
Песенная нежность, отчасти печальная мелодичность Константина Фофанова изливается нежностью природы, вновь устанавливающей весенние законы, ибо:
Сосны в бархате зелёном,
И душистая смола
По чешуйчатым колоннам
Янтарями потекла.
И в саду у нас сегодня
Я заметил, как тайком
Похристосовался ландыш
С белокрылым мотыльком!
Красота праздника – красота природных персонажей, и человек-певец, подмечающий мельчайшие тайны, не может остаться равнодушным к ним.
Строй поэзии К. Р. (великий князь Константин Романов) исполнен торжественности: здесь будто бы классицизм соединяется с тонкими ритмами Серебряного (ещё не наступившего, если иметь в виду период жизни князя) века:
Тебе, Воскресшему, благодаренье!
Минула ночь, и новая заря
Да знаменует миру обновленье,
В сердцах людей любовию горя.
Хвалите Господа с Небес
И пойте непрестанно:
Исполнен мир Его чудес
И славы несказанной.
Оркестровая высота звука поднимается выше и выше, и если благовест колышет воздух, поэтический космос должен колыхать человеческие сердца.
Мощью меди, царской речью высот звучит четверостишие Николая Гнедича, точно охватывающее всё пространство людское океаном любви:
Сменяйтесь времена, катитесь в вечность годы,
Но некогда весна бессменная придёт.
Жив Бог! Жива душа! И царь земной природы,
Воскреснет человек: у Бога мёртвых нет!
Пронизанные верой строки таковы, что хочется и самому приобщиться к космосу, в котором пребывал классик…
Простота плещеевских строк, кажется, вспенивается светлой волной, плеская в самые высоты: и сердца, ежели духовно живо, и пространства, мнящегося бесконечным:
Как солнце блещет ярко,
Как неба глубь светла,
Как весело и громко
Гудят колокола.
Немолчно в Божьих храмах
Поют «Христос Воскресе!»
И звуки дивной песни
Доходят до небес.
Остро гранил Иван Бунин самоцветы слов и строк, точно и объёмно вписывал их в реальность:
Христос воскрес! Опять с зарёю
Редеет долгой ночи тень,
Опять зажёгся над землёю
Для новой жизни новый день.
Ещё чернеют чащи бора;
Ещё в тени его сырой,
Как зеркала, стоят озёра
И дышат свежестью ночной…
И будто бы природа вспыхивала иначе, возникая чудесно в драгоценных стихах поэта.
Иной – словно противоположный звук – щедро предлагала Цветаева:
Звон колокольный и яйца на блюде
Радостью душу согрели.
Что лучезарней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
И лучезарность сообщалась каждой строке, льющейся в бездны душ…
Крепко пропитанное историей стихотворение Сергея Городецкого запускало волны звучаний с силою убеждённости мастера в говоримом, и правда стиха казалась тяжёлой, хотя и световой:
Солнце плыло из-за утренней зари,
Мироносицы ко Гробу тихо шли.
Скорбь овеяла их облаком седым:
Кто у входа камень тяжкий сдвинет им?
Прозрачный кларизм Михаила Кузмина напитан глубоким раствором православной подлинности, световой, несколько скорбной, разной:
У Спаса у Евфимия
Звонят в колокола.
Причастен светлой схиме я,
Когда весна пришла.
Сквозь зелени весёлые
Луга видны давно,
Смотрю на лес и сёла я
Чрез узкое окно.
Пасха останется тайной тайн: будучи светлым, после долгого поста сытным и сладким праздником, она прочно связана с лучевой надеждой и формулой конкретики: воскрешением природы; и она ярко отразилась в космических зеркалах поэзии русской, подаренных земле.
2
Тяжёлое, противоречащее расцвету стихотворение Мережковского:
Христос воскрес! Поют во храме…
– словно дающее зеркальное отражение всего, от чего такая тяжесть, и что не меняется, никак не меняется с веками. Что уж про года… Пасхальная поэзия должна быть светлой: возможно, свет стихотворения Мережковского – в осознании недолжного.
…Есть ли кощунственная интонация в словесной игре Пушкина?
Христос воскрес, моя Реввека!
Сегодня следуя душой
Закону бога-человека,
С тобой целуюсь, ангел мой.
Скорее, та шаловливость, которую никак не отнести к тяжёлым цепям кощунства. Скорее так.
А вот восприятие Майкова: прозрачно-акварельное, и весна, нарисованная им… скорее жизненна, чем живописна:
Повсюду благовест гудит,
Из всех церквей народ валит.
Заря глядит уже с небес…
Христос Воскрес! Христос Воскрес!
Пасха останется тайной тайн, примером слепой веры – и веры рассуждающей: возможно ли такое? И всегда будет отзываться в мере поэтической правды поэзии, созданной на эту тему.
Вообще русская пасхальная поэзия больше связана с природою, с пробуждением весны… С ощущениями, которые дают природные феномены, ибо заключены они, если внимательно рассмотреть, в каждом дне.
Вот Фофанов, приветствующий весну вместе с колоколами:
Под напев молитв пасхальных
И под звон колоколов
К нам летит весна из дальних,
Из полуденных краёв.
Вот нежно-народный Есенин, чьи созвучья будили столько отзвуков в русских душах:
Колокол дремавший
Разбудил поля,
Улыбнулась солнцу
Сонная земля.
Понеслись удары
К синим небесам,
Звонко раздаётся
Голос по лесам.
Отдельный пласт пасхальной поэзии сильно вложен в почву поэзии русской: весна придёт! Всё оживёт…
И… надо верить воскресшему Богу…
Александр БАЛТИН
